— Ты никогда не задумывался о том, что случилось с твоей биологической матерью?

Слова вылетели до того, как она успела их обдумать.

Юноша яростно покачал головой.

— Женщина, родившая меня, отказалась от ребенка. Уверен, на то были причины, но чтобы быть родителем… Дело же не в биологии. Это только часть. — Его тон был неторопливым, но пылким. — Мои мать и отец были теми, кто любил и воспитал меня. Они учили меня читать, усердно работать, противостоять хулиганам в школе. Они — мои родители, а не та незнакомка, отдавшая меня в чужие руки, когда мне было всего шесть месяцев.

Дрожащими губами Пегги пыталась возразить, но он опередил ее:

— Она даже записки не оставила.

Голова женщины затрещала от боли. Ей никто не предложил написать записку, а сама она была настолько глупа, что не догадалась этого сделать. Все, что ей позволили оставить ребенку — это детскую коробку, от которой, скорее всего, новые родители давно избавились, и маленькое одеяльце со звездочками, которое она связала для малыша. Все остальные детские вещи годами собирали пыль в нижнем ящике ее шкафа.

Раньше она часами вдыхала теплый, молочный запах, прижимая детские вещи к лицу. Но с годами этот запах исчез, уступив место запаху старости, хотя Пегги регулярно протирала ящик лимонным соком. В конце концов, она решилась постирать вещи, но химический аромат ириса, навсегда пропитавший одежду, только еще более усилил ее чувство утраты.

В уголках глаз защипало, срочно нужно было что-то сказать.

— Некоторых девушек заставляли отказываться от своих детей.

Кристин нахмурилась и озадаченно посмотрела на нее. Пегги хотела защитить биологическую мать юноши, осознавая свой долг перед ней. Она хотела, чтобы молодой человек понял, что его настоящая мать любила его, но не имела счастья лично сказать ему об этом.

— Ты прав, конечно. Твои родители взяли на себя ответственность и воспитали тебя. Но это совсем не значит, что биологическая мать не хотела тебя. В шестидесятые годы, если девочка беременела, родители часто не позволяли ей оставить ребенка.

Пегги чувствовала искры, которые метала в нее Кристин, сидящая напротив.

— Я не думал об этом. Может, мне придется пересмотреть взгляды. — Он примирительно улыбнулся, чтобы разрядить обстановку и сжал руки под столом.

— Стефано, нам нужно идти. — Кристин резко встала. — Фильм скоро начнется, а я ненавижу пропускать начало.

Они прошли к выходу. Пегги чувствовала себя дурой. Она засеменила за ними, стараясь возобновить беседу, чтобы не заканчивать разговор на этой странной, незаконченной ноте.

— Что вы собираетесь смотреть? — спросила она.

— «Офицер и джентльмен», — ответила Кристин.

— Что ж, приятно провести время. Вы пойдете пешком? В такой вечер будет приятно прогуляться по парку, — заметила женщина.

— Хм. Может быть. — Пегги поняла, что ее дочь опасается встретить Джо. Несмотря на энтузиазм Кристин и ее чувства к Стефано, женщина знала, дочь все еще сожалеет о бывшем. — Мы можем пройтись завтра, после новой кафешки.

Пегги подняла брови, открывая входную дверь и пропуская их к выходу.

— Новое кафе? Место, наверное, дорогое.

— Да, но у нас особый повод.

— О?

— Завтра мой день рождения, — сказал Стефано. — Мне исполнится двадцать.

Они шли по улице рука в руке, а Пегги стояла и все смотрела, сжимая дверь до боли в пальцах, боясь, что ноги откажут ей, и она рухнет на пол.

Элли

Голову ломило от жары, пока я смотрела на ванильного цвета дом на холме. Я была ошеломлена и сбита с толку, а сердце колотилось так быстро. Ко мне подошел Эд, погладил меня по спине и вложил в руку бутылку воды.

— Ты в порядке? — прошептал он.

Я не ответила, потому что все было ужасно. Просто ужасно. Возможно, я неправильно поняла слова бабушки?

— Я не понимаю. Ничего не понимаю.

В голове тысяча вопросов, которые не укладывались в голове. И все они свелись к одному:

— Стефано МакКорт… твой сын?

Спустя минутное колебание Пегги ответила:

— Да.

Последствия признания невероятны.

— Но ведь тогда он мамин брат?

— Да. Сводный.

Небо тяжело навалилось на меня и задвигалось. Я пыталась подобрать слова:

— Тогда как он мог быть ее парнем? Это… противоестественно.

— Элли, они понятия не имели. Никто не знал. Да и как они могли знать? Откуда? Стефано было известно, что его усыновили. Что его биологическая мать отдала его. Но на тот момент, когда его родители приехали в Ливерпуль, я для них была позабытой незнакомой девушкой из Дома матери и ребенка. Они думали, что я давно уехала из этих мест.

— И что ты сделала?

Она собиралась с мыслями, прежде чем продолжить.

— В тот день я была в шоке. Я имею в виду, что вот он, мой потерянный мальчик, здесь. Мальчик, которого я любила каждой клеточкой своего тела. Ведь я была уверена, что никогда больше не увижу его. А он стоял на моей кухне и смотрел на меня теми же глазами, что в детстве. Я хотела протянуть руки и обнять его. Я хотела сказать ему, что это я. Его мама. И я люблю его.

— Но… я не это имела в виду, бабушка. Ты же поняла, что он твой сын и у него отношения с сестрой?

— Не спеши, — твердо сказала она. — Зависит от того, что ты называешь отношениями.

— Он был ее парнем. Ради него она бросила папу. Разве это не отношения? — возразила я.

— Я тебе скажу то, что сама знаю, Элли. — Голос Пегги дрожал. — Когда я стояла на пороге и смотрела, как они уходят, чувствовала… наверное, тоже, что и ты сейчас. Зная факты, но отказываясь принять их, может, неправильно поняв. Пыталась убедить себя, что должно быть другое объяснение. Не знала, что делать. Они ушли в кино, а я сидела в гостиной, тупо уставившись в окно, надеясь придумать выход. В это время твой дедушка вернулся с работы.

— Он знал, что у тебя был сын?

— Он был единственным, кому я все рассказала вскоре после нашей встречи в Париже. Он никогда не осуждал, он просто любил меня такую, какая есть. Я рассказала ему, что случилось, и мы договорились, что единственный вариант для нас — это выяснить, кто приемные родители.

— Как вы это сделали?

— Когда дети вернулись из кинотеатра, твой дедушка предложил отвезти Кристо… Стефано домой. Вернее, он настоял на этом. Твоя мать была против, но так мы узнали, где он живет.

— И что потом?

— На следующий день была суббота и день рождения Стефано. Кристин договорилась пообедать с ним в том новом бистро, о котором они говорили. Как только она ушла, мы с дедом поехали к его дому. Я была напугана и зла.

— Зла?

— Их прелестный дом в Аигберт находился всего в шестнадцати километрах от дома матери и ребенка. О чем они думали, живя так близко?

— Ты задала ей этот вопрос? Приемной матери Стефано, я имею в виду.

— Этот и еще сотни других вопросов. У нас было много тем для обсуждения.

У входа в дом на Бамфорд Авеню 47 стояла женщина в кашемировом кардигане и узких брюках капри. Блестящие волосы аккуратно подстрижены и заправлены за уши, красивые губы подчеркнуты нежным оттенком помады, а в руках очки для чтения.

Пегги охватила все детали разом, когда незнакомка открыла дверь. Но после, уже беседуя с ней в гостиной, единственное, что она видела — это ужас, отраженный в янтарных глазах женщины.

— Меня зовут Пегги Калпеппер, девичья фамилия Смит. — Пегги заставила голос звучать спокойно, несмотря на эмоции, бушевавшие внутри. — Я жила в Найтингейл-Хаус в шестьдесят третьем году. Меня заставили отдать малыша, против воли. И я… я думаю, что мой ребенок — Стефано.