В средствах массовой информации живейшим образом обсуждалась вина (или невиновность) президента. Однако в разгар расследования Рейган в очередной раз заболел. В январе 1987 года он перенес операцию по удалению предстательной железы. Опухоль оказалась доброкачественной. Однако сказывался возраст, и период выздоровления на этот раз оказался более долгим. Как и ранее, президентских полномочий он Бушу не передавал, однако от контактов с прессой всячески уклонялся и временно прекратил пресс-конференции.

Все же на вопросы комиссий Тауэра и Уолша Рейган был вынужден отвечать. Тауэр и члены его комиссии встречались с президентом дважды. В первый раз Рональд заявил, что утвердил поставки оружия Ирану в 1985 году. Перед второй встречей он проконсультировался со своими помощниками, в частности с руководителем аппарата Белого дома с февраля 1987 года Говардом Бейкером, бывшим республиканским сенатором от штата Теннесси, который имел репутацию «великого примирителя»[763].

По его совету Рейган изменил показания. Когда комиссия явилась к нему повторно, он, отвечая на главный вопрос, прочитал заранее подготовленный текст, в котором говорилось, что он ничего не знал до 1986 года. Вслед за этим Рейган направил комиссии Тауэра письмо (а его копию — комиссии Уолша), в котором вновь изменил показания: «Единственный честный ответ состоит в том, что несмотря на все усилия, я не смог вспомнить, одобрил ли я замену израильских материалов в августе 1985 года»[764].

Можно полагать, что это была просто игра, которой Рейган пользовался в удобных для него случаях неоднократно: все же президенту было уже 76 лет, и обвинить его в сознательной «забывчивости» было уже нелегко. В результате обе комиссии просто оставили президента в покое. Не только не был поставлен вопрос об импичменте, но, как мы уже отмечали, и упреки в его адрес были несущественными.

После доклада комиссии Тауэра, который Рейган счел для себя весьма благоприятным, 4 марта он выступил по телевидению[765]. Речь производила странное впечатление своей противоречивостью и непоследовательностью. Президент пытался убедить сограждан, что, как и раньше, говорит им только правду, но тут же признавал, что это не всегда соответствовало действительности: «Несколько месяцев назад я говорил американскому народу, что не занимался продажей оружия, чтобы освободить заложников. Мое сердце и мои лучшие намерения продолжают говорить мне, что это правда, но факты свидетельствуют, что это не так. Как докладывает комиссия Тауэра, то, что начиналось как стратегическое открытие Ирана, превратилось в своем применении в нечто гнилое, в торговлю оружием за заложников. Это превратилось, вопреки моим намерениям, в политику администрации… Произошло это по многим причинам, но это не освобождает от ответственности. Это была ошибка. Я предпринял инициативу по Ирану, чтобы установить отношения с теми, кто мог стать руководителями в правительстве после Хомейни».

Итак, президент оправдывал свои решения и действия и одновременно признавал их ошибочными. Выступление свидетельствовало о его глубокой растерянности, он впервые почувствовал уязвимость своей власти. Ему, безусловно, было крайне досадно, что это происходит в конце его пребывания на президентском посту, когда он уже чувствовал тяжесть прожитых лет, усталость и задумывался о наследии, которое оставит американцам. Он все еще бодрился, старался вести самый активный образ жизни, вникать во все административные дела. Рональд Рейган прилагал все усилия, чтобы завершить свое вторичное президентство подобно старым голливудским фильмам: счастливым концом — хеппи-эндом.

К концу второго президентского срока Рональд Рейган действительно сильно постарел, и, самое главное, — у него стала сильно ухудшаться память, он плохо помнил события самого недавнего времени. Своему лечащему врачу Лоуренсу Муру он говорил с некоторым оттенком иронии: «Я должен был сказать вам три вещи. Первая: у меня появилась некоторая тревога по поводу моей памяти. Остальные две я позабыл»[766].

В определенном смысле, как, например, в связи со скандалом «Иран-контрас», действительное ухудшение памяти президентом подчас достаточно ловко использовалось.

В то же время восприятие окружающей действительности у Рейгана несколько притупилось. Прежней остроты оценок у него уже не было. В этих условиях значительно увеличилось влияние на него супруги. Мнение и подчас субъективные оценки Нэнси становились весомыми при принятии кадровых решений. Именно по ее настоянию был отправлен в отставку руководитель аппарата Белого дома Дональд Риган, который, как она считала, должным образом не защищал президента от нападок в связи с ирано-никарагуанским скандалом. На самом деле, как свидетельствуют источники, Риган возражал против бесцеремонного вмешательства Нэнси в государственные дела. Их окончательная ссора произошла, скорее всего, после того, как Нэнси пожаловалась мужу, что в ответ на ее очередное пожелание, высказанное по телефону, Риган просто положил трубку, ничего ей не ответив. Так, после двухлетнего верного служения шефу на посту руководителя аппарата, за что его даже прозвали премьер-министром Рейгана, Риган был заменен Говардом Бейкером.

Сам же Риган объяснял свои «разногласия» (правильнее было бы сказать — ссоры) с первой леди тем, что она общалась с некой дамой-астрологом из Сан-Франциско. Ее имя не называлось, но позже журналисты установили, что речь шла о Джоан Квигли, которая давала политические рекомендации Нэнси, а та передавала их своему супругу. Впрочем, сам Риган, раздосадованный несправедливой отставкой, явно преувеличивал, сообщая: «Действительно, каждое крупное намерение или решение, которые принимали Рейганы (обратим внимание, что супруга выступала здесь на равных с президентом. — Г. Ч., Л. Д.) во время моей работы руководителем аппарата Белого дома, предварительно согласовывались с женщиной из Сан-Франциско, которая составляла гороскопы, чтобы убедиться, что расположение планет благоприятно для данного предприятия»[767].

Джоан Квигли, астролог и писательница, автор двух книг по астрологии, в 1990 году выпустила сенсационные мемуары, в которых всячески превозносила себя за участие в принятии государственных решений, о чем свидетельствовало даже само название ее произведения — «Что говорит Джоан? Мои семь лет в качестве астролога Белого дома у Нэнси и Рональда Рейган»[768].

Если же возвратиться к последним годам пребывания Рейгана в Белом доме, то необходимо отметить, что это было время, когда авторитет президента действительно стал падать. Менее чем за полгода, с октября 1986-го по март 1987 года, его рейтинг упал на 20 процентов — с 63 до 43 процентов. Рональд был вынужден написать в мемуарах: «Впервые в жизни люди мне не доверяли»[769].

В последние полтора года президентства наряду с явными успехами внешней политики Рейгана преследовали политические и личные неудачи.

В октябре 1987 года сенат отказался утвердить президентского кандидата Роберта Борка на место в Верховном суде, ставшее вакантным после отставки умеренного судьи-центриста Льюиса Пауэлла. Сам Борк также ранее не считался крайним, но было известно, что он посещает Белый дом и явно будет благосклонно относиться к мероприятиям Рейгана. Демократы и некоторые республиканцы в сенате решили дать бой президенту, фактически выразить ему недоверие, отказавшись утвердить его ставленника. Сразу же после выдвижения сенатор-демократ Эдвард Кеннеди, пользовавшийся не столько личным авторитетом, сколько авторитетом своего клана, выступил с сенатской трибуны с громогласным заявлением, которое транслировалось по телевидению. Вопреки известным фактам Кеннеди провозглашал: «Америка Роберта Борка — это страна, в которой женщин заставляют делать тайные аборты, черные должны обедать за особыми столами, грубые полицейские могут врываться в дома граждан после полуночи, школьникам нельзя преподавать теорию эволюции, писатели и художники должны подвергаться цензуре по прихоти правительства, а двери федеральных судов должны быть закрыты для миллионов граждан»[770].