— Стоять! А тут кто останется?

Слегка смущенные донцы, ещё беспокойно оглядываясь, ослабили поводья.

— Вот балбесы, — ворчал Кайда, перекладывая перначи из кучи в подставляемые мужицкие руки. — А если враг с другой стороны подойдёт — врасплох возьмёт же…

В красках поведал Валуй, как отыскали они внизу, у реки, уведенных парней и девку. С парней кожу живьём сдирали, пытаясь в свою веру переманить. Один Богу душу отдал, а второй живуч оказался. Сын того самого кубанца. А девку… А девку уже мёртвой нашли… измывались, пока не померла.

И снова скрипели атаманы зубами, и белели косточки кулаков. Как же ненавистны им вороги, что их родичей в полон забирают, а потом хуже, чем со скотом…

— В общем, раскидаем их по сотням, нехай с нами воюют, вояки добрые, — закончил Валуй рассказ, чувствуя, что немного даже упарился.

В завершение поведал о встрече на обратном пути с татарами, которые, похоже, поджидали другие рода, чтобы совместно потом на Азов идти. Заинтересовавшиеся атаманы долго расспрашивали Валуя, где стояли да сколько их. Выдержав расспросы, только тогда обсказал он о последнем сражении лучших воинов и немного колдунов — характерников, отвлекавших татар от прохода основного войска, тяжело груженного хабаром.

Неделю назад

Отъехали совсем недалеко, а впереди, в темнеющем мареве, колышущемся над знойной землёй, появились уходящие в небо слабо различимые дымки. Пока не хоронились, ехали спокойно. Широкий дубовый лесок вынырнул из-за высокого взгорья уже саженей через пятьсот. Толстоствольные деревья растекались между холмами, оставляя голыми их вершины. Сбавив шаг, поехали сторожко, прислушиваясь к звукам и тишине. Перед подъемом, среди деревьев, Власий, молодой характерник с выпуклой бочкообразной грудью и суровым вглядом придержал лошадь, ожидая, пока вокруг соберутся все донцы.

— Попробуем подойти поближе. — Его голос на первых словах намного охрип. — И от солнца. С этого бугра нас дозоры уже увидят, поэтому двинем по-над ним. Вскоре он кончится, там открытая низинка потянется. — Он прокашлялся и снова вернул твердость в голос: — Мы с Друнькой здесь проходили. Не было никого. Если они тут сторожей так и не поставили, значит, и в этот раз проберемся без сполоха. Перед станом подъем пойдёт. Как выскочим наверх, солнце останется за спиной. Там уж надо рвать галопом, пока татары не очухались, через лесок. Лес этот дубовый, чистый, ни одного сухостоя или валежника мы не видели. Наверное, татары пожгли все. Правда, кое-чего другого наоставляли. — Он поморщился, вспоминая. — Ну, для лошадей то не беда.

— Видать, давно стоят, — сделал вывод Пахом.

— Точно, потому и расслабились. Дозоры больше в кости играют, чем по сторонам секут. С этого края мы как раз на их часовых и выскочим. Рубим их, а дальше уже как получится.

— Всем всё понятно? — Степанков обвёл товарищей внимательным взглядом.

— Ясно, как же… — Борзята ответил за всех.

Космята кинул на плечи размашистый крест:

— Тогда с Богом! Двинулись.

Казаки тоже перекрестились. Потянули повода, одновременно трогаясь с места. В этот момент никто не подумал о путях отхода. Какой может быть отход, когда живым из сечи и не думаешь выйти. Это уж если шибко повезёт и заступники казачьи все силы приложат, чтобы своих крестников из добровольной мясорубки вызволить. Но перед боем о том лучше не думать. А готовиться голову сложить честно и с пользой для общего дела. А вот когда казак готов к смертушке, тогда, бывает, и подключаются помощники небесные. И никак не раньше.

Последние сажени казаки, погруженные в себя, двигались неспешно. Почти все нашёптывали нужные для вхождения в Раж молитвы. Никита Кайда тихонько напевал старую казачью песню, таким образом тоже переходя в требуемое состояние. Чуть громче подхватил известные слова Михась Колочко. За ним запел Матвей Чубатый. А следующие слова повторяли уже все характерники, в полголоса, а кто и вовсе под нос бубнил. Но песня катилась, почти неслышная, чаще угадываемая. И распрямили казаки спины, и сжались пальцы на рукоятях сабель, и лёгкий румянец подкрасил бледные щёки.

Кони, словно догадываясь о гибельном задании своих хозяев, шагали спокойно, откликаясь не то что на движение руки с поводом, но и на мысль человека. Такое у животных случается в минуты опасности и напряжения. Как вот ныне, перед смертельным боем. Подминая высокую траву, срывая на ходу высокие метелки лугового разнотравья, размашисто кивали мордами. И вздрагивали кожей, отгоняя назойливых паутов. Перед последним взгорком атаман обернулся к Власию. Тот, почувствовав взгляд, поднял глаза, и кивок ответил на молчаливый вопрос.

Космята, не останавливаясь, вытянул саблю, другая рука поправила петлю кистеня на запястье, и уже не оборачиваясь, словно ощущая кожей спаренные движения товарищей, он сжал бока кобылы ногами. Казаки выхватывали сабли, в руках появлялись ножи, выставлялись пики. Матвей Чубатый, Никита Кайда, Пахом Лешик и Михась Колочко взяли в руки по две сабли, и загудели клинки, разрезая упругий воздух. Оборучники разминали плечи и кисти. Гришка Лапотный и Пашка Литвин, невзрачный казак, с усами, лежащими на груди, вооружились метательными ножами, запихнув за пояс запасные. Борзята решил начать личную войну с бросков коротких копий — дротиков, ещё загодя приготовив сразу четыре. Ухватив в каждую руку по одному, он ещё раз позамахивался, словно на тренировке, имитируя бросок. Затем, сжав в одной руке все четыре дротика, другой передвинул поближе к животу саблю, чтобы было удобнее выхватить, когда наступит её черед. Власий Тимошин сдавил в одной руке рукоять сабли, словно собираясь расколоть её, как орех, другая ухватила огромный нож, с пятивершковым[8]лезвием. Махнул им — в воздухе тонко свистнуло. Савва Баталов пригожий, благообразный, и не скажешь, что воин первостатейный, приготовил лук. Дернул, проверяя, тетиву. Поерзав плечами, убедился, что колчан удобно пристроился за левым плечом. Сражение решили провести без огнестрельного оружия, чтобы враги с дальнего края стана как можно дольше оставались в неведении, что же происходит на его другом конце. Так рассчитывали успеть положить побольше бусурман.

Лошадь Космяты выскочила на пышную луговину, залитую густыми солнечными лучами. Власий, ускорив коня, догнал атамана, лишь немного завернул вправо. Он один знал, где находится татарский пост. Теперь весь отряд, выстроившись в малую лаву, мчался галопом. Лес стремительно приближался. Вот и первые дубы мелькнули по сторонам. Лошади легко находили дорогу между деревьями. И верно, без валежника лесок. А то, что пахнет нехорошо, — дело десятое. Уже различались группки врагов, рассевшиеся кружками вокруг костров. Так же лавой вывались на луг. Метёлки спелой травы хлестнули по сапогам, лошади чуть замедлились.

Неожиданно саженях в двадцати из травы выглянуло озабоченное лицо татарина. Узрев наваливающихся казаков, он скривил губы, собираясь что-то закричать, но в следующий момент стрела, выбив верхние зубы, глубоко погрузилась в распахнутый рот. Второго дозорного только поднимающегося на коленях, чтобы посмотреть, что же встревожило его напарника, зарубил Власий.

На опушке оглянулись несколько врагов. Остановившись в нерешительности, они прикрывали слепящиеся глаза ладошками, пытаясь разглядеть, кто же там приближается. Казаки нарочно почти ложились на гривы, чтобы дольше оставаться неузнанными. Такая тактика принесла первый успех: татары начали проявлять лёгкие признаки беспокойства, когда до крайних из них оставалось не более десятка саженей. Неуставшие лошади проскочили их за пару ударов человеческого сердца.

И началось.

Татары только ещё поднимали руки и поворачивали головы, чтобы закричать и поднять тревогу, а казаки гибельным смерчем уже вламывались в лагерь, круша всех на пути. В первые же мгновения боя дротики и ножи разлетелись смертельным веером по округе и ни один из них не миновал намеченной цели. Следом замелькали сабли. Татары просто не успевали организовать хоть какую-то оборону. Казачья лава двигались десятисаженной полосой и, словно корова языком, уничтожала всякое движение. За ними оставались потоки крови, неподвижные тела, рассеченные, безголовые и мертвая, никем не нарушаемая тишина. На первую сотню сажень углубились в татарский стан, почти не встретив ожидаемого противодействия. Враги, обезумев от ужаса, при одном виде казаков бросали оружие и бежали, ломая ноги и сминая товарищей, ещё не сообразивших, что творится. Некоторые падали на колени, поднимая руки. Казаки не давали им пощады. Несколько стрел полетели в сторону нападающих, но характерники, вошедшие в Раж, легко отмахнулись от них саблями.