Хорошенько отдохнув, я принялся за работу.

Я очень радовался, очутившись в этом ящике. — Ведь это уже второй ярус — ближе к палубе, к небу, к людям, к свободе! Но, внимательно ощупав его внутреннюю поверхность, я принял решение в этом случае двигаться по горизонтали, обнаружив, что доски его стенки дальней от борта держались очень плохо, — видимо результат небрежной транспортировки. Просунув нож в щель между досок, я убедился вдобавок, что соседний ящик стоит довольно далеко, — едва-едва можно было достать его кончиком лезвия. Это была явная удача. Достаточно нанести сильный удар — и доска выпадет из ящика наружу.

Так я и сделал: надев ботинки, лег на спину и стал выбивать чечетку каблуками.

Раздался скрежет, гвозди подались, еще удар, еще — доска вылетела и провалилась в промежуток между ящиками.

Просунув руки в образовавшееся отверстие, я попытался определить, что там находится. Но это было что-то новое, незнакомое.

Я вышиб вторую доску ящика, в котором находился, потом еще одну. Это давало возможность хорошо обследовать то, что стояло дальше: Шершавая деревянная поверхность тянулась во все стороны на большое расстояние.  Левый край ящика, поверхность которого находилась прямо передо мной, совпадал с левым краем ящика, в котором я находился, но насколько эта махина уходила вверх, было не понятно. До сих пор ящики такой величины мне не встречались, и я не имел ни малейшего представления о том, что в нем может находиться. В нем не могло быть шерстяной материи, то были совершенно другие ящики. Не могло в нем быть и полотна — последнее меня даже утешало.

Я просунул клинок в щель между досок. Там было что-то вроде бумаги. Но это была только упаковка, потому что дальше клинок наткнулся на нечто твердое и гладкое, как мрамор. Нажав посильнее, почувствовал, что это не камень, а дерево, но очень твердое и к тому же с хорошо отполированной поверхностью. Ударил ножом, и в ответ послышалось странное эхо, какой-то долгий звенящий звук, но ясности это не внесло. Оставалось только взломать ящик, и  получше ознакомиться с его содержимым.

Я выбрал одну из досок этого большого ящика и стал резать ее ножом поперек, отступив сантиметров десять от левого края ящика в котором находился. Она оказалась шириной сантиметров тридцать, и работа заняла много часов. Нож мой сильно затупился, и работать было тяжело.

Наконец разрез был закончен. Отложив нож, я принялся отгибать отрезанный конец, расшатывать доску, — гвозди вылетели, и доска упала вниз.

Теперь в большом ящике открылось отверстие, достаточное, чтобы исследовать его содержимое.

Твердая и гладкая поверхность была закрыта бумагой, я убрал бумагу, очистил эту поверхность и провел по ней пальцами. Это было дерево, настолько гладко отполированное, что поверхность его казалась стеклянной. На ощупь она походила на поверхность стола из красного дерева. Я бы так и остался в уверенности, что это стол, но, когда я постучал по нему суставами пальцев, снова раздался тот же звенящий гул. Ударил посильнее — и получил в ответ долгий вибрирующий музыкальный звук, напоминающий эолову арфу.[28] Теперь стало ясно, что большой предмет — это фортепиано. Я уже был знаком с этим инструментом. Похожий стоял в углу нашей маленькой гостиной, и моя мать извлекала из него прекрасные мелодии. Да, предмет с гладкой поверхностью, загородивший мне дорогу, был не что иное, как фортепиано.

Оно было большое, намного больше того, которое стояло в гостиной у моей матери. Фортепиано лежало на боку, а днище его было обращено ко мне, и в нем не прощупывалось ни трещин, ни стыков, поэтому, чтобы пройти через эту доску, нужно было вырезать в ней отверстие (такое чтобы можно было пролезть) моим тупым ножом. Причем резать придется сплошняком по всему периметру дыры. Даже если бы это была простая ель, мне пришлось бы основательно потрудиться,  а тут дерево очень прочное полированное и лакированное. — Гигантский труд, практически невозможный, но даже если предположить, что если это будет сделано, — что тогда? Как я справлюсь со всей его внутренней металлической начинкой? Все эти струны, планки.  А далее будет днище из такого же прочного дерева.

Сомнений не оставалось: фортепиано представляет собой непреодолимую преграду. — Надо идти в обход.

Конечно, это очень меня расстроило — потеряно впустую полдня. Но делать было нечего. Не было времени на пустые сожаления. И, как генерал, осаждающий крепость, я решил начать с разведки, чтобы найти лучший путь для «охвата крепости с флангов».

Как вы уже знаете, было порядочное расстояние между ящиком, в котором я находился, и деревянной упаковкой фортепиано. Я запустил в этот промежуток руку по самый локоть (щель образованная оторванными досками это позволяла) и прощупал, прежде всего, что там сверху ящика, в котором я нахожусь?

Там был, покрытый чем-то мягким, вроде войлока, ящик. Снова у меня возникла надежда проложить ход прямо вверх, по вертикали. — Я быстро удалю войлочную упаковку и потом поступлю с этим ящиком так же, как с другими.

Я больше не думал о пути по горизонтали —  двигаюсь прямо вверх!

Я прорезал и сорвал одну из досок на крышке ящика, в котором находился. Вслед за первой доской последовала вторая, что далось без особого труда. И вот передо мной дно обернутого ящика. Я сорвал войлок и потрогал дерево — это была обыкновенная ель.

Один из его углов ящика, благодаря промежутку между  ним и бортом, был прямо надо мной. Проведя рукой по углу, я нащупал шляпки гвоздей. Их было немного, и, казалось, они были не слишком плотно заколочены. Я очень обрадовался, заметив, что здесь нет никаких железных лент. Можно, пожалуй, оторвать одну из досок днища, действуя соответствующим рычагом.

В ту минуту мне это казалось хорошей идеей — это избавит меня от лишней работы. Увы! В действительности это стало причиной большого несчастья, и через пять минут я оказался в бездне величайшего отчаяния и горя.

В нескольких словах объясню, что произошло.

Я подсунул лезвие ножа под доску. Я не думал взламывать ящик таким образом, а только хотел попробовать, насколько сильно доска будет сопротивляться, и собирался потом найти подходящий рычаг.

На свою беду, я слишком сильно надавил на рукоятку — короткий, сухой звук напугал меня сильнее выстрела... Нож сломался!

Да, лезвие сломалось и застряло между досками. Рукоятка осталась у меня в руке. Я ощупал ее — лезвие отломилось почти по рукоятку и наружу торчало миллиметра два.

Трудно описать, как огорчило меня это событие. Это было самое тяжкое несчастье: что мне было делать без ножа?!

Я был теперь совершенно беспомощен. Про прокладку туннеля можно было забыть. А ведь какие были надежды! Другими словами, нужно было смириться с жалкой, уготованной мне судьбой.

Еще за минуту до этого я был полон уверенности, что смогу успешно продвигаться вперед, и радовался своим успехам. Неожиданное несчастье уничтожило все и бросило меня в мрачную бездну отчаяния.

Я долго не мог сосредоточиться… — Что делать? Продолжать работу нечем.

Мысли мои блуждали. Я снова и снова водил большим пальцем по рукоятке ножа, нащупывая короткий кусок сломанного лезвия — лезвие, в сущности, отсутствовало целиком. Я делал это машинально, словно желая убедиться окончательно в том, что оно сломалось. Несчастье было внезапно — я с трудом мог поверить, что оно действительно произошло. Я был ошеломлен и несколько минут находился в состоянии полной прострации.

Когда первое потрясение прошло, самообладание постепенно возвратилось ко мне. Убедившись, наконец, в реальности печального события, я стал соображать, нельзя ли что-нибудь сделать сломанным ножом.

Мне пришли в голову слова великого поэта, слышанные еще в школе: «Кусок меча дороже голых рук»[29]. Они вполне соответствовали создавшейся ситуации. Нужно обследовать лезвие. Черенок был у меня в руке, но клинок все еще торчал в углу ящика, в том месте, где он сломался.