Президент предупреждал генерального секретаря, что пока существует ядерное оружие, сохраняется и опасность всемирной катастрофы, в чем, разумеется, был убежден и Горбачев. Однако подобные уговоры с американской стороны свидетельствовали, что президент не намерен поступаться своими замыслами касательно СОИ. Он писал Горбачеву в том же письме от 30 апреля: «Я должен задать вам вопрос, как мы вообще сможем достичь этой благородной цели, если нации не в состоянии защитить себя против неопределенности, если все ядерное оружие не будет устранено из мировых арсеналов. Жизнь не дает нам никаких гарантий против каких-то будущих сумасшедших, в руках которых будет находиться ядерное оружие».

Вместе с тем Рейган постоянно давал понять советскому лидеру, что до тех пор, пока СОИ не переведена в практическую плоскость, США намерены сохранять по крайней мере ядерный паритет с СССР, а при возможности даже вырываться вперед. 10 июня он выступил с обширным заявлением, что намерен соблюдать существующие договоры и соглашения по вопросам вооружений «в той мере, в какой СССР также будет проявлять аналогичную сдержанность». В то же время он сообщил, что оставляет открытым вопрос о строительстве новых атомных подводных лодок[658]. В этот же день президент направил Конгрессу секретный доклад американских разведывательных служб, в котором приводились факты нарушений Советским Союзом существующих общих документов в области вооружений[659].

Оба документа были нервно встречены в советской верхушке. На следующий день появился ответ, правда, оформленный в виде заявления ТАСС, что несколько снижало уровень его авторитетности. В нем говорилось: «Сказанное президентом свидетельствует со всей очевидностью, что администрация США приняла решение вести и дальше дело к разрушению договорной системы, сдерживающей гонку ядерных вооружений»[660].

Помощник Горбачева А. С. Черняев записал в дневнике: «Вчера я читал письмо Рейгана Горбачеву (ответ на письмо Горбачева от 24 марта). Нахально и умно составлен текст. Его команда цинично отстаивает свои интересы. Но дело не в этом, а в том, что мы на фоне этого письма выглядим слабо. Потому что Горбачев идет еще по проторенной Громыко дорожке (и упускает из рук внешнюю политику)… Мы недальновидно завязались на космических исследованиях, требуя прекращения их… И здесь они нас загоняют в тупик. Горбачев лично теперь заангажировался на этом требовании… Поймал нас Рейган и на нелепом намеке о неприемлемости “двух языков” в отношениях друг с другом: один — для пропаганды, другой — для внутреннего пользования, например, в переписке Президент — Генсек. Ведь вы же, парирует Рейган, всегда были за идеологическую борьбу!»[661]

Но все же дело шло к встрече на высшем уровне. Ни та, ни другая сторона не согласились на проведение конференции в своих столицах. Отвергнуты были и некоторые другие города. Тогда Рейган предложил встретиться в Женеве 19–20 ноября, и на этот раз предложение было принято Москвой. Договорились не определять повестку дня, а сделать предметом бесед «общие проблемы». 3 июля сообщение о предстоявшем саммите было опубликовано в Вашингтоне, а на следующий день — в Москве[662].

Именно в преддверии встречи на высшем уровне Горбачев устранил с внешнеполитической арены раздражавшего его Громыко, переведя его с соблюдением формальных процедур на должность председателя Президиума Верховного Совета СССР, которая в новых условиях становилась второстепенной.

Важной особенностью женевской встречи было то, что она была созвана спонтанно, без существенной предварительной подготовки и тем более без заранее согласованных документов. Речь шла о том, что Рейган стремился поскорее познакомиться с новым, необычным советским лидером, а Горбачев в неменьшей мере торопился засвидетельствовать американцам свою добрую волю и предотвратить «милитаризацию космоса».

Подготовка Рейгана к встрече в основном сводилась к его стремлению лучше «понять русскую душу», для чего он ежедневно просматривал популярные книги об СССР, а также подготовляемые для него Госдепартаментом краткие обзорные материалы, часто встречался и беседовал со Сьюзан Мэсси. По требованию президента для него был составлен ряд справок о личности Горбачева и его взглядах на самые разнообразные вопросы не только международных отношений, но и внутренней политики, об отношении к культурным процессам и даже о взаимоотношениях в его семье. Рейган встречался также с официальными лицами, по тем или иным делам побывавшими в СССР, и стремился на основе бесед с ними выработать свое впечатление о новых руководителях совсем еще недавней «империи зла», которая теперь начинала превращаться в партнера по переговорам.

27 сентября Рейгану было передано очередное послание Горбачева, которое по непонятным причинам было датировано еще 12 сентября и получено не по обычным дипломатическим каналам, а привезено Шеварднадзе, прибывшим на сессию Генеральной Ассамблеи ООН.

В письме выражалась надежда, что предстоящая встреча в Женеве будет способствовать тому, что взаимоотношения между СССР и США станут стабильными и конструктивными. «Наша встреча может послужить хорошим катализатором в этом отношении. Представляется, что мы в самом деле можем достичь ясного взаимопонимания о недопустимости ядерной войны, о том, что в такой войне не будет победителей, и мы можем решительно высказаться против стремления к военному превосходству». Горбачев призывал к переговорам о прекращении гонки вооружений на Земле и предотвращении ее в космическом пространстве.

Переходя же к конкретике, советский лидер выдвигал на первый план полный запрет космических вооружений и только затем предлагал сократить наполовину ядерные вооружения, способные достичь территории другой стороны. Одновременно высказывалась возможность заключения соглашения о ракетах средней дальности.

Безусловно, по согласованию с Горбачевым Шеварднадзе на сессии Генассамблеи огласил советские предложения, которые еще не обсуждались. Это вызвало недовольство американской стороны, хотя и не привело к срыву встречи в верхах, провести которую стремились и Рейган, и Горбачев.

12 октября Рейган посвятил очередное обращение к нации предстоявшей встрече и позиции США по вопросам ограничения вооружений[663]. Он по-прежнему считал (или скорее делал вид, будто так считает), что США отстают от СССР в области стратегических вооружений, что необходимо восстановить равновесие. Заявления советских лидеров по поводу милитаризации космоса он назвал «опасным обманом», так как, поданным американской разведки, СССР уже обладает самой мощной в мире системой защиты от ядерного нападения. Рейган говорил: «Мы должны ответить тремя способами: во-первых, путем модернизации наших собственных стратегических сил, от которых зависит сдерживание; во-вторых, реализуя нашу инициативу по достижению соглашения с Советами в Женеве о равноценном и проверяемом сокращении наступательных ядерных вооружений; в-третьих, путем исследования возможностей неядерной обороны, чтобы защитить Соединенные Штаты и наших союзников от атаки». Именно обоснованию необходимости СОИ и была посвящена основная часть выступления.

Можно полагать, что этой речью Рейган проводил своего рода проверку нового советского руководства «на прочность»: сохранит ли оно в условиях жесткой позиции США по СОИ свое намерение встречаться в Женеве. В конце выступления было сказано: «Чем скорее Советский Союз обнародует свою собственную стратегическую оборонительную доктрину и присоединится к нам в реальном диалоге по сокращению риска войны, тем лучше будет для всего мира».