Рейган дал согласие на проведение операции по задержанию в Нью-Йорке советского физика, сотрудника Секретариата ООН по науке и технике Геннадия Захарова, которого подозревали в сборе секретной информации и попытках завербовать американских граждан. 23 августа Захаров был арестован на станции метрополитена в нью-йоркском районе Квинс в момент передачи ему разведывательной информации о реактивных двигателях, используемых в американской военной авиации, в обмен на тысячу долларов и почти сразу признался в шпионской деятельности[676]. В ответ 30 августа в Москве был арестован американский журналист Николас Данилофф, потомок русских дворян, среди которых были декабристы и генералы императорской армии. У Данилоффа обнаружили среди прочих материалов некий конверт с надписью «Совершенно секретно»[677]. Консервативная пресса США и официальные советские печатные органы — с явного одобрения Горбачева — подняли шумиху по поводу этого шпионского скандала, который в обычных условиях явился бы ординарным делом, регулируемым соответствующими ведомствами путем переговоров.
Было совершенно ясно, что Данилофф арестован именно для того, чтобы использовать его в качестве разменной монеты в деле Захарова.
По всей видимости, американцы не ожидали столь острой реакции советской стороны. Вновь пришлось вмешаться Рейгану, который в это время находился в отпуске на своем ранчо в Калифорнии. Правда, вначале в правительственной верхушке шли споры. Данилофф пишет в воспоминаниях: «Пресс-секретарь Белого дома Ларри Спике публично заявил, что подготовка саммита Рейган — Горбачев будет продолжаться, несмотря на мой арест. В дальнейшем администрация разделилась на два лагеря. Сторонники жесткой линии в Совете национальной безопасности, министерстве юстиции и Конгрессе требовали суда над Захаровым и моего освобождения без всяких условий. Джек Мэтлок, работавший тогда в Совете национальной безопасности и позднее ставший послом в Москве, представил эту позицию государственному секретарю Джорджу Шульцу, который ее отверг. Президент Рейган и высшие должностные лица Госдепартамента вполне отдавали себе отчет в том, что я арестован с целью добиться освобождения Захарова путем переговоров»[678].
По распоряжениям президента и генсека почти немедленно были начаты переговоры в Вене на встрече не только дипломатов, но и представителей КГБ и ЦРУ. Взаимные претензии по поводу арестов предъявлялись в переписке между Шульцем и Шеварднадзе и даже между Рейганом и Горбачевым. Президент заверил генсека, что у Данилоффа «нет никаких связей с правительством Соединенных Штатов». Однако Горбачев счел это заверение неосновательным, что Рейган воспринял как личную обиду.
Однако после недолгих переговоров были найдены соответствующие юридические ухищрения (Захаров заявил, что не будет оспаривать обвинения, и был выдворен из США, а Данилофф помилован Президиумом Верховного Совета СССР)[679].
29 августа оба фигуранта вылетели в свои страны, а на следующий день было объявлено, что встреча Рейгана и Горбачева состоится в Рейкьявике 11–12 октября.
Консерваторы в США резко критиковали достигнутую сделку, но в то же время понимали, что она была необходима, чтобы открыть возможность дальнейших переговоров. Тем более это осознавал президент, который отметил необходимость ее в своем дневнике, добавив: «Их человек — шпион, схваченный за руку, а Данилофф — заложник», и продолжал: «Ответ Горбачева на мое письмо был заносчивым. Он отверг мое заявление, что Данилофф не является шпионом. Я чертовски взбешен. Все это мы уже проходили. Мы арестовываем шпиона, Советы хватают первого попавшегося американца, придумывают обвинение и требуют обмена»[680].
При этом Рейган продолжал свое наступление по вопросу о правах человека в СССР, а Горбачев все более сознавал, что надо менять всю систему. Именно в этих условиях советская сторона дала согласие на выезд на Запад известного диссидента Юрия Орлова с женой, а несколько других диссидентов были отпущены за рубеж для лечения[681].
Еще до освобождения арестованных по обвинению в шпионаже Рейган пригласил в Белый дом жену Данилоффа Рут, показал ей список лиц, выезда которых требовала американская сторона, и спросил, не желает ли она добавить какие-либо имена (вписано было имя генетика Д. М. Гольдфарба). Первыми в списке Рейгана значились имена академика А. Д. Сахарова и его жены Е. Г. Боннэр[682]. Право на выезд за рубеж они не получили, но вскоре после этого Сахаров был освобожден из ссылки, которую он отбывал в Горьком, возвратился в Москву и возобновил активную общественную деятельность за коренную перестройку социальных отношений в СССР[683].
О том, насколько детально Рейган и его помощники готовились к предстоящей встрече, свидетельствует обширный машинописный том, подготовленный в Белом доме и предназначенный для журналистов. В него вошли детальные сведения о внешней политике США, об Исландии и СССР, о первой встрече президента с генеральным секретарем, о проблеме прав человека, региональных и двусторонних проблемах и особенно о вопросах безопасности и контроля за вооружениями. К сборнику Рейган написал специальное предисловие, в котором предупреждал: «Эта встреча предоставит возможность личной, детальной и искренней дискуссии, чтобы подготовить встречу на высшем уровне в Соединенных Штатах. Переговоры в Рейкьявике будут частными, конфиденциальными и не предполагают подписания каких-либо соглашений»[684].
Рейган и Горбачев прилетели в Рейкьявик, город, находящийся на полпуги между Москвой и Вашингтоном, с намерениями перевести процесс разрядки в практическую плоскость, но на условиях, которых продолжала придерживаться каждая сторона. Переговоры проходили в особняке на окраине города, в тихом месте. Журналисты были допущены только на итоговые пресс-конференции обоих лидеров.
На протяжении двух дней состоялось шесть встреч.
Горбачев по-прежнему, соглашаясь на пятидесятипроцентное сокращение стратегических ракет и полное устранение советских и американских ракет средней дальности с территорий других европейских стран, добивался обязательства Рейгана не выводить СОИ за пределы лабораторных исследований в течение десяти лет (ранее назывался срок 15 лет, но существенной разницы между этими отдаленными сроками, разумеется, не было).
Рейган, действовавший по принципу «доверяй, но проверяй», который он, как уже упоминалось, не раз повторял Горбачеву, поддерживал только двустороннее соглашение: сокращение стратегических вооружений и устранение ракет средней дальности из стран Европы при условии развития стратегической оборонной инициативы в полном объеме. Он, однако, по-прежнему далеко не полностью доверял советской стороне, особенно в связи с недавним шпионским скандалом. После встречи он писал М. Тэтчер: «Русские не хотят воевать, они хотят одержать победу, угрожая ядерным оружием»[685]. Самому же Горбачеву Рейган говорил, что заключение договора по стратегическим наступательным вооружениям при замораживании американской оборонительной программы «требует исключительного уровня доверия», которого пока нет, и «поэтому мы не можем принять вашу позицию».
Один из советников Рейгана по вопросам безопасности, Мартин Андерсон, присутствовавший на переговорах, утверждает, что президент прямо заявил советскому генеральному секретарю, что американцы полностью обанкротят советскую экономику при помощи СОИ, если СССР не пойдет на компромисс. «Я был с Рейганом, — рассказывал Андерсон, — и он действительно вел себя грубо. За закрытыми дверями Рейган просто припирал Горбачева к стенке»[686]. Вряд ли эта оценка соответствовала действительности полностью, но тот факт, что в морально-политическом отношении СОИ использовалась в качестве орудия давления, безусловен.
