Речь носила взвешенный характер, но состояние холодной войны продолжалось.
Решающим фактором в коренном изменении советско-американских отношений стало, как выяснилось позже, появление в марте 1985 года нового советского лидера М. С. Горбачева, который пока отличался в глазах американского президента от прежних партаппаратчиков по крайней мере тем, что имел высшее юридическое образование, полученное в Московском университете, был сравнительно молод и, судя по первым его шагам, намеревался проводить более или менее ответственную внутреннюю политику.
Когда умер К. У. Черненко, Рейган в очередной раз направил на похороны официальную американскую делегацию во главе с вице-президентом Бушем, а в личном письме новому советскому лидеру М. С. Горбачеву от 11 марта пригласил его посетить Соединенные Штаты и убеждал, что ни его страна, ни лично сам президент не намерены причинить никакого ущерба Советскому Союзу. В письме говорилось: «В связи с тем, что вы взяли на себя новые обязанности, я хотел бы воспользоваться этой возможностью и подчеркнуть свою надежду, что мы можем в предстоящие месяцы и годы развить более стабильные и конструктивные отношения между нашими двумя странами. У нас много различий, и мы должны развивать [взаимоотношения] таким образом, чтобы принимать во внимание как различия, так и общие интересы, стремясь разрешить проблемы и создать новые измерения доверия и уверенности. История возложила на нас очень тяжелую ответственность за сохранение и укрепление мира, и я убежден, что у нас имеются новые возможности, чтобы это осуществить»[633].
24 марта Горбачев ответил значительно более обширным письмом[634]. Он позитивно оценил «краткие беседы» с вице-президентом Бушем и госсекретарем Шульцем в Москве, состоявшиеся после похорон Черненко, как и начавшуюся собственную переписку с американским президентом. После общих рассуждений о сосуществовании государств с различными социальными системами, не касаясь конкретных вопросов расхождений, Горбачев отметил, что первейшая задача состоит «в начале дела таким образом, чтобы мы сами и другие могли увидеть и почувствовать, что обе страны не стремятся к углублению различий и заострению враждебности, а наоборот, проводят свою политику, видя перспективу оживления ситуации и мирного и спокойного развития».
Горбачев несколько раз возвращался к вопросу о необходимости установить отношения доверия между США и СССР, между руководством обеих стран, что, как он считал, позволит перейти к разрешению конкретных проблем, крупных и мелких. В заключительной части звучали многообещающие слова: «Я надеюсь, мистер президент, что вы почувствуете из этого письма, что советское руководство, включая лично меня, намерено действовать энергично, чтобы найти общие пути для улучшения отношений между нашими странами».
Выражая благодарность за приглашение в Вашингтон, Горбачев отметил, что к вопросу о времени и месте встречи необходимо будет возвратиться позже, с тем чтобы таковая увенчалась важными договоренностями.
В Вашингтоне ответ Горбачева был оценен как свидетельство возможности нового тура плодотворных переговоров. Правда, раздавались голоса, что новый советский генсек является почти точной копией предыдущих. В этом Рейгана стремились убедить министр обороны Каспар Вайнбергер и директор ЦРУ Уильям Кейси. Однако президент счел, что в письме из Москвы звучат явно новые интонации.
В этом его убеждал также государственный секретарь. Шульц обратился к Рейгану со специальным меморандумом, в котором анализировал это письмо. «Письмо Горбачева отличается своим неполемическим тоном, — указывал Шульц и продолжал: — В действительности его сообщение свидетельствует, что мы должны как сбавить тон публичной риторики, так и заняться делом спокойно, избегая “углубления наших разногласий” и “заострения враждебности”»[635]. Как видим, Шульц, убеждая Рейгана в необходимости согласиться с новыми подходами, цитировал письмо самого Горбачева как свидетельство стремления к реальным мирным достижениям.
О том, что Рейган в значительно большей степени склонялся к позиции госсекретаря, который отнюдь не был «голубем», как его подчас называли политические противники и соперники, но стремился к взвешенным решениям, а не к оценкам министра обороны и директора ЦРУ, свидетельствовали записи этих дней в дневнике. Одна из них гласила: «Кэп [Вайнбергер] и Билл [Кейси] придерживаются иного мнения, чем Джордж [Шульц]… В действительности именно Джордж проводит мою политику. Мне надо встретиться с Кэпом и Биллом и объяснить им это. Это будет не очень приятно, но это надо сделать»[636].
Биограф Рейгана Вейсберг и историк холодной войны Джеймс Мэнн отмечают, что в этот переломный для президента период значительное влияние на него оказывала историк и литературовед Сьюзан Мэсси[637].
Действительно, учитывая, что проблема предотвращения ядерной войны связана прежде всего с взаимоотношениями с СССР, Рейган, который и раньше проявлял интерес к огромной, оторванной от западного мира державе, основному противнику Соединенных Штатов на мировой арене, единственному государству, столкновение с которым могло привести к всемирной катастрофе, искал теперь человека, непосредственно не связанного с политикой и хорошо знавшего СССР, который мог бы не просто углубить его знание и понимание восточного гиганта, но сделать это неформально, с пониманием тонкостей проблемы. В результате этих поисков он познакомился со Сьюзан Мэсси.
Сьюзан была дочерью швейцарского дипломата Мориса Рорбаха, являвшегося генеральным консулом в Филадельфии. Она родилась в Нью-Йорке, получила образование в США, а затем училась в парижской Сорбонне, где совершенствовала свои знания истории, политики и культуры России. Она вышла замуж за историка Роберта Мэсси, который также был специалистом по России, и оказывала ему помощь в подготовке работы о последнем российском императоре, которая стала бестселлером и основой художественного фильма «Николай и Александра» (за нее вместе с другими работами автор получил Пулитцеровскую премию)[638].
В следующие годы Сьюзан несколько раз посещала СССР, была потрясена красотами Ленинграда, познакомилась с рядом писателей, в том числе Иосифом Бродским, в связи с чем у нее потом возникали затруднения с получением новых виз. Результатом творческих усилий явился ряд книг, в том числе яркая популярная работа «Страна Жар-птицы: краса былой России»[639].
Прочитав эту книгу, Рейган пригласил автора на беседу в Белый дом. Сьюзан произвела на него настолько благоприятное впечатление, что он предложил ей стать неофициальным консультантом по советским делам, не расставаясь с основной ее работой в то время — сотрудницы Российского исследовательского центра Гарвардского университета.
Во время регулярных встреч с Рейганом Мэсси знакомила его не только с элементами российской истории и культуры, но и с бытом страны, с советскими анекдотами, прежде всего политическими, с привычками, пословицами и поговорками. Именно она сообщила президенту поговорку «Доверяй, но проверяй», которую Рейган затем неоднократно использовал во время встреч с М. С. Горбачевым. С легкой руки Мэсси, а затем Рейгана эта поговорка вошла в американский политический лексикон. Сама Мэсси вспоминала, что говорила Рейгану: «Русские любят поговорки. Было бы хорошо, если бы вы знали некоторые из них. Вы актер — вы можете запомнить их очень быстро»[640].
Вначале на встречи с Мэсси приглашались советники президента, но вскоре Рональд предпочел беседы наедине. Когда позже руководителю штата Белого дома в 1985–1987 годах Дональду Ригану задали вопрос, присутствовал ли он на этих встречах, он ответил: «Нет, они всегда были приватными и происходили на втором этаже, в жилом секторе Белого дома»[641].
