В следующем году, когда Хейг был заменен Шульцем, взаимоотношения Госдепартамента с советским послом несколько лет не улучшались. Более того, по распоряжению Шульца, опять-таки согласованному с Рейганом, была ликвидирована прямая линия связи посольства с госсекретарем («горячая линия»), так как ее сочли бесполезной, а «в худшем случае представлявшей риск с точки зрения шпионажа»[412].
Однако эти и подобные им факты составляли не сущность, а внешнее проявление того, что подчас называли «второй холодной войной» (начавшейся со времени вторжения советских войск в Афганистан в 1979 году, то есть еще до прихода к власти Рейгана), но, по существу дела, это был лишь новый этап не прекращавшегося единого процесса конфронтации между США и СССР как двумя сверхдержавами с противоположными системами, контролировавшими свои сферы господства и влияния на земном шаре и стремившимися по крайней мере их сохранить, а в благоприятном случае — расширить.
При этом в оценке американо-советских отношений Рейган оставался в известной мере человеком наивным. Он представлял советскую систему как нечто единое, монолитное, не понимал, что тоталитаризм находился в состоянии разложения, что в самом окружении Брежнева могут быть люди с различными оценками международной действительности, своего рода «ястребы» и «голуби». Когда же оказывалось, что подобные люди возникали перед ним, он искренне удивлялся. В мемуарах Рейгана появилась, например, благоприятная запись о советском после и его жене: «Все, что мы о них слышали, действительно верно — это во всех отношениях приятная пара. Настолько приятная, что я удивляюсь, как они в состоянии уживаться с советской системой. По правде говоря, он и его жена — очень приятные люди, которые вот уже сорок лет женаты и, кажется, очень любят друг друга»[413].
По мнению Добрынина, Рейган принял близко к сердцу смерть Л. И. Брежнева, направил в Москву на похороны авторитетную делегацию во главе с вице-президентом Бушем, посетил посольство СССР и оставил запись в траурной книге, причем так волновался, что дважды написал какое-то слово[414].
Это, однако, были лишь свойственные Рональду эмоции, а действительность от них принципиально отличалась.
Устойчивое противостояние
Приход к власти в СССР бывшего руководителя КГБ Ю. И. Андропова, который считал Рейгана опасным для интересов советской верхушки деятелем, тогда как Рейган, в свою очередь, относился к Андропову именно как к шефу карательных служб страны с тоталитарной системой, принципиальных изменений в советско-американские отношения не внес. Биограф отмечает, что Андропов «постоянно говорил о возможности внезапного нападения со стороны Соединенных Штатов и НАТО и, похоже, сам в это верил»[415].
Еще в начале июня 1982 года состоялся визит Рейгана в Великобританию и ФРГ (включая Западный Берлин). Британия считалась главным союзником США и выступала в роли почти равного их партнера. Такие отношения закреплялись тем, что правительство этой страны возглавляла лидер Консервативной партии Маргарет Тэтчер, взгляды которой (как и других руководителей этой партии) были очень близки позициям Рейгана и его администрации.
Рейган познакомился с Тэтчер в 1975 году, когда она возглавила свою партию, находившуюся тогда в оппозиции правительству лейбористов. Новые встречи последовали во время двух посещений Тэтчер Вашингтона в 1981 году.
Во время первой поездки Рональда в Лондон предполагавшаяся краткая встреча переросла в долгую и интересную для обоих беседу, выявившую близость взглядов, прежде всего по внутренним проблемам. Тэтчер была первым зарубежным лидером, приехавшим в Вашингтон после того, как Рейган стал президентом. В ее честь был устроен радушный прием.
По словам позднейшего лидера консерваторов и премьера Великобритании Дэвида Кэмерона, тогда «Рейган не только лично присутствовал на всех этих мероприятиях, он обнял ее за плечо, чтобы показать: “Мы делаем одно дело, и мы правы”. Для нее это было началом прекрасной дружбы, как, я думаю, для него тоже»[416].
Теперь, выступая в британском парламенте 8 июня 1982 года, президент призвал страны Запада к «крестовому походу» против коммунизма, подтвердив свои прежние заявления об агрессивности СССР[417]. Вся его речь, в которой говорилось и о Берлинской стене, возведенной по совместному решению советских лидеров и коммунистических боссов ГДР, и о выступлениях польских рабочих за свободу профсоюзов и в конечном итоге за независимость своей страны, и о прозорливости сэра Уинстона Черчилля, в 1946 году пришедшего к выводу, что над Восточной Европой навис «железный занавес», была выдержана в духе конфронтации.
Президент США говорил: «Звучит иронией, но Карл Маркс был прав. Мы ныне являемся свидетелями великого революционного кризиса, кризиса, в котором требования экономического характера вступают в непосредственное противоречие с политическим строем. Но кризис происходит не на свободном немарксистском Западе, а на родине марксизма-ленинизма, в Советском Союзе. Именно Советский Союз движется против волн истории, отрицая человеческие права и человеческое достоинство своих граждан».
Рейган выразил уверенность, что «марш свободы и демократии» под руководством Соединенных Штатов и Британии «оттеснит марксизм-ленинизм на свалку истории». По форме это было заявление об идеологическом противоборстве, но, учитывая политические реалии, означало выражение надежды, что в обозримом будущем рухнет та система, которая существовала в СССР. Это, однако, не была оценка, основанная на каких-либо реальных фактах, а благое пожелание, в которое вряд ли тогда хотя бы в малой степени верил сам Рейган.
В то же время Рейган дал санкцию на возобновление подрывных операций против СССР, которые были прекращены в 1975 году после сенсационных расследований комитета конгрессмена Фрэнка Черча, раскрывших в основном ряд попыток убийства американскими агентами кубинского лидера Фиделя Кастро.
Рейган многократно встречался с Уильямом Кейси, членом Республиканской партии, одним из руководителей избирательной кампании 1980 года, затем участвовавшим в формировании нового кабинета, которого президент сразу же после прихода к власти назначил начальником Центрального разведывательного управления.
По свидетельству ряда источников, Рейган сознательно пошел на предоставление Кейси значительной автономии, которую тот требовал в качестве условия, чтобы занять свой пост. О Кейси говорили, что он возвращает времена «дикого Билла», имея в виду Уильяма Донована, которого в свое время Ф. Рузвельт назначил руководителем спецслужб, являвшихся предшественниками ЦРУ, организованного в 1947 году. Кейси действительно считал Донована образцом для себя. Оказалось, что и сам Рейган восхищался этим деятелем, что еще более сблизило президента и директора ЦРУ[418]. Рейгану рекомендовали посмертно объявить Донована почетным директором ЦРУ, но на это президент все же не пошел[419].
Президент ввел Кейси в состав правительства (ранее директор ЦРУ в кабинет министров не входил)[420]. В этом качестве Кейси с согласия, а в ряде случаев по требованию Рейгана совершал многочисленные зарубежные поездки, устанавливая личные связи с разведывательными органами многих стран, в том числе стран Западной Европы (среди них, между прочим, был и центр католической религии — крохотное государство Ватикан), Пакистана, Саудовской Аравии, Египта и др.[421]
