В отличие от супруга, которому Горбачев понравился, Нэнси позже отзывалась о Раисе Горбачевой недоброжелательно: она показалась первой леди «сухой и педантичной»; во время личной встречи Раиса, по словам Нэнси, не давала ей вставить ни одного слова, была «дидактичной», как все преподаватели марксистской философии[669].

После женевской встречи продолжалась переписка, которая постепенно становилась менее официальной и все более располагала к взаимным договоренностям.

Инициативу проявил Рейган. 28 ноября он написал Горбачеву довольно длинное письмо от руки. Это была уже привычка президента подчеркивать особую доверительность своих текстов тем, что они не печатались на машинке (не важно, что в переведенном виде они вручались адресату напечатанными). Рейган соглашался, что беседы в Женеве были откровенными, что, несмотря на разногласия (опять подчеркивались вопрос о СОИ и некоторые региональные конфликты), по важнейшему вопросу — о необходимости мирных отношений между обеими странами — существует полное единомыслие. Горбачев официально приглашался нанести визит в США во второй половине 1986 года.

24 декабря 1985 года Горбачев писал Рейгану: «Я хотел бы, чтобы вы рассматривали это письмо как продолжение наших бесед у камина». «Я придаю особое значение тому факту, — говорилось далее в письме, — что мы оказались способными превзойти серьезный психологический барьер, который в течение долгого времени препятствовал диалогу, достойному лидеров СССР и США».

В переписке с обеих сторон выдвигались предложения, которые были изначально утопичными. Но тот факт, что эта утопия не только разделялась, но подчас и усиливалась встречной стороной, свидетельствовал, в свою очередь, о сближении позиций. В январе Горбачев предложил Рейгану, чтобы оба государства полностью ликвидировали свое ядерное вооружение до 2000 года. На это президент ответил: «Зачем ждать до 2000 года?»

В нескольких письмах Рейган ставил практические вопросы относительно прав человека в СССР, в частности о воссоединении семей. Горбачев обещал с этим разобраться, что действительно было сделано. Преодолевая бюрократическую волокиту, новый советский генсек постепенно раздвигал «железный занавес», в частности в тех делах, которые касались рядовых граждан. А это, с точки зрения американского президента, да и подавляющей части общественности США, было не менее важным, чем ядерная проблема[670] [671] [672].

Совершенно невиданным для той поры, когда в СССР еще сохранялись основы тоталитарной системы, была договоренность о выступлениях руководителей обеих стран с новогодними обращениями к населению стран, которые еще считались противниками, а не партнерами. 1 января 1986 года по центральному советскому телевидению было передано выступление Рейгана, а американские телеканалы включили в свои передачи выступление Горбачева.

Разумеется, в такого рода обращениях не было и не могло быть каких-либо конкретных предложений. Оба лидера произносили общие слова в пользу мира. Но сам этот уникальный факт был особо важен для СССР, так как впервые в прямом советском эфире выступил не просто руководитель иностранного государства, а тот, кто еще так недавно называл СССР «империей зла». Оба обращения были записаны на пленку заранее (выступление Рейгана еще 28 декабря в Лос-Анджелесе) и сопровождались закадровым переводом.

Рейган говорил: «Настало время для раздумий и надежды. Оглядываясь на только что завершившийся год и на год, который только начался, я хочу поделиться с вами своими надеждами на мир, процветание и добрую волю, которая присуща американскому и советскому народам. Только месяц назад генеральный секретарь Горбачев и я встретились в первый раз в Женеве. Наша цель состояла в том, чтобы начать новую главу во взаимоотношениях между нашими странами и попытаться сократить подозрения и недоверие между нами… Я сказал мистеру Горбачеву о нашем глубоком желании мира и о том, что американский народ не желает причинить советскому народу никакого вреда»[673].

В свою очередь Горбачев говорил: «Я вижу доброе предзнаменование в том, как мы начинаем новый год, объявленный Годом мира. Мы начинаем его с обмена прямыми обращениями — президента Рейгана к советскому народу и моего — к вам. В этом, на мой взгляд, есть вселяющая надежду примета перемен, пусть небольших, но все же перемен к лучшему в наших отношениях… Сегодня волей истории на наши две страны возложена огромная ответственность перед народами своих стран, народами всех государств за сохранение самой жизни на Земле… Давайте возьмем на себя задачу покончить с нависшей над человечеством угрозой. Не будем перекладывать это дело на плечи наших детей»[674].

Ядерная проблема вновь вышла на первый план совершенно внезапно, когда в конце апреля 1986 года произошла страшная катастрофа на Чернобыльской атомной электростанции под Киевом. Хотя масштабы разрушений и опасности для человечества, которые вначале оценивались специалистами как угрожающие жизни на большей части Европы, оказались локальными, мысли о реальном ограничении ядерного оружия вышли на первый план как в шедшем к распаду СССР, так и в остальном мире.

В то же время все более ухудшалось экономическое положение СССР. Еще осенью 1985 года власти Саудовской Аравии объявили о резком увеличении добычи и переработки нефти, что привело к резкому падению цен на нефтепродукты на мировом рынке. К весне 1986 года цена на сырую нефть упала с тридцати с лишним долларов за баррель[675] менее чем до десяти долларов. Примерно в такой же пропорции обрушились цены на советские нефтяные поставки Западу. Оказалось, что внешнеторговым организациям СССР нечем платить за ввозимое зерно и другие товары, в частности остро необходимые военному ведомству. Жизненно важные для населения товары, прежде всего продовольствие, один за другим исчезали с рынка.

Все эти события, ведя, с одной стороны, к все большему обострению социально-политического положения в СССР, недовольству населения, возникновению реальных оппозиционных течений, назреванию раскола в КПСС, с другой — стимулировали руководство СССР к шагам навстречу договоренностям с Соединенными Штатами. В этом виделся один из важнейших путей для того, чтобы облегчить положение экономики.

15 сентября Горбачев обратился к Рейгану с письмом, в котором было дано согласие на устранение советских и американских ракет средней дальности из европейских стран без учета французского и британского ракетного потенциала и в то же время выражались опасения в связи с американскими работами по СОИ. Предлагая теперь не полностью отказаться от этих работ, а ограничить их минимум на 15 лет «лабораторными исследованиями», советский генсек считал целесообразным до поездки в Вашингтон организовать промежуточную встречу с президентом где-то на полпути между обеими странами, например в Британии или Исландии.

По совету Шульца Рейган согласился на встречу в следующем месяце в столице Исландии Рейкьявике.

Пути к взаимопониманию и даже некоторому взаимному сближению отнюдь не были гладкими. В обеих странах значительное влияние сохраняли консервативные догматические силы, да и сами высшие руководители отнюдь не избавились от шаблонов предыдущих лет. Обе стороны стремились продемонстрировать свои сильные стороны и в определенной мере унизить противоположную сторону. При этом преимущества, вытекавшие из функционирования рыночных отношений и демократического устройства, явно были на стороне США и президента Рейгана. Возникали вроде бы мелкие инциденты, которые могли затормозить вроде бы начавшийся процесс разрядки напряженности.