— Тут потише, братцы.

Казаки, и без того старающиеся не шуметь, затаили дыхание. Знамо, тот самый переход между штреками, что турки понатыкали вокруг своего холма. Теперь там постовые денно и нощно стоят, слухают, не роют ли где казаки. Да только и донцы в копании слухов не одну собаку съели. Так проскочили, ни один слухач ничего не заподозрил.

Видать, шибко не понравилось им, как казаки холм-то взорвали. Эх, было бы чем, и ещё раз подняли бы насыпь в воздух. Но запасы пороха давно вышли, а свой турки теперь берегут пуще глаза, не подступишься. Разместили в самой середине лагеря, если взорвётся, много народу поляжет, а точнее, подлетит. Что, не понимают? Понимают. Нетупые, османская армия только пару лет назад Багдад взяла, поставив точку в многолетней кровопролитной войне с персами. А у них войско тоже неслабое было. Глупые такие победы не одерживают. Значит что? На ум только одно приходит. Так крепко казаки запугали турецкое начальство, что готово оно своими рисковать, но пороховую казну сохранить.

Тихо-тихо, бочком-бочком протянулись через самое опасное место перехода. Ещё пяток сажень, и потолок начал подниматься. Вовремя, а то уж и коленки заныли. Валую и его парням эта боль знакома. В своё время столько ходов понарыли, не сосчитать. Будто кроты! Что тогда, четыре года назад, когда под стену подкоп делали, что нынче, уже когда к осаде готовились. До того к нынешнему лету ухайдакались, что даже возмущаться начали. Не слепухи же они, в самом деле! Ну, атаманы тоже не лаптем щи хлебают. Почуяв, что ещё чуть-чуть — и взбрыкнет народ, тут же отправили сотню Валуя в горы, друзей выручать.

А вернулись уже в самый раз перед турком. И вот опять тянет Арадов верных друзей куда-то под землёй. А куда, зачем, не говорит, подлец. Приказ, мол. Ну-ну, поглядим, чё за приказ.

Ещё выше потолок поднялся, уже почти выпрямились, только где голову малость опустишь, а идти можно. И тут впереди засветлело. Ускорив шаг, Арадов вывалился в широкую комнату, освещённую одной лучиной, и обернулся с торжествующей улыбкой.

— А, каково?

Выскочив вслед за проводником в подземное помещение, Валуй сразу шагнул в сторону, пропуская товарищей. Борзята за спиной крякнул:

— Вот это дворец понарыли!

Космята чуть присвистнул, а Матвей Чубатый замер, открыв рот.

Путило Миленький задрал голову, осматриваясь. Дароня Толмач, вертясь во все стороны, задумчиво покусывал губу. Казалось, он хочет потрогать стены, до того нереально выглядела комната под землёй. Навстречу им уже вышагивал Наум Васильев. Даже ему с его трёхаршинным[56] ростом тут не приходилось нагибаться.

Коротко обнялись.

— А как же вы тут дышите? — Валуй с интересом осматривался, насколько позволяла тусклая лучинка, воткнутая в земляной стол.

— Проходи, не бойсь. — Арадов не скрывал удовольствия от удивления казаков. — А мы тут проход для воздуха сделали, вывели его на склон холма. Они там ни за что не найдут.

Казаки разбрелись, осматриваясь. Космята, забрав у несопротивляющегося Арадова факел, освещал им углы комнаты и провалы проходов. Из комнаты убегало несколько слухов, кроме того, которым пришли они.

Помещение, по их понятиям, было просто огромное. Квадратное, по стенкам сажени в четыре. Высотой, головой не достанешь. Из мебели земляные лавки у стены, на них солома тюками, сверху кинута дерюга. И сухо. Ни плесени, ни капели какой.

Валуй не сдержал восхищения:

— Вот так молодцы. Под самым носом у турка хоромы выкопали!

— Ага. — Борзята присел на ближайшую "лавку". — Неужто они ни сном ни духом?

— Ни сном ни духом, — прогудел довольный Наум. — Ну чё, проходьте к столу, поснедаем чем турок послал.

Он вытащил из незамеченного казаками отверстия в стене казанок. Установив на стол, кивнул гостям:

— Налетай, братцы, кулеш, хоть и холодный, но вкусный!

Разулыбавшиеся казаки, доставая ложки из карманчиков на поясах, окружили стол.

— Ух ты, и кулеш у них. А и верно, неплох!

— А чего, когда брали, турок ещё хлеба не предложил?

Наум хмыкнул:

— Какой там у них хлеб. Кулеш-то редкость. Это нам повезло, на готовне какому-то важному готовили.

— А как унесли-то? — Космята вытянул из котла полную, аж стекало по краям, ложку.

— То Гришка, пластун наш. Скоро будет. Сам расскажет. Дюже озорной. Дружок Кривоноса, вы его знаете.

Казаки закивали с полными ртами.

Наевшись, расселись на лавках, отдыхая. Силы-то, они небесконечны. Это там, наверху, не всегда время найдёшь к стенке приткнуться, пули да сабли кривые не дают, а здесь благодать, тишина, опасности никакой опять же. Вот и расслабились. Последние дни рубились почти без продыха. Пахом Лешик даже прикорнул, привалившись к стене. Десятский Лапотный, пока без десятка, ежли что, пошлют за бойцами, уже спал, прижав короткую бороду к груди.

Наум, покосившись на Лапотного, сменил лучинку. Стало чуть посветлей. Но углы так и утопали в темноте. Пройдя до конца комнаты, Арадов подержал ладонь под невидимым отверстием.

— Тянет. — Он обернулся с таким видом, будто сообщил сногсшибательную новость.

Наум, не дождавшись вопросов, сам перешёл к делу:

— Значит так, Валуйка. Мы тут с атаманами перетёрли. Надумали твоих тут оставить пока. Отсюда будете воевать.

Лукин оторвал отяжелевшую голову от плеча брата. Тот даже не попытался разодрать глаза. Так и дремал.

— Чего надоть делать?

— Вы в плену были. Турок знаете. Что говорить, ежли вдруг спросят, найдёте. Будете отсюда диверзии устраивать.

— Что за диверзии такие? — Пахом из последних сил сдерживался, чтобы не заснуть.

Наум подошёл ближе.

— Слово есть такое. Не то ляховское, не то латинское. Означает пакости разные во вражеском стане устраивать.

Заметив, как мотнул головой Валуй, отгоняя сонливость, Наум протянул:

— Э, братцы. Да вам счас не воевать, а отдыхать надоть. В таком состоянии вы много не напакостите. Всем ложиться. Валуй, командуй.

Лукин и не подумал противиться:

— Ага, казаки, слыште? Лягай! — Придавив телом дерюгу, разостланную на соломе, он уснул до того, как голова коснулась поверхности. Следом вповалку попадали казаки.

— А ты, Иван, не шумкай. — Наум прижал палец к губам. — Досталось парням. Пусть отдохнут.

— А я ничё. Нехай. Гришки всё одно ишшо нет.

В какой-то момент Валуй суматошно подскочил, сквозь сон расслышав приглушённые голоса. Вдруг показалось, турки подкрадываются. И сел, шальными глазами шаря по темным стенкам подземной комнаты. Трое казаков, тихо переговаривающихся за столом, разом повернулись в его сторону.

— Проснулся? Ну и молодец! — Наум Васильев единственный сидел лицом к Лукину, двоим пришлось круто развернуться.

Валуй узнал Гришку-пластуна и Арадова.

— Ну, вы и здоровы дрыхнуть, казаки.

Протирая глаза, Лукин поднялся. Потянулся, широко зевая:

— Скоко ж мы спали? — Он толкнул Борзяту, и тот шевельнулся, просыпаясь.

— Почитай весь день. Заявилися утром, а нынче звёзды на дворе.

— Ты, Гришка, на них не дави. Казаки какой день без отдыха. Да под пулями и саблями. Любого бы на их месте сморило.

— А я чё, супротив, что ли?

Протирая лица, активно зевая и передёргивая плечами, поднялись и остальные. По ходу здоровкались с Гришкой. Все его знали ещё с тех времён, когда вместе брали крепость. Арадов показал, куца тут ходят по своим делам, и казаки по очереди посетили отхожее место, оборудованное в отдельном ответвлении.

Бак с водой тоже имелся. Как и приямок, куца воду сливали. После умывания все собрались за земляным столом.

Казаки, давно не спавшие так спокойно и долго, наслаждались. Борзята, поводя затекшей шеей, заметил по этому поводу:

— Сто лет так не дрыхнул. Так отдохнул, счас бы полк янычар на капусту перерубил, не напрягаясь.

Ему не поверил Космята:

— Ну, это ты загнул, средненький.