Задав работникам вечернюю трепку, Грыжа оставила их наводить на кухне порядок и домывать грязную посуду, а сама, взяв кастрюлю с угощением, направилась в свои покои. На входе провозилась долго — дверь в свою обитель Грыжа с недавних пор запирала на восемь огромных замков. Отперев их все, Грыжа распахнула дверь и вошла внутрь. И тут же выяснила, что любимый муж опять вел себя плохо.

Муж Грыжи, он же бывший паладин Андис, сидел на полу, в чем мать родила, грязный, заросший и заплаканный. К его ноге была прикована толстая цепь, другой конец которой крепился к железному кольцу, торчащему из стены. На одном из звеньев цепи Грыжа без труда заметила свежие царапины. Муж, в который раз, пытался освободиться. Хотя знал, что эта цепь, нежно прозванная Грыжей семейными узами, была изготовлена из того же сплава, из которого ковались мечи черных рыцарей. Ее невозможно было перепилить или сломать обычным инструментом, разве что перебить каким-то мощным заклинанием. И все же вольнолюбивый муж не оставлял своих бесплодных попыток. Он с каким-то маниакальным упорством рвался сбежать от свалившегося на его голову счастья.

Грыжу буквально возмутило то вопиющее неуважение, которое ее супруг проявлял к их домашнему очагу. Она поставила дымящуюся кастрюлю на стол и медленно сняла с гвоздя толстый кожаный ремень. Видя это, Андис завизжал и напустил под себя лужу.

Грыжа избегала бить мужа фартуком — все-таки он был ей не чужим человеком. Для воспитательных процедур она пользовалась отличным кожаным ремнем. Ремень в ее руках тоже был сокрушительным оружием. Грыжа могла перебить им кость или раздробить череп. Но любимого мужа она стегала нежно, стремясь не причинить вред, но привить ему необходимые для счастливой семейной жизни качества.

— Кто себя плохо вел? — ласково спросила Грыжа, надвигаясь на Андиса с ремнем в руке.

Бывший паладин закричал и вжался спиной в стену.

— А ну подставляй-ка попу! — потребовала верховная кухарка.

Андис судорожно затряс головой.

— Не заставляй меня наказывать тебя по-настоящему, — строго сказала Грыжа Антрекотовна.

После этих слов Андис покорно принял воспитательную позу, поворотившись многострадальным задом к кошмарной жене, а заплаканным лицом к стенке.

Первый же любящий удар ремня по ягодицам заставил паладина забиться в агонии и зайтись криком. По ощущениям было похоже на то, что на его тыл обрушился удар пудового молота в руках великана. Ягодицы воспылали огнем, вибрация ударной волны прошла от копчика до макушки. Андис кричал и плакал, елозя в луже испражнений. Будь он в своем уме, давно бы уже покончил с собой. Но совместная жизнь с Грыжей Антрекотовной давно и успешно лишила его рассудка. Разум его погрузился во тьму безумия и ужаса. Он еще предпринимал жалкие попытки побега, но все они были заведомо обречены на провал. Андис не мог ни продумать план, ни осуществить его. Его контуженный семейным кошмаром ум отказал ему.

За первым ударом последовали еще четыре. Под конец экзекуции Андис был одной ногой в могиле. Он чувствовал себя так, будто сел задом прямо в расплавленный металл.

— Ну, вот, так-то лучше, — добродушно заметила Грыжа. — Больше не будешь огорчать любимую жену? Не будешь же, да?

Андис, давясь слезами, быстро закивал головой. Он готов был сделать что угодно, лишь бы больше не гневить это кошмарное существо.

— Вот и хорошо, — одобрительно произнесла Грыжа. — А теперь давай покушаем.

Глаза паладина расширились от ужаса. Так уж вышло, что он отлично знал, чем кормит его инфернальная жена. Его тюремщица потчевала своего сожителя исключительно блюдами из человечины.

Поначалу от этих кушаний его тотчас же рвало, но Грыжа сумела преодолеть его рефлексы. Как сумела? Так же, как и все остальное — долгими планомерными избиениями. Теперь Андис глотал все, что помещала ему в рот жуткая истязательница. Но это стоило ему неимоверных страданий.

Грыжа присела рядом с ним на пол и сняла с принесенной кастрюли крышку. Сквозь клубы пара Андис разглядел присыпанные луком кусочки темно-красного мяса, и догадался, что это чья-то печень. Он уже знал, какова она на вкус. Грыжа частенько угощала его этим блюдом.

— Ну-ка открой ротик, — предложила верховная кухарка, нанизав на огромную двузубую вилку большой кусок печенки и поднося его к лицу Андиса. — Ну-ка за любимую жену.

Паладин стиснул зубы, не желая вкушать человечину, но это его не спасло. Грыжа поняла, что муж не хочет быть хорошим мальчиком по-хорошему. Тогда она схватила его за бедро и сжала пальцы. От боли Андис невольно завопил, распахнув рот на всю доступную природой ширину. Грыжа тут же сунула туда кусок печени. А когда муж попытался выплюнуть угощение, пригрозила, что выколет ему глаз вилкой, если неблагодарный сожитель не оценит ее кулинарных стараний.

Сквозь рвотные спазмы Андис кое-как прожевал и проглотил печенку. На кошмарном лице Грыжи Антрекотовны расцвела довольная улыбка.

— Вот и умница, — сказала она, гладя рыдающего мужа по голове своей огромной мозолистой ладонью. — Сейчас покушаешь, и пойдем в кроватку.

Стоило вспомнить кровать, как Андис вновь завопил и затрясся от страха. Даже насильственное кормление человечиной было ерундой в сравнении с необходимостью исполнения супружеского долга. Именно в процессе принудительного соития с Грыжей он и лишился рассудка. Но даже будучи безумным, он впадал в неконтролируемую истерику, едва речь заходила о постели.

— Ну-ка еще кусочек, — сказала Грыжа, нанизав на вилку следующий шмат печенки.

Но донести его до супружеского рта она не успела, поскольку снаружи, со двора, донесся громкий и торжественный звук сигнального горна.

— Это еще что такое? — удивилась Грыжа.

Ее недоумение было объяснимым. На дворе поздний вечер, пора укладываться спать, а горнист на стене вдруг устроил концерт. Наверняка у него была на это веская причина.

— Схожу-ка я, посмотрю, — сообщила Грыжа, и пододвинула кастрюлю к Андису. — А ты чтобы к моему возвращению все съел. Не съешь — возьмусь за ремень.

С этими словами Грыжа покинула свои покои, не забыв тщательно запереть все восемь замков.

Андис протянул трясущуюся руку к кастрюле, выудил оттуда кусок печенки и стал поглощать его, давясь обильными слезами. Ему было противно и тошно, но страх перед любящей женой перекрывал все. Он знал, что должен опустошить кастрюлю прежде, чем Грыжа вернется, иначе она накажет его еще раз. А если и не накажет, то подвергнет сексуальному насилию.

Андис обхватил руками голову и разрыдался. Он заживо угодил в настоящий ад, и даже безумие нисколько не облегчало его ужасающих страданий.

Лорд Мортус въехал в ворота своего замка не с ожидаемым чувством радости, а томимый тревогой. Долгожданное возвращение домой омрачалось предвкушением грядущих неприятностей. Пусть и удалось ему вырваться из плена добряков, пусть удалось благополучно пересечь нейтральную полосу, но впереди поджидало самое трудное испытание — каким-то чудом оправдаться перед самим императором.

Мортус заранее знал, что сделать это будет непросто. Ибо Дакрос Безжалостный недаром носил свое красноречивое прозвище. Император всегда отличался подозрительностью, мстительностью и склонностью к скоропалительным зверствам. А теперь же, когда сорвался его долго и кропотливо вынашиваемый и подготовляемый план по широкомасштабному наступлению на Ангдэзию, он наверняка пребывал в состоянии перманентной ярости. И страстно жаждал отыскать того счастливчика, на ком мог бы сорвать все свое зло. Того, кого можно было бы назначить виновным за случившуюся неудачу, и наказать самым бесчеловечным и показательным образом.

Мортус нутром чуял, что он первый кандидат на эту незавидную роль.

Его внезапное появление перед воротами черного замка стало полной неожиданностью для его обитателей. Стражники на стенах, заметив двух подъезжающих к твердыне всадников, привычно приготовились послать бродяг куда подальше, а если те не внемлют, дополнить посыл метко пущенной стрелой. Но когда в свете горящих у ворот факелов они узнали своего господина, то едва не повыпрыгивали из штанов. Тут же над замком раскатился пронзительный звук горна, возвещающего о долгожданном возвращении повелителя. Тяжелые ворота, заскрипев, распахнулись, и Мортус вместе с Трокусом въехали во двор.