Всё войско — все четыре с половиной тысячи казаков, Осип распределил примерно поровну, на каждую из четырёх стен. Усиленные отряды поставил на угловых и стеновых башнях, откуда тоже выглядывали жерла пушек. Четыре сотни бойцов, в основном необстрелянных парней да мальчишек, приставленных в помощь взрослым, отрядил на работы внизу — подавать заряды, ядра, бадейки с кипятком и человеческими испражнениями, что тоже польются сверху на головы штурмующих. Им же палить костры, таскать продукты из подвалов, кормить закрытых во дворах лошадей и прочую скотину, следить, чтобы не загорелись деревянные постройки города. Дел внизу, на улицах подготовленного к длительной осаде города, хватало всем.

К парням вскоре присоединились и все семьсот женщин — казачьих жёнок, сестёр и сиротинок. Для обеспечения бойцов, растянувшихся двойным рядом на широких, вытянутых неровным прямоугольником стенах, народу не казалось много. Наоборот, Осип переживал, как начнется штурм — успеют ли нижние помощники и бабы своевременно подавать заряды верхним казакам? Да под обстрелом?! Не сдрейфят ли? И тут же откидывал ненужные мысли. Чтобы молодые казачки да казачьи жёнки, да спужались? Да ни в жизнь такого не было! И не будет! И вроде бы всё заранее просчитали, а всё равно что-то беспокоит — сделали ли полностью, что задумали, не упустили ли чего?

Турки продолжали выгружаться. С каждым часом их становилось всё больше и больше, словно огромное разноцветное море выплеснулось на донской берег, заполонив его чуть ли не до окоема. Где была степь чистая, там стали люди многие, что леса темные. Казалось, от той силы и от скока конского земля под Азовом прогнулась и из Дона-реки вода выплеснулась, как в паводок. Ржали лошади, гремели цепи, скрипели колёса пушек и арб, на разные голоса кричали толпы турецкие. Они уже заполнили берег и разливались грозною рекой дальше вверх по реке, тесня татарские орды. Осип, ещё раз вглядевшись из-под ладони на суетящихся вдалеке турок, решил спуститься вниз, намереваясь обойти позиции. Но только сделал несколько шагов по насыпи вниз, как позади на стене вдруг закричали:

— Смотри, чайки[28]!

— Ты глянь, и вправду! Откуда они?

— Запорожцы никак!

— Они, черкасы!

— Атаман! — Иван Косой окликнул обернувшегося на голоса Осипа. — Смотри, что деется. Никак подмога прибыла. Не успеют же.

Осип Петров почти бегом заскочил обратно. Казаки вытягивали руки в сторону устья Дона, оглядывались на атамана.

— Ты посмотри, чё творят!

Уже потом стало известно. Рулевые чаек, внезапно оказавшихся на виду турецких судов, в первый момент растерялись. Многие поднялись на ноги, пытаясь углядеть атамана, сидящего на первом судне. Опытный Андрий Контаренко мгновенно принял единственно верное решение: "Делать вид, что так и должно быть". Команда мгновенно облетела чайки, и запорожцы постарались выполнить её так, как и положено выполнять распоряжение батьки — без сомнения. Вёрткие суда, лавируя меж турецких галер и мелких шпанок, двигались уверенно, не дергаясь и не тормозя. Запорожцы улыбались туркам, некоторые приветливо махали руками. К их счастью, никто из врагов не заметил, как напряжены хлопцы, как гладят ладони приклады заряженных ружей, как хищно рыскают взгляды, высматривая тайные действия неприятеля. Но турецкие командиры так и не вышли из расслабленного состояния, усыплённые небывалой мощью приданного им войска, которому, по их мнению, не рискнут сопротивляться даже дикие казаки.

Наконец, остроносые чайки запорожцев уткнулись в прибрежный размытый песок. Всего в десятке саженях от них качалась на поднятой волне узкая сарбуна, рядком выстроились карамурсали. Рядовые турки в нерешительности поглядывали на выпрыгивающих из лодок запорожцев. А те, продолжая улыбаться, быстро собирались в походный строй. Оружие не доставали. Может, это и сыграло злую шутку с турецкими военачальниками — они долго не могли сообразить, зачем сюда явились эти славные воины. И правда, предположить, что твои извечные враги на твоих же глазах, нагло ухмыляясь, высаживаются на берег, чтобы влиться в ряды осажденных азовцев, буквально между полков сипахов, которые разбирали уставших после дальнего плавания лошадей, — не каждый сможет. Вероятно, кто-то из пашей решил, что с черкасами удалось договориться, и только что прибыла подмога туркам. А что? В этот день несчитанное количество разных языков устраивали лагеря на берегу Дона по призыву славного султана. Почему бы и одной тьме запорожцев не продать своё воинское умение за золотые червонцы? Они бы продали.

А может, турки, с недоумением поглядывая на собирающихся в строй черкасов, мысленно крутили пальцем у виска, договорившись пропустить их, поскольку верили, что те идут на верную смерть. Так чего мешать самоубийцам? Всё равно с ними или без них казачьей крепости осталось жить считанные часы, в лучшем случае дни. Разве устоит жалкая горстка казаков против такой силищи? Можно только догадываться, что пришло в тот момент в сановные головы, обвязанные тюрбанами. Но факт оставался фактом — турки казаков не тронули.

Играла труба, черкасские флаги хлестали и ярились на крепком ветру. На одном стяге плыл по ветру красный корабль, и над ним летали ангелы. На другом — гордый казак с мушкетом на плече строго смотрел на столпившиеся рати врагов, словно говорил: "Ужо я вам!" Запорожцы, будто подражая гербу на флаге, закинули ружья на плечи, и только широченные шаровары захлопали на ветру, когда они мощным шагом двинулись к крепости.

"Под тысячу, мабудь, чуток меньше — мельком отметил для себя Осип Петров. — Неужто пройдут?"

Турки, окружали их со всех сторон. Явно не ожидавшие такого напора и наглости, они невольно расступились перед русскими богатырями. Некоторые даже отбежали в испуге подальше. Черкасы, не обращая внимания на врагов, смотревших на них во все глаза, но ничего не предпринимавших, невозмутимо шагали к городу. Со стен им уже махали казаки, летели ободряющие крики. Осип бросился вниз. Надо открыть ворота!

Но его опередили. Три неразлучных Ивана: Подкова, Утка и Босой, дежурившие у выхода, сноровисто распахивали тяжёлые створки. За их спинами быстро росла толпа любопытных. Осип, расталкивая плечами казаков и жёнок, выбрался под арку, выводящую за ворота. Донцы уже толпились перед стенами. Щурясь на яркое утреннее солнце, поднимающееся за рекой, они с тревогой разглядывали быстро приближающихся черкасов. Уже видны были усмехающиеся лица их, покачивались в такт шагам длиннющие усы, скрывая радостные улыбки. Некоторые запорожцы засунули шапки за широкие кушаки, и на ветру взлетали флажками их длинные оселедцы на выбритых головах. Музыканты, прячась в глубине строя, наяривали что-то весёлое, боевое. Вот они вышли из окружения турок, так и не решившихся напасть на отчаянных храбрецов. Им оставалось пройти саженей сто.

Неожиданно за спиной атамана застучали сотни сапог, и мимо Осипа бегом проскочили вооружённые казаки. Впереди всех мчались близнецы Лукины. Оба сжимали ружья. Весело скалясь, что-то кричали товарищам. Атаман сразу понял: решили встретить своих братьев за воротами и в случае чего прикрыть огнём. Осип, не задумываясь, присоединился к ним. И так быстро рванул, что моментально догнал братьев.

— Атаман, — узнал его Борзята, — давай встречу организовывай, царскую…

Черкасы, нахально ухмыляясь, приближались широким шагом. Яркие солнечные лучи просвечивали плотную ткань разноцветных знамен. Их не преследовали. Не добежав до запорожцев с десяток саженей, донцы остановились. Замерли и запорожцы. Вперёд выступил Осип. Навстречу ему шагнул плечистый чаркас в широких шароварах с двумя пистолетами за кушаком. Атаманы степенно приблизились друг к другу. Осип раскинул обе руки. Товарищ его тоже раскрыл объятия. Позади у крепости закричали:

— Любо! Любо запорожцам!

Черкасы отвечали своим громогласным: "Любо!"

Атаманы трижды расцеловались.