Шея Джулии покрылась багровыми пятнами. Она резко выпрямилась.

— Мы потеряли нашу маленькую девочку в аварии, Элли. — Она положила руку на живот. — Я просила мать Эда не говорить тебе. В конце концов, это наше личное дело.

— Я… Мне жаль, — промямлила я, мгновенно забыв о вопросе.

— Мне тоже. — Джулия взяла салфетку и приложила ее к носу. — Я думала, что после первых двенадцати недель, все будет хорошо. Вот почему я позволила Эду поехать в Италию.

— Мне очень жаль, — повторила я.

В голове еще раз прозвучала фраза: «Насколько подлым должен быть мужик, чтобы трахать другую, когда его жена, как он думает, беременна?»

Что-то не сходилось. Противоречие. Нечаянная оговорка. Случайно высказанная ложь?

— Значит, когда мы уехали в Италию, срок был двенадцать недель? — осторожно поинтересовалась я.

— Да. А что?

— Но… ты говорила, что первое сканирование было запланировано после возвращения Эда. Я знаю, что УЗИ делается между одиннадцатой и тринадцатой неделями. Синдром Дауна позже не проверяется.

На ее шее выступили сухожилия.

— Я… не думаю, что это так.

— Именно, так и есть, — уверенно ответила я. — Моя коллега Джил беременна и…

— Значит, я перепутала даты, — резко оборвала меня Джулия. — Моя голова переполнена информацией, или ты не заметила? — Она снова наклонилась вперед, готовая к нападению. — Слушай сюда, Элли. Я здесь не для того, чтобы обсуждать с тобой беременность. Веришь ли ты, что в моем чреве был ребенок, или нет, мне плевать. К тебе это вообще не имеет никакого отношения.

— Так была ли беременность, Джулия?

Она спрятала глаза. Крошечная бусинка пота появилась на ее бровях и начала медленно скатываться вниз. Она открыла было рот, но тут же закрыла его. Тогда я поняла: ребенок был выдуман, как и весь ее образ.

— Ты соврала, чтобы удержать Эда?

Ее руки сжались в тугие кулаки, бледная кожа растянулась на костяшках. Я знала, эта женщина опасна. Я видела на что она способна. Но я не боялась. Адреналин ударил мне в голову.

— Что ты собиралась сделать, когда пришло бы время? Что бы ты сказала ему? — Я подозреваю, что в своем отчаянии удержать мужчину, она не задумывалась над этим вопросом. Или, напротив, планировала дождаться его возвращения и разыграть «выкидыш».

Вместо ответа Джулия поднялась, взяла сумку и посмотрела на меня.

— Иди и навести Эда. И заставь его, черт возьми, проснуться.

Не успела я перешагнуть порог больницы, как в нос ударил запах, унесший меня в прошлое, на двадцать восемь лет назад. Запах дезинфицирующих средств, пищи и человеческих болезней. Следуя указателям, я поднялась на четвертый этаж.

— Мне бы хотелось увидеть Эдварда Холта, — объяснила я медсестре за стойкой регистрации.

— Простите, но посещение разрешено только для родных.

— Да, я в курсе. Его жена просила меня прийти. Я попала в аварию вместе с ним, Эд — мой лучший друг. И…

— Он был бы рад.

Я развернулась на голос и увидела маму Эда в розовой толстовке, подчеркивающей бесцветный тон ее кожи, с волосами свободно собранными в высокий пучок.

— Привет, Элли, дорогая.

Иногда все, что мы можем сделать, чтобы помочь, просто обнять друг друга.

— Он поправится, — прошептала я.

Отодвинувшись от меня, Джеки вытерла глаза. Темный лак на ее ногтях облупился, заусенцы кровоточили.

— Ты думаешь?

— Уверена в этом, — проговорила я, тут же задумавшись, что лучше — ложь во спасение или отсутствие надежды?

Тем не менее, мама Эда взглядом поблагодарила мой вынужденный оптимизм и посмотрела на медсестру.

— Я сначала переговорю с врачом, — объяснила девушка. — Возможно, вам придется немного подождать.

— Отлично. — Я повернулась к Джеки. — Вы здесь давно дежурите?

— Со вчерашнего дня, — вздохнула она. — Я похожа на ходячего мертвеца. Мы с отцом поедем домой ненадолго. Нам обоим нужно немного поспать.

— Конечно, обязательно.

— Мы вернемся утром и будем здесь столько, сколько понадобится. — В ее голосе послышались слезы.

Я дотронулась до ее руки. Вскоре появилась медсестра и мягко улыбнулась мне.

— Вы можете пройти.

***

Я думала, что Эд будет в комнате один. Но на самом деле в палате стояли четыре кровати, одна из которых была завешана тонкой голубой занавеской, а также аппарат с двумя экранами, десятками проводов и таким количеством кнопок, что один взгляд на него внушал благоговейный страх. Глубокая тишина комнаты нарушалась лишь звуковым сигналом машины и отдаленным смехом медсестер.

— Говорят, разговор может помочь, — заметила медсестра.

Я много читала, что люди в коме могут слышать все, что происходит вокруг них, но доказательств не нашла.

Очевидно, медсестра почувствовала мои сомнения:

— Я проработала здесь шестнадцать лет и до сих пор не поняла, так ли это. Но ведь и вреда не будет, правда?

Когда девушка ушла, я села на стул рядом с высокой ортопедической кроватью и внимательно посмотрела на лицо Эда с повязкой на лбу. Вокруг глаз синяки болезненного желтого цвета. Челюсть прошита аккуратным швом. Во рту пластиковая трубка. Обнаженную грудь до плеч закрывала тонкая синяя простыня.

Я не знала, что говорить.

— Первый раз в жизни ты не будешь язвить в ответ. Я должна пользоваться моментом.

Мои слова звучали так глупо и бессмысленно. Тем не менее, крошечная часть меня надеялась, что он ответит чем-то забавным или добрым. Или просто ответит.

— Ну как тут у тебя дела? Выглядит неплохо вообще-то. Чисто. Немного пусто. Должна признаться, мне больше по душе Villa Cortine Palace Hotel.

Слезы жгли глаза, но я решила продолжать.

— Хотела принести виноград. — Его тяжелые веки не реагировали. — Это то, что, наверное, нужно приносить, когда навещаешь людей в больнице. Я думала, что если принесу виноград, тебе придется проснуться и съесть его со мной. Это то, что ты называешь слепой верой. Только по дороге я вспомнила, что ты не любишь виноград. Хотя серьезно, Эд. Кто не любит виноград? Самая безобидная ягода, непохожая на… личи или что-то в этом роде. Если бы ты сказал, что тебе не нравятся личи, я бы согласилась. Но не виноград. Виноград — это… это вкусно.

Давление в висках нарастало, рот пересох.

— Знаешь, Эд, я словно участвую в своем первом стендапе и умираю от страха. Ты не хочешь проснуться и улыбнуться мне? Поиздеваться надо мной? Я была бы очень рада, если бы сейчас ты насмехался надо мной. Все, что захочешь, я, правда, я не буду возражать.

Достав бутылку лимонада, которую купила по дороге, я сделала первый глоток и сощурилась от кисло-сладкого вкуса,

— Что ж…. Тебе говорят разговаривай, но не говорят, о чем. А я понятия не имею. Я бы почитала тебе, но все, что у них есть в магазине внизу, это журнал «Сделай паузу» за прошлую неделю.

В задумчивости я просидела пять минут, придумывая тему. В какой-то момент мысль о признании своего бессилия стала невыносимой. Я встала, чтобы уйти, но тут меня озарила идея.

Взяв мобильник, я поспешила на стойку регистрации.

— Простите, здесь есть Wi-Fi?

Вместо медсестры, стоял сорокалетний мужчина с добродушным выражением лица и копной седых волос.

— Тебе нельзя здесь пользоваться телефоном, милая. Wi-Fi есть в кафе, — ответил он.

— Спасибо. Я вернусь через десять минут.

По лестнице спустилась в кафе, где выстроилась очередь за сэндвичами. Я подсоединилась к интернету и начала просматривать доступные книги и закачивать их на телефон.

Вернувшись в палату, я приготовилась и нажала на новую покупку.

— Ладно, Эд, ты победил. Чертова поэзия. «Она идет во всей красе». Лорда Байрона. Звучит претенциозно, совсем как ты любишь.

Закончив первое стихотворение, я перешла к следующему. Я читала Эмили Дикинсон и Сэмюэл Тейлор Кольриджа. Я читала «Сонеты» Шекспира и «Баллады» Вордсворта. Я читала Шелли, Китса, Блейка, Милтона и Джона Донна. Я продолжала читать всю ночь. Я читала даже тогда, когда солнце давно взошло, а во рту пересохло. Я читала до тех пор, пока стало совершенно ясно, что мои усилия безнадежны. Но я все равно продолжала читать, игнорируя пульсирующую боль в висках. На телефоне осталось два процента зарядки, когда я шепотом перешла к стихам Мэри Колридж.