Во время одной из последовавших встреч между Рейганом и Горбачевым, услышав поговорку «Доверяй, но проверяй», сказанную президентом по-русски, разумеется с акцентом, советский лидер несколько ехидно заметил: «Вы повторяете это много раз», на что американский президент ответил просто: «Она мне нравится»[642]. Сказано это было безусловно искренне. Помимо лежавшего на поверхности политического смысла поговорка пришлась по душе бывшему актеру своей краткостью и ритмичностью. Историки международных отношений сходны во мнении, что использование поговорки и только что упомянутый обмен репликами явно способствовали созданию более непринужденной атмосферы на переговорах высшего уровня. Именно так: «Доверяй, но проверяй» назвала С. Мэсси свою книгу воспоминаний о встречах с Рейганом[643].

Мы, однако, вновь несколько забежали вперед. Пока же необходимо отметить, что Рейган высоко ценил Сьюзан Мэсси и свое общение с ней. Он записал в дневнике: «Она — величайший исследователь русского народа из всех, кого я знаю. Она убеждена, что русские пройдут через духовное возрождение и полностью порвут с коммунизмом»[644]. Сказано и записано это было за пять с лишним лет до того, как в результате подлинно революционных изменений прекратил существование СССР, а Россия с огромными трудностями, ценой страданий народа и грабительского накопления капитала вступила на путь рыночных отношений.

Со своей стороны, Мэсси полагала и многократно упоминала об этом в своих мемуарах, что Рейган был единственным политиком из всех, кого она знала, кто интересовался, о чем думают не только кремлевские деятели, но и простые люди России.

Первые впечатления, что с Горбачевым можно по крайней мере попытаться завязать переговоры, хотя и не рассчитывать на результат в относительно близком времени, подкреплялись новой информацией. В СССР происходило невиданное: новый генсек, приехав в свою первую «служебную командировку» в Ленинград, вышел на улицу (на первый взгляд без охраны) и беседовал с прохожими. Его стали показывать по телевидению вместе с супругой Раисой Максимовной, которая не была похожа на жен бывших советских лидеров, скромно, но модно одевалась, охотно общалась с прессой и, по слухам, ранее была преподавателем вуза, в котором читала что-то вроде философии. Вспоминали и недавнюю поездку Горбачева в Великобританию вместе с женой, и его непринужденные беседы с премьер-министром Маргарет Тэтчер, после которой она заявила журналисту: «Я осторожно оптимистична. Мне понравился мистер Горбачев. Мы можем вместе заниматься делом»[645]. В феврале 1985 года, то есть незадолго до того, как Горбачев стал генеральным секретарем, Тэтчер посетила США с официальным визитом. Она выступила 20 февраля на совместном заседании обеих палат Конгресса, выразив, в частности, убеждение, что лишь твердая политика администрации Рейгана и военная мощь Запада могут заставить Советский Союз возобновить реальные переговоры о сокращении ракетно-ядерных вооружений[646]. О Горбачеве «железная леди» в публичной речи не упомянула. Но в беседе с президентом в его загородной резиденции Кэмп-Дэвид она высоко оценила нового советского лидера как личность, правда, предупредив Рейгана, что «чем более очарователен противник, тем более он опасен»[647].

Поездка Горбачева в Великобританию была с раздражением встречена кремлевскими старцами, особенно Громыко. Он позволил себе в частных разговорах ворчать, что Горбачев слишком рекламировал себя, а советским послам в странах Запада, сообщавшим о благоприятных откликах на поездку Горбачева, в том числе послу в США, сделал внушение. Добрынин комментировал: «Горбачев быстро узнал обо всем этом и, похоже, надолго запомнил»[648].

Рейган с интересом, надеждой и в то же время с некоторым опасением следил за внутренней политикой Горбачева, за его экспериментами, в том числе теми, которые явно были обречены на неудачу. В Америке помнили о «сухом законе» 1920-х годов и о том, какие беды, прежде всего в связи с ростом преступности, он принес стране, отнюдь не покончив с алкоголизмом, а только сделав его несравненно более дорогостоящим и опасным. Американское руководство явно опасалось, что антиалкогольные меры, которые начал осуществлять Горбачев в мае 1985 года, могут привести не только к массовому недовольству, но и к отстранению Горбачева от власти, к возвращению власти в СССР в руки крайних консерваторов. Сокращение производства водки, уничтожение виноградников, огромные очереди за спиртным, резкое расширение самогоноварения, гибель людей от употребления псевдоалкогольной продукции, усиливавшееся массовое недовольство — все это свидетельствовало о расшатывании политической ситуации в стране. Недовольство очень скоро распространилось на самого Горбачева, которого стали называть «минеральным секретарем»[649]. Появились даже соответствующие частушки, например:

Осознав грозящую нешуточную опасность, советское руководство фактически свернуло антиалкогольную кампанию уже через полтора-два года после ее начала. Ситуация в стране продолжала расшатываться, но уже вне непосредственной связи с антиалкогольной кампанией.

Своего рода сигналом к возможности урегулирования взаимоотношений для американского руководства, прежде всего для Рейгана, стали изменения в высшей советской элите, прежде всего отстранение уже в июле 1985 года Громыко с поста министра иностранных дел и замена его выходцем из Грузии Э. А. Шеварднадзе. Хотя Шеварднадзе являлся ранее первым секретарем ЦК компартии этой республики и был известен весьма угодливыми выступлениями, адресованными Брежневу, отмечалось также его стремление развернуть действительную борьбу против коррупции в закавказской республике, а после прихода в МИД с немалым интересом читали его заявление: «Мне придется трудно на фоне авторитета Андрея Андреевича [Громыко]. По сравнению с ним, крейсером внешней политики, я всего лишь лодка. Но с мотором!» Почти сразу после своего нового назначения Шеварднадзе решительно выступил за «деидеологизацию» внешней политики СССР. Вскоре последовали новые сведения о том, что в СССР появился министр иностранных дел, который является соратником Горбачева в проведении политики «нового внешнеполитического мышления».

Несколько позже, в сентябре 1987 года, состоялся первый визит Шеварднадзе в США. В результате переговоров с Шульцем были достигнуты первые конкретные результаты: министры договорились о проведении переговоров по ограничению, а затем и прекращению ядерных испытаний. Было договорено о подписании соглашения о создании центров по сокращению ядерной опасности. Само это соглашение было подписано в Женеве 15 сентября того же года.

Идея создания национальных центров по предотвращению конфликтных ситуаций была выдвинута учеными Джорджтаунского университета, находящегося фактически в Вашингтоне (хотя и за пределами федерального округа Колумбия, который юридически считается столицей США), а затем поддержана советским МИДом после прихода Шеварднадзе. Первоначально на центры возлагались только функции заблаговременного уведомления о пусках ракет за пределы национальных территорий. Но уже в тексте соглашения предусматривалась возможность их использования для осуществления будущих соглашений в области контроля над вооружениями[650].