— Раздевай их и обратно на речку. Нехай отмываются.
Красава отошла от растерянности. Надавав обоим подзатыльников, отправила купаться. А они только и рады.
— И сразу домой! — крикнула Красава вслед.
Вряд ли её услышали. Только серые пятки мелькнули за дальним навалом из камня.
Вода в казане закипала, когда к хибаре решительным шагом приблизился посыльный из штаба. Остановившись рядом, улыбнулся жёнкам виновато:
— Валуй, там это. Посланцы от царя прибыли. Тимофей зовёт всех казаков слухать, чего скажут.
Лукин-старший молча кивнул. К нему подскочила Варя.
— Иди, я уж тут закончу.
Переглянулся с Марфой, заметил в её глазах лёгкое беспокойство.
Кивнув бабам, всем сразу, отправился вслед за посланцем, на ходу закидывая зипун на плечи, скрытые под рубахой.
Народ кучковался перед штабом, с войны действующим в старой щели под стеной. Перед входом когда-то стояли котлы, в которых кипятили воду и нечистоты — подарки для врага. Сейчас же на расчищенной площадке по кругу выставлены были куски стены, приспособленные для сидения. Половина пустовала, многие товарищи, не дождавшись царского ответа, уже разъехались по донским городкам.
В пыли копошились куры, на них не обращали внимания. Казаки, молчаливо выныривавшие из загогулин кое-как расчищенных улочек, здоровкались сразу со всеми. Поглядывая на гостей, чинно рассаживались. Тимофей Яковлев Лебяжья Шея, стоящий в центре, переговаривался с двумя знатными мужами. Один с чёрной густой бородой, пробитой седыми прядями, коренастый. Второй выше его на полголовы, нос крючком, глаза цепкие. Чем-то орла напоминает. А всё одно ниже Тимохи. Оба в дорогих кафтанах при саблях, украшенных драгоценными камнями.
Кивнув Валую, Лебяжья Шея поднял руку, призывая народ к тишине. Лукин неспешно присел с краю. Матвей Чубатый вежливо подвинулся. Казаки притихли, с интересом поглядывая на столичных гостей.
Атаман представил царских посланцев. Тот, который коренастый, оказался Засецким, второй на орла похожий, — Родионов. От царя грамоту везли. Да не довезли.
Кто-то из казаков тут же крикнул:
— А чего не довезли?
Вперёд выступил коренастый. Поклонился чин по чину казакам. Те, довольные, закивали. Уважил!
— По дороге остановили нас черкасы. Они и отобрали грамоту. Больно не хотели, чтобы вы уходили из Азова.
— Значится, царь не поможет? — Тимофей, оказывается, тоже не знал, с чем они пожаловали.
— Ну, как не поможет? — Коренастый чуть улыбнулся. По-доброму. Видать, мужик неплохой, вот только новости привёз неприятные. — Подсобит. Жалованье он вам передал, как вода установится, обоз по реке пошлёт, с продуктами, с зельем для пушек и для ружей. Царь казаков не бросит.
— Азов, значится, не берёт? — А это Борзята. Когда успел подскочить?
Коренастый склонил голову набок, будто задумавшись:
— Азов не берёт. Сами видите, что от города осталось. — Он обвёл рукой развалины. — Слаба ещё Русь. Не потянет Азов. За него же придётся с туречиной биться. А у нас счас со всех сторон враги. Не татары, так ливонцы, не ливонцы, так ляхи. За то, что вы султана ихнего тут мордой в коровью лепёшку ткнули, за то он вас благодарит и жалует. И просит вас, други, ради живота своего покинуть крепость. — Он чуть задрал подбородок, и вдруг казаки почуяли силу в его фигуре, в позе, в выражении глаз. Знатность, она такая. А тут ещё и лично царь Михайла Романов просит.
Коренастый отвесил полупоклон, вроде как от царя. Тут уж казаки даже крякнули. Обидно, конечно, что город Руси не нужен оказался. Но каждый понимал, и не город это вовсе, так, груды битого камня. Чтобы на этом месте снова стены поднять, сил и денег нужно немерено. Московиты тоже не сразу такое решение приняли. Приезжали от царя ещё зимой посланцы, всю крепость облазили, в каждый уголок заглянули. Отбыли недовольные. Уже тогда казаки поняли, уходить придётся. А там слухи дошли, что за ради их крепости царь собрал Земский со-сбор, с боярами посоветоваться. Слышали они, что многие хотели оставить город за Русью. Но в основном те, что помоложе. А вот те, которые постарше да познатнее, больше отмалчивались. Похоже, они и решили дело.
Как потеплело, начали разбредаться вверх по Дону азовцы. К маю в крепости не больше трети оставалось из тех, что после турка выжил. Лукины пока держались, не известно на что надеясь. А скорей просто боялись заново жизнь зачинать. Уж который раз, только ж прижились. Эх, если бы не турок!
Повздыхали казаки, но никто на гостей обиды не затаил. Ещё порасспрашивали московских уважаемых мужей о царских подарках. Когда да сколько. Всё рассказал коренастый, но тот, что на орла похожий, тоже что-то говорил. И тоже правильно, хорошо. Хорошие у царя посланники! Всё как есть обрисовали. Не соврали, не приукрасили. Такой разговор, уважительный да прямой, казакам по нраву. Расходились немного грустные, но не разочарованные. Каждый в душе, конечно, надеялся на царское заступничество, но на себя казак надеется больше.
По дороге поговорили с братьями о рыбалке, казаки похвастались полным мешком белорыбицы. Стасик тоже мычал, активно махая рукой. Видно, показывал, как он рыбу ловил. "В дороге пригодится", — подумал Валуй. И понял: он уже мысленно простился с Азовом. И что давно готов уехать. Последней соломинки не хватало для решения. Вот и появилась соломинка, да не соломинка, бревно целое. Переживал за Марфу, как она дорогу перенесёт? А с другой стороны, ну, неделя-другая, всё одно уходить надо. Татары или турки наверняка скоро пожалуют. Они-то уж в курсе, что казаки крепость оставляют.
Тянуть не стали. Рыбу частью посолили, частью сварили, остальное раздали соседям. Попрощались с атаманами, с казаками, тоже уже собиравшимися в путь, и на третий день отправились.
К бывшим воротам крепости, которые казаки уже сняли, чтобы забрать с собой, подъехали на заре. В гулкой туманной тишине тихо переговаривались несколько товарищей. Валуй признал друзей: Муратко Тепцов, Матвей Чубатый, Тимофей Лебяжья Шея.
Остановив лошадей, Лукины попрыгали на землю. Стасик слез с лошади степенно, он уже тоже свой, Лукин. Мальчишки, сидевшие вдвоём на одном мерине, сползли нехотя. Поутру они ещё тихие, не проснувшиеся, то и дело зевали. Жёнки печально поглядывали сверху.
— Значит, на Махин остров пойдёте? — Тимофей бездумно подёргал подпругу у лошади, на которой восседала Марфа.
Ей да Варе Лукиной тяжелей всех. Срок у них почти одинаков, но Марфа переносит тяжелей. Валуй знал: ночью любимой женщине не спалось, пару раз выбегала на улицу, тошнило её. Варя, хоть и покрепче, но тоже в дороге смотреть за ней надо. Борзята от своей жёнки не отходит. То склонится, о чём-то спрашивая, то просто улыбнется ободряюще. Варе того и хватает.
Валуй, воспользовавшись остановкой, ещё раз проверил перемётные сумы. Помял: не торчит ли чего, не натирает. Не найдя к чему придраться, кивнул:
— На него. Мы же островные. Попробуем заново начать. А там поглядим, может, и на свой остров переберёмся. Выросли ж там.
— Думаем, Тимофей, поставим шалаши пока. Детворе там раздолье. — Красава наклонилась назад погладить по голове Васения. Тот вытерпел, но зыркнул недовольно.
Отец ответил сынку сердитым взглядом. Мальчишка шмыгнул, гордо отворачиваясь.
— Как-нибудь уж устроимся. — Космята, сползший с лошади последним, здоровой рукой прижал к себе младшенького, Клима. — Да и не одни мы там будем. Пахом со своими джанийцами уже там. И другие наши туда собираются. А уж как успокоится всё, думаем со своими на Белгородчину наведаться. Своих повидать. Дароня где-то там сейчас, поди уже папаша.
— На Белгородчину — это хорошо. Ну вы ж там нас не забывайте. — Муратко почесал затылок. — Навещайте стариков. Знаете же, в Раздорах мы.
— А я сам вас навещу. — Матвей Чубатый вытер слезящийся глаз. — Осенью и загляну.
— Обязательно заглядывай, — в разнобой, но почти все ответили.
— Ну, прощаться не будем. — Тимофей отошёл на шаг. — Я, может, с Матвеем до вас заеду. Если надобности какой раньше не появится.
