Колени Виттории подогнулись. Она хотела было захлопнуть дверь, но лишь прошептала:

— Проходите, пожалуйста.

Через высокое подъемное окно неясный свет падал на элегантный книжный шкаф, который занимал одну из стен гостиной. На деревянном полу медового цвета лежал искусно сплетенный ковер. Возле светлого дивана, где работала Виттория, громоздилась стопка бумаг.

Внимание Пегги было притянуто к каминной полке, заставленной семейными фотографиями. На одной из них Кристофер с Витторией на пляже, где на вид ему около двух. На нем забавная маленькая шляпка, на пухлых ножках очаровательные спортивные шортики. На других снимках вся семья. Виттория, ее муж и Кристофер, которому на вид тринадцать. На почти взрослом лице сияют глаза подростка, выражая нежелание фотографироваться. На недавних фотографиях Кристофер, одетый в белую форму игрока в крикет, держит кубок. Рядом снимок, где юноша нежно обнимает Витторию за талию.

Повсюду в комнате, куда бы Пегги не бросила взгляд, были признаки дружной и хорошо образованной семьи, которая упорно трудилась, чтобы сделать этот дом уютным и домашним.

В течение многих лет биологическая мать повторяла, что самое важное для нее, чтобы сын был счастлив и любим. Теперь же, оглядывая комнату, она поняла, что обманывала саму себя. Эта уважаемая и милая женщина забрала, сама того не ведая, у Пегги самое дорогое. Ободряла мальчика, когда он делал первые шаги. Держала его за руку, когда он пошел в первый класс. Бежала рядом, когда он впервые сел на двухколесный велосипед. Смотрела с гордостью, как его команда выигрывает в крикет. Пекла праздничные пироги на его день рождения, пришивала именные бирки на школьную форму. Учила пускать воздушных змеев, строить песочные замки, читала ему книжки перед сном.

Все это мелочи. Ничего существенного. Но вместе, все эти мелочи составляли разбитое сердце Пегги.

— Извините за беспорядок. Я работала, — неловко произнесла Виттория, прибирая бумаги. — Я работаю переводчиком с тех пор, как мы вернулись в Великобританию.

Пегги молчала, от волнения потеряв дар речи.

— Пожалуйста, присаживайтесь, — добавила женщина. — Могу я предложить вам попить?

Садясь на диван, Пегги покачала головой, крепко сжимая сумочку.

— Мое появление как гром среди ясного неба. Простите. — Голос ее дрогнул. — Я… У меня не было выбора.

Она заставила себя собраться с мыслями. На шее Виттории напряглись сухожилия.

— Первое, что, вероятно, нужно узнать, правдивы ли мои подозрения, — продолжила Пегги, стараясь говорить спокойно. — Я расскажу вам свою историю — то, что случилось после рождения сына. Возможно, мы сможем разобраться.

Она рассказала Виттории, как в 1963 году в возрасте двадцати двух лет забеременела от мужчины, с которым была знакома лишь короткое время. Как родители отвезли ее в Найтингейл-Хаус. Как в ближайшей больнице она рожала сына в полном одиночестве, а затем на шесть коротких недель вернулась в дом матери и ребенка. Пегги пыталась объяснить, каким образом подписала бумаги на усыновление против своего желания. И как, уже сидя в комнате ожидания, все надеялась на чудо, на что-то, что помешает разлучить ее с сыном. Пока не стало слишком поздно.

Глаза Виттории пылали. Сидящая напротив женщина была моложе нее, но из-за лица, испещренного морщинами, выглядела старше. Когда они с Майклом усыновили Стефано, Виттория не думала ни о чем, лишь только о своей бездетности и о радости, которую принесет малыш. Она не задавала вопросов, не желала слушать никаких объяснений, кроме тех, которые ей были уже даны. А разве должна была?

— В агентстве по усыновлению сказали, что мать отказалась от ребенка, что она из Лондона, и что мы никогда ее больше не увидим. Я никогда бы не вернулась в Ливерпуль, если бы был хоть малейший намек на возможную встречу с вами. Независимо от того, насколько больна мать Майкла, и насколько привлекательным было его предложение по работе. Они солгали нам. Мне очень жаль, что вам пришлось пройти через это.

— Вы не могли знать, — пробормотала Пегги, мгновенно проклиная это нелепое заявление.

«Вы не могли знать». Так говорят, если пошел дождь, а ты не взял зонтик, или хотел испечь пирог, а яиц не осталось.

Но она не могла подобрать правильных слов, поэтому произнесла то, что всегда мечтала сказать при встрече с Кристофером, надеясь, что он в хороших руках и в безопасности.

— Спасибо. — Пегги хотела говорить твердо, но голос подвел ее.

Виттория удивленно подняла голову.

— За что?

— За… — Пегги снова посмотрела на фотографии. — За то, что замечательно воспитали сына.

Несмотря на душевную боль, Пегги понимала, что многим обязана приемной матери своего сына. Виттория шмыгнула носом, боясь расплакаться.

— Как вы нашли нас? — спросила она. — Что заставило вас искать сына?

Они подошли к сути разговора. Пегги глубоко вдохнула.

— Я не искала. У меня семнадцатилетняя дочь. Вчера она познакомила меня со своим новым парнем.

Виттория в изумлении прикрыла рот рукой. Остальное она уже знала.

— Это был… — Пегги чуть не сказала «Кристофер», но остановилась. — Это был Стефано.

Элли

Нервное потрясение утихло, и голос бабушки зазвучал ровнее. Но все же я не помню ее в подобном состоянии. Но у меня еще оставались вопросы.

— Как ты сообщила маме и Стефано?

— Мы договорились сделать это по-отдельности. Я и Джеральд скажем Кристин. Виттория и ее муж сообщат Стефано. Это был… не самый удачный день, — сказала она с поразительной сдержанностью. — Твоя мать сначала отказалась верить. Она обвинила меня во лжи и убежала из дома. От волнения я не находила себе места. Но вскоре позвонила Виттория и сказала, что Кристин у них. Мы дали детям час. Чтобы они смогли попрощаться друг с другом. Когда мы с дедушкой подъехали к их дому на машине, твоя мать ждала нас на ступеньках. Она побежала к нам, села в машину, закрыла лицо руками и расплакалась. В это время я посмотрела в окно дома и увидела Стефано. Лицо моего ребенка, уже совсем взрослого. Я не могла отвести взгляд от этих глаз… от этих волос, все таких же темных, как в детстве.

— О, бабушка.

— В тот день я его видела в последний раз. Виттория и Майкл… Они сказали, что это единственное правильное решение. Они были непоколебимы, объяснив, что беспокоятся о том, что Кристин и Стефано хотят быть вместе, но думаю… нет, уверена, они хотели увезти его подальше и от меня тоже.

— И они сразу вернулись в Италию?

— Вскоре после этого. У меня сложилось впечатление, что Виттория никогда не хотела жить в Великобритании, и для нее нашелся веский повод, чтобы вернуться домой. Я пыталась связаться со Стефано несколько раз, но у меня не получилось. Я писала, что люблю его, что он — моя плоть и кровь, что я согласна на все, лишь бы увидеться с ним. Но я получила только один ответ, то письмо от Виттории, которое ты читала. Как помнишь, мне сказали, чтобы я оставила его в покое.

— А ты?

— А что я могла еще сделать? Он бы возненавидел меня за навязчивость. Я отправила письмо Виттории, пообещав, что больше не буду им писать. Только однажды, когда Кристин умерла, я нарушила это обещание. В конце концов, он должен был знать, ведь твоя мама была его сводной сестрой. В ответ он поблагодарил меня за то, что я сообщила ему, и сказал, что сожалеет о потере, и все на этом. Это письмо тоже было в ящике, но ты, видимо, его не нашла.

Я смотрела на волны, тихо бьющиеся у берега, но в глазах все расплывалось.

Эд с выражением полного беспокойства подошел ко мне и прошептал:

— Как ты?

Я утвердительно кивнула и отвернулась от воды. Голова разрывалась от тысячи вопросов.