Я отдала три листа детских наклеек, и малыш залился смехом. Его мама с красными кругами вокруг глаз широко улыбалась.

— Теперь нужно успокоиться, — мягко произнес консультант мистер Эткинсон.

— Простите. Это моя вина.

Но он кивнул с благодарностью за то, что я помогла ребенку расслабиться и забыть о неприятной процедуре, вместо того чтобы отрывать плачущего ребенка от маминых коленей, как это было в первое время. Теперь мальчик храбро лежал, не дергаясь, пока через зонд в его носоглотку вводили разные растворы, которые ему потом нужно проглотить.

В следующие двадцать минут я сидела, болтая с мамой и сыном и одновременно наблюдая за медоборудованием. К сожалению, положительных результатов не было, хотя Роуэн находился на лечении уже пять месяцев. Я была совершенно подавлена. После, отпустив мальчика, прижимающего наклейки, меня охватила волна решительности. Может не сейчас, но однажды данное лечение обязательно поможет.

***

Я не помнила, как уснула и сколько спала, но проснувшись, почувствовала прилипшую к щеке страницу книги. Эд испарился, но его вещи лежали рядом. Отпив неприятно теплую воду из бутылки, я оглядела пристань, воду, набережную и пляж — его нигде не было. И хотя мне нестерпимо хотелось в номер, чтобы освежиться, я решила подождать друга. Попыталась почитать, но под опьяняющей жарой тяжело концентрироваться. Я набрала Эда и тут же увидела под полотенцем его телефон. Снова открыла книгу и заставила себя продолжить чтение, но спустя двадцать минут беспокойство возросло, и решила на ломаном итальянском расспросить пару в нескольких метрах от меня.

— Escusi… mio amico^[31]… Вы не видели, куда он пошел?

Я выразительно пожимала плечами, смотрела грустными глазами, чувствуя себя актрисой театра пантомимы.

Мужчины указали на дорожку через пляж, которая вела к высоким скалистым обрывам.

— È andato lassù, — произнес мужчина. — Ээ… дорожка Un vecchio sentiero dietro a quegli alberi. Non so se sia che sicuro però.^[32]

— Grazie.

Я поблагодарила их, подхватила вещи Эда и направилась к скале. Легкими брызгами орошая пространство на побережье играли дети. Вдоль дорожки росли дикие цветы и душистые травы. Подъем действительно рискованно крутой, а моя обувь неподходящая, но когда я добралась до пика, у меня перехватило дух. Передо мной открылся невероятный, утопающий в зелени пейзаж — элегантные каменные здания всех оттенков итальянского мороженого и высокие кипарисы, словно гигантские перья над землей дополняли картину.

И тут я увидела его. Черный силуэт с широкими развернутыми назад плечами на самом краю обрыва напротив солнца. Я почувствовала: что-то помимо известных мне проблем терзает сердце мужчины. Какая-то мучительная тайна.

Эд

Детский хохот доносился с залива, когда воспоминания об Элли, их смехе и о теплых, счастливых и возвышенных чувствах из детства охватили Эда. Теперь его не волновали эти возвышенные чувства, хотелось думать о будущем хотя бы без приступов тошноты.

На бесконечный вопрос «почему» не было ответа. Сказать, когда стало трудно он не мог. Но что-то изменилось в нем, когда они с Джулией впервые серьезно поругались. До этого, конечно, тоже были ссоры, но та ночь шокировала их обоих. Он не узнавал самого себя.

С тяжелым сердцем, несколько дней спустя, он не переставал задаваться вопросом: неужели я такой? Так скоро после свадьбы прошедший путь от счастья и цветов привел к катастрофе? Только самый эгоистичный человек, глядя в зеркало, обвинит во всем жену. Тем не менее, Эд страдал рядом с женщиной, которую надеялся любить вечно. Они сыграли свадьбу не на скорую руку или по залету, не было ни сомнений, ни сожалений. Для него Джулия была «созданием зыбкой красоты» из поэмы Вордсворта. Прекрасной женщиной и олицетворением аристократизма.

Неясные очертания страданий, постепенно овладевавшие жизнью, вводили его в оцепенение. Ночами он глядел в потолок и слушал биение сердца. Любимые занятия не приносили былого удовольствия. Бег, чтение, вино, приятели. Что подумали бы о нем верные друзья, узнай они правду? Элли старалась поднять настроение, а он в ответ лишь мог смеяться сквозь слезы.

Невероятно, но Джулия правда делала вид, что все хорошо. Она искренне изумилась, когда он объявил, что у них проблемы. Как? Как она так может? Ему трудно искать ответы, потому что даже думать о них довольно тяжело.

— Все хорошо, Эд? Поговорим?

Мужчина повернулся, удивившись вопросу. Перед ним стояла Элли с бликами солнца в волосах и легкой морщинкой между бровями. Долго же она шла к тому, чтобы «поговорить».

— Конечно. — Пожал он плечами.

Морщина девушки углубилась, верхняя губа напряглась, но она храбро взяла себя в руки. В современном мире, когда чувства препарируются и анализируются, словно сложные микроорганизмы под микроскопом, сопереживание, теплота и доброта уже не считаются положительными качествами.

Они сидели плечом к плечу на пыльной земле. Эд разглядывал пальмы в дымке горизонта и горные хребты на другой стороне озера.

— Я переживала за тебя. Куда ты пропал? — неуверенно начала Элли.

Ее кожа пахла солнцезащитным кремом, бусины пота блестели на переносице.

— Гулял. Мне нужно было подумать.

— Ты… Решил что-нибудь?

— Нет. — Он улыбнулся, но Элли не ответила тем же.

— Я беспокоюсь, Эд.

Вслед за словами в ее глазах сверкнули эмоции. Он не в силах был этого вынести. Ни от нее, ни тем более от других. Придвинувшись, он обнял ее за плечи и прижал к себе. Элли напряглась, но тут же расслабилась, и по его телу пробежало тепло. Импульсивно, он наклонил голову, вдохнул запах ее чистых пахнущих травой волос и прижался к ним губами.

— Прости, не хочу никого огорчать, — произнес Эд.

Она повернулась, чтобы посмотреть на него, и на какую-то долю секунды он не знал, что будет дальше. Элли смахнула пыль со своих ног и чихнула.

— Почему бы нам не пойти и не приготовиться к ужину?

***

После ужина они сидели на террасе — болтали и вдыхали свежесть ночи, наслаждаясь звуками фортепьяно с другой стороны здания. Эд подробно расспрашивал Элли о работе. Ему и правда было интересно, и к тому же нравилось наблюдать, как при этом загорались ее глаза. Ну и наконец, эта тема была самой безболезненной.

Было уже поздно, когда Элли посмотрела на часы телефона и напряглась, как будто вспомнила о чем-то важном, еще не сделанном.

— Мы все еще толком не обсудили то, что с тобой происходит, Эд, — сказала она, играя браслетом на запястье.

— Нет, — ответил он.

— Тебе надо поговорить с кем-нибудь. Мне бы не хотелось вмешиваться, и я надеюсь, ты понимаешь, что это самое последнее, чего я хочу. Но замалчивать проблему — ненормально.

Он не смог удержаться от улыбки.

— Чему ты улыбаешься?

— Ничему! Просто ты не из тех, кто может открыто говорить о своих чувствах, не так ли?

Она выпрямилась, словно защищаясь.

— Речь не обо мне.

— Да, знаю, ты разумна, — мягко продолжил он. — И все-таки, за все годы, что мы знакомы, не припомню твоих рассказов о маме, например.

— Я рассказывала.

— Нет, настоящих признаний о том, как ее смерть повлияла на тебя в детстве, или история с твоим отцом и неким Стефано…

— Мы хотели обсудить твои проблемы, не мои.

— О, нет. Я не говорю, что у тебя проблемы…

— Прекрасно.

— Их, в любом случае, немного.

— Очень смешно. Поступай, как знаешь. Но может, я удивлю нас обоих тем, что окажусь хорошей жилеткой?

— Может быть.