Злюка и Андис присели на камень чуть в стороне от гоблинского скопища и стали ждать.

На нейтральную полосу опустилась ночь. Издали докатился протяжный, полный голодной тоски, вой какого-то здешнего монстра. Ему вторил другой такой же звук. Обитатели нейтральной полосы затеяли перекличку.

Гоблины жарили на огне мясо и какие-то корнеплоды. Злюка, которую никто не соизволил покормить с самого момента прибытия, глотала голодную слюну и с завистью косилась на зеленокожую братию. Она уже хотела подойти и потребовать свою долю, когда в дверях вновь возникло какое-то движение.

Во двор шагнул огненный демон. За ним вышло некое странное существо, с ног до головы закутанное в белый саван, чье лицо скрывала белая маска. Гоблины прекратили свои забавы и громко загалдели. Грысак спрыгнул с камня, растолкал своих телохранителей и подался ближе.

Затем во двор вышел седовласый старик с густой бородой. Это был Гамал — гоблины хорошо знали его. Старик вскинул руки, призывая к тишине. Все рты захлопнулись. Над развалинами повисла тишина.

— Узрите же Свиностаса Ужасающего, владыку тьмы и ужаса! — торжественным голосом прокричал Гамал.

Он шагнул в сторону. В дверях вновь возникло движение. Гоблины подались вперед, жадно, во все глаза, вглядываясь в темноту. Там, в коридоре, происходила какая-то суетливая возня. Затем оттуда долетел тихий трусливый писк:

— Да я не смогу!

И другой, женский голос:

— Иди вперед! Не заставляй тащить тебя силой.

— Но….

— Смелее, Стасик, — сказал другой женский голос. — Ты справишься.

А затем во двор шагнула облаченная в черную ткань фигура. Лицо существа скрывалось под маской, отливающей вороненой сталью. Маска изображала свирепую личину с оскаленной клыкастой пастью и дико выпученными глазами. По верху маски шли острые, торчащие вверх, рога.

Существо вышло и застыло. А затем медленно попятилось обратно в здание. Но уйти ему не дали. Сзади возникли две девушки, Лаура и Риана. Они схватили Свиностаса под руки и, легко преодолев слабое сопротивление властелина, вывели вперед.

Гоблины жадно разглядывали предполагаемого Гоб-гулыба. Злюка тоже взирала на него во все глаза. Ее немного разочаровал внешний вид Свиностаса. Она ожидала увидеть огромного исполина в вороненой броне, а темный властелин оказался довольно щуплым и мелким на вид. Но это, разумеется, ничего не значило. Темный властелин мог нарочно принять облик тщедушного заморыша, и тем самым вводить в заблуждение своих врагов. Это было очень коварно с его стороны.

— Молви, Свиностас, — сказал Гамал, обращаясь к темному властелину.

Тот стоял столбом, таращась на огромную толпу гоблинов. Те застыли, глядя на него. Все ждали, что же скажет Гоб-гулыб. Но тот продолжал безмолвствовать.

Лаура наклонилась к нему и прошептала:

— Стасик, не молчи.

Из-под вороненой маски донеслось какое-то сдавленное бульканье.

— Стасик, мы же все отрепетировали, — напомнила Лаура. — Давай, говори. Не стесняйся.

Но Стасик молчал. Его сковал ужас. Несчастному школьнику почудилось, что он вновь стоит на сцене посреди Форинга со свинским носом в руках, а сотни глаз жадно следят за каждым его словом и жестом. Тот эпизод с позорным награждением оставил в его душе на затянувшуюся до сих пор рану. Стасик терпеть не мог оказываться в центре всеобщего внимания. Всякий раз в подобной ситуации он впадал в ступор и не мог вымолвить ни слова.

Вскоре его молчание затянулось настолько, что гоблины начали перешептываться. Затем голос подал Грысак.

— Если ты воистину Гоб-гулыб, то молви, — предложил он. — Мы все явились, как ты просил. Скажи нам, когда ты поведешь наш народ в славные земли?

И вновь Стасик не смог выдавить из себя ни слова.

Чем дальше, тем больше гоблины теряли терпение. Они не привыкли к подобному поведению представителя верховной власти. В их традициях властелин должен был орать страшным голосом и бить по головам несогласных. Если же правитель вел себя иначе, то у гоблинов возникали сомнения в его легитимности.

Вдруг из толпы раздался голос какого-то провокатора:

— Да никакой это не Гоб-гулыб. Нас обманули!

В толпе тотчас же поднялся страшный шум. Многие предлагали горлопану заткнуться, но нашлись и те, кто поддержал его точку зрения. Тотчас же разгорелась бурная дискуссия. Блеснули обнаженные клинки.

Лаура наклонилась к Стасику и произнесла:

— Если продолжишь молчать, то все пропало. И когда я говорю все, я в первую очередь имею в виду тебя.

И тут Стасика прорвало. Он попытался честно вытолкнуть из себя заученную речь. Хорошую речь, сочиненную для него Лаурой. Но уста подвели его, и вместо складных и осмысленных слов из-под маски вдруг хлынул поток диких бессвязных звуков.

Эта громкая и страшная мешанина гласных и согласных повергла гоблинов в ужас. Те шарахнулись, давя друг друга. Некоторые падали ниц и просили прощения. Грысак схватил мешок с золотом и на коленях пополз к Стасику, держа подношение перед собой.

— Прими! — рыдал он. — Прими, Гоб-гулыб. Признаю и склоняюсь. Только не губи.

Стасик вновь попытался что-то сказать. И вновь из его уст посыпался какой-то звуковой винегрет. Грысак уронил мешок и распростерся на земле. Гоблины бились в истерике и рвали на себе одежды. Они все поняли — Гоб-гулыб ими недоволен. Да и было бы странно, окажись иначе. Сколько священных заветов было нарушено! Тем более что гоблины уже и сами не помнили этих заветов, а свитки с их описанием постоянно сгорали в ходе междоусобных конфликтов. Их восстанавливали по памяти, а память у гоблинов дырявая, и хорошо сохраняет лишь ту информацию, которая касается одолженных другому денег или припрятанного добра. Что же до священных заветов, то приходилось импровизировать. Больше сочиняли, чем вспоминали, и в итоге исказили все, что могли. Разумеется, что Гоб-гулыб не был этому рад. Гоблины поняли — сейчас мессия начнет карать отступников, то есть всех поголовно. А кара тут возможна одна. Прощения же от Гоб-гулыба ждать не стоит, ибо сказано в пророчестве, что явится он в гневе великом и обречет отступников на смерть и боль.

Злюка тоже оценила выступление Свиностаса и нашла его потрясающим. Она сравнила его с речами ее отца, императора Дакроса. Тот говорил долго и нудно, талдычил часа по полтора-два. Обожал собирать дворян и выступать перед ними, расписывая грядущие времена всемирного торжества зла. И все эти речи нагоняли исключительно тоску. Это был просто треп. За ним не стояло ничего. Эти же сказки о скором мировом господстве рассказывали и бывшие правители империи. А мировым господством все не пахло.

Свиностас же иное дело. Этот темный властелин явно предпочитал действия словам. Он более чем ясно дал это понять, вообще не произнеся ни одного внятного слова. Но зато сколько силы и мощи было в его выступлении! Гоблинов проняло до судорог. Даже Злюка ощутила моральный подъем и готовность немедленно убивать и жечь, рушить и топить в крови. Вот он, истинный вождь! Темный властелин не по званию, но по сути.

— Гоб-гулыб, я каюсь! — кричал Грысак, распластавшись в пыли у ног Стасика. — Я вор! Я крал из казны! И как же мне стыдно!

Другие гоблины последовали примеру Грысака и приняли хором признаваться в совершенных преступлениях. Но поскольку говорили все и разом, подняли страшный шум, в котором невозможно было разобрать ни единого слова. Это продолжалось до тех пор, пока Света не вспылила. Вокруг ее тела вспыхнул огонь и гудящим вихрем взметнулся к ночному небу. Гоблины тотчас же замолчали и сжались от ужаса. Они поняли — пробил час страшного суда.

— Властелин Свиностас выслушал вас, — с улыбкой произнесла Лаура. — Будучи милосердным правителем, он прощает вам ваши грехи.

Послышались вздохи облегчения. Гоблины робко улыбались, не веря, что так легко отделались.

— Однако, — продолжила Лаура, — властелин не потерпит, чтобы вы и впредь вели прежнюю жизнь. Отныне вы служите ему. Тех же, кто не захочет присягнуть новому повелителю, он заранее приговаривает к мучительной смерти. Ну, что скажете? Властелин никого не неволит. Решайте сами.