— Спайк — не моя собственность, — произнес Двадцать Шестой вслух. — Он друг. Существо, обладающее разумом, само определяет, что для него является верным, а что нет. Никто со стороны не смеет влиять на его мысли и идеалы, и уж тем более принимать за него решения. Поэтому…, — он собрался духом, и подвел итог: — Ты устраняешь повреждение, Рипп, и будишь Спайка. Остальное за мной. Если он захочет использовать гемо, я не буду возражать.

— Как хочешь, — согласился ученый и приступил к работе. — Твое право, но запомни, на диалог у вас будет от силы минут десять.

— Понял.

Двадцать Шестой молча наблюдал за работой Риппа, и впервые задумался о значении его имени.

Ржавый робот растопырил свои механические пальцы, костяшки удлинились, оголив тонкую кучку проводов, которые скрывались под металлом. Основной инструмент Риппа, подумал Двадцать Шестой, поймав неприятно воспоминание о своем первом визите в его кабинет. Эти самые проводки впились в спящее тело пса, и устремились вглубь корпуса. В то же самое время, голова Риппа отключилась и повисла, словно лишенная разума. Казалось, что вся его мысленная функция переместилась в инструмент, который уж очень бодро окутывал внутренности пациента. Но, в какой-то момент, тело робота застыло на долю минуты. Двадцать Шестому показалось, что произошло нечто непоправимое, к примеру, система Спайка оказала сопротивление инородному организму, и перенаправила ток в постороннего. Солдат осознал, что ошибся, заметив еле видимое движение пальцев. Как гитарист, аккуратно задевающий струны кончиком ногтя, чтобы выдать усыпляющую колыбельную, Рипп заделывал пробоину в организме Спайка. Когда хирург в очередной раз замер, Двадцать Шестой предположил, что работа окончена, так как проводки медленно возвращались на место. Костяшки сомкнулись, око головы-камеры Риппа зажглось зеленым блеском, и хирург повернулся к наблюдателю.

— Готов, — оповестил он. — Как насчет тебя?

— Я тоже.

Но Двадцать Шестой соврал. Он пытался внушить себе уверенность, но у него ничего не выходило. Робот понимал, что времени нет, как и пути назад. Решение принято, и от него не отвертеться. Остается только принять реальность таковой, какая она есть, каковыми не были бы последствия.

— Запускай, — скомандовал Двадцать Шестой, невольно сжав кулаки.

— Расслабься, все будет хорошо, — похлопал его по плечу Рипп, и нажал кнопку на затылке Спайка, отключающую режим энергосбережения.

В собаке что-то зажужжало. За шумом последовали короткие мерцания на маске, сопровождаемые тонким писком. Голова Спайка зажглась, и он раскрыл пасть. Писк перерос в вой, сменившийся визгом, который Двадцать Шестой слышал во время боя с Шестнадцатым. Скорее всего память Спайка заблокировалась в момент, когда его избивали, и сейчас он снова проигрывает то событие, как видеоплеер, на котором запустили фильм. Хозяин мигом кинулся к любимцу, обнял его, начал гладить между ушей и приговаривать: «Все хорошо, Спайк, успокойся, ничего этого нет». Поняв, что в реальности он лежит на койке в объятиях Двадцать Шестого, а не под градом ударов, пес притих.

— Ти…, — слабо донеслось из его пасти.

— Спайк, слушай меня внимательно, — сразу начал Двадцать Шестой, поглядывая на настенный экран. — Ты был серьезно поврежден. Твой блок памяти пострадал от электричества, и теперь впаян в скелет, по которому бушуют разряды, которые, собственно, даруют тебе жизнь. Если ничего не предпринять, энергия начнет воздействовать на чип и воспоминания, личность, начнет медленно удаляться. У нас десять минут.

— О, как мило, — кряхтя, посмеялся он, — ты решил потратить это время, чтобы наконец поговорить со мной.

— Нет! — выпалил робот. — Мы запустили тебя потому, что я не могу принимать за тебя решение, Спайк. Если использовать гемо, то удастся все исправить, но…

— Я понял, — перебил пес хозяина. — Мы больше не будем напарниками из-за, — он посмотрел на крылья Двадцать Шестого, — твоих штук. Есть еще варианты?

— Предполагаю, что да, но времени в обрез. Можно перенести память на другой блок и…

— Ти, — снова перебил его Спайк, — ты ведь понимаешь, что я не соглашусь на это.

— Почему?!

— Сам посуди. Что делает меня мной? Разум, воспоминания? Имя? Тело? Или же совокупность всего вышеназванного? Спайк, есть то, чем он является в данный момент. Перемещая память в другой блок, который вставится в новое тело, кем окажется этот Спайк? Явно не мной. Это буду я, но не «Я» в том смысле, который мне понятен. Спайк, прошедший весь путь от запуска и до койки в лаборатории, умрет. Дальнейшую жизнь будет жить кто-то другой. Такого бессмертия я не хочу, как и существования без тебя, Ти. Не нужно использовать гемо, не думай скачивать мои воспоминания на внешний носитель. Моя история кончается сегодня, в этом месте. — Спайк говорил будто сам с собой, не поворачивая головы и полушепотом, но полностью понимая, что его слова звучат максимально громко в слуховых датчиках Двадцать Шестого. Он с трудом и скрипом улегся на бок, и посмотрел на хозяина: — Понимаешь, о чем я?

Двадцать Шестой утвердительно кивнул, хотя этот жест дался ему с трудом. Где-то внутри его тела, что-то скрипело, замедляло ход, выходило из строя, но так ему лишь казалось. Система вела себя странно, набрасывая фантомные ощущения в виде слабых разрядов в глаза-камеры, от которых изображение рябило. Система оповещала, что его мотор разогнался до предельных отметок, и масло вот-вот просочится наружу, но ничего такого он не ощущал. Пальцы дрожали, ноги подкашивались, а шею будто сдавили в тиски. Так ему ощущалось. Двадцать Шестой неосознанно провел ладонью по лицу, стараясь вытереть очередную иллюзию, навязанную системой, которой не было в действительности. Спайк наблюдал за хозяином и протянул к нему лапу.

— Пойдем домой, Ти.

— До него далеко, ты же знаешь, — стараясь снять напряжение, отшутился Двадцать Шестой.

— Тогда, исполни свое обещание.

— Какое?

— Поговори со мной. Выскажи все, что тебя беспокоит. Ты долго убегал от меня с этим, но теперь не отвертишься, — на его маске отобразилась пиксельная улыбка, хвост слабо завилял.

Робот ничего не ответил и подошел к псу, аккуратно взял его на руки и направился к выходу. Рипп остался внутри и закрыл за ними дверь, решив не мешать.

Двадцать Шестой дошел до середины цветочной поляны и сел, скрестив ноги. Он держал Спайка в объятиях и не хотел отпускать.

— Если тебе неудобно, то скажи.

— Нет, все хорошо, Ти, — хвост Спайка радостно бился о корпус хозяина. — Тут красиво.

— Думаешь?

— Угу, наверно, я ни разу не видел чего-то настолько прекрасного.

— А как же каньон, заросший джунглями?

— Такое себе.

— Да конечно. Будто я не помню, как ты подскочил к окну от любопытства, — посмеялся Двадцать Шестой. — Еще и у Шестнадцатого вызвал подозрение таким поведением.

— Солдатик просто туповат, что поделать, — пес внезапно замолк, затем произнес: — Давно это было, да?

— Не так уж.

— А кажется, будто прошло лет пять.

— Пару недель, Спайк, — робот погладил пса по макушке. — Но согласен, путешествие было таким насыщенным, что не укладывается во временном восприятии.

Спайк не ответил. Расслабив шею, пес улегся на предплечье Двадцать Шестого.

— Ти.

— М?

— Что мы тут делаем?

«Неужели…», — подумал Двадцать Шестой.

— Просто общаемся, Спайк, — ответил он.

— Хм, мне казалось, что мы поругались. Ты меня разозлил, знаешь ли. Я ведь хотел помочь, а что услышал? «Это меня не касается!» Еще как касается! Чушь! Ты первый в списке, кто должен задуматься о происходящем. «Зависания» и прочее дерьмо. Черт, Ти, да возможно ты — самый первый робот, который начал Дивизофицироваться!

Двадцать Шестой крепче сжал пса, словно боялся, что он выскользнет у него из рук.

— Ты прав, я займусь этим, только не горячись.

— То-то и оно! — довольно гавкнул он, и дернулся всем телом. — Ого!

— Что?

— Как много зелени! Не думал, что в Аризоне ее так много. Жаль, что мы прилетели сюда не на прогулку, очень жаль…, — уши пса упали назад. — Может…все-таки прогуляемся?