– Мы заедем в Шамфар?
– Зачем? – насторожился Стиан.
– Хотелось бы увидеть то место, где будет проходить ритуал очищения, – честно призналась я. – Кстати, как скоро это случится?
– Не знаю. Семь лет – это приблизительный срок. Жрецы пользуются лунным календарём и ждут небесных знамений, чтобы назначить точную дату. Может, День Очищения случится через неделю. А, может, через полгода. В любом случае, нас в это время в городе не будет.
– Ну, так может, хотя бы заедем посмотреть на столичные храмы и площади? Ну, пожалуйста, я хочу дополнить нашу книгу снимками Шамфара. Это необходимо для визуального противопоставления его румелатской столице. Правительница Алилата против сатрапа Сураджа. Барият против Шамфара. Ну, давай, заглянем туда всего на часик. Ничего плохого за это время точно не случится.
– Не знаю, – покачал головой Стиан. – Фотографии Шамфара раритетом никогда не были. Тромские фотокорреспонденты в своё время исследовали его вдоль и поперёк.
– Так ведь это когда было. Наверно, те снимки делали ещё на черно-белую плёнку. А у меня цветная. Это будет новый, свежий взгляд на некогда знакомый тромцам город. Поедем. Всего на часик.
– Не думаю, что нас подпустят близко к придворцовой площади, – немного смягчился Стиан. – Главное представление в День Очищения проходит именно там.
– Ну, тогда посмотрим на прилегающие к ней улочки. Или храмы. Или другие площади.
– Ладно, уговорила.
В общем, сопротивление было сломлено. Стиану не оставалось ничего другого как пойти мне на встречу. Иначе бы я от него не отстала – и он это прекрасно знал.
Окраина столицы встретила нас грязными улицами, хмурыми лицами людей, одетых в обноски, и обилием нищих, что цеплялись к нам через каждые десять метров, выпрашивая милостыню.
– Господин, подай на пропитание моим семерым детям. Уж месяц, как ростовщик разорил меня и продал мою землю. Вот, теперь не знаю, как прокормить семью…
– Господин, помоги, в доме моём десять ртов и все мы голодаем с тех пор, как хозяин вдвое поднял плату за наши комнаты. Хоть и работаю я от зари и до захода, а не водится у меня столько дирхамов, чтобы и крышу над головой иметь, и накрытый стол …
– Господин, подай хоть монетку. Обманул меня богатый сосед, хижинку мою с землёй себе без спросу забрал, забором огородил, а потом хижинку сломал и теперь на её месте каменную пристройку к своему дому делает. Судья за меня и семью мою не заступился, всё, что было у нас, соседу отдал. А я теперь вот думаю, неужто придётся мне старших дочерей на невольничий рынок вести, чтобы младших прокормить…
И такие просители встречались нам на каждом шагу. И каждому из них Стиан давал по паре монет. Этих безумных историй о жадности богатых и о несправедливости к бедным я наслушалась с лихвой. Теперь я ещё больше прониклась словами тётушки Джии о том, что им в деревне хорошо живётся, пока сатрап сидит в столице. Да уж, а вот столичным обитателям рядом с сатрапом и выращенными им эксплуататорами живётся тяжко. Очень тяжко, раз они, не будучи лодырями, теряют последнее и не могут заработать себе даже на еду, в то время как ростовщики, арендодатели и влиятельные соседи при поддержке продажных судей становятся ещё богаче.
После долгой поездки через трущобы мы добрались до рынка, чтобы пополнить свои запасы и сделать вид, что едем далеко на юг к храму Азмигиль в городе Хамакур, что на границе с Бильбарданом. Надо уметь запутывать следы.
– Говорят, на Запретный остров пришла чума, – прислушивалась я к рыночным сплетням, пока Стиан покупал нам фрукты. – Как знать, может там уже полгорода перемерло. А может, и сам…
Тут справная женщина в годах сделал трагическую паузу, а её тощая как соломинка знакомая сказала:
– Неужто исполнится пророчество Печального Индера? Придут чёрные дни, Запретный остров расколется и провалится в море, когда не станет в столице великого царя, а нового выбрать не из кого будет.
– Типун тебе на язык, – упрекнула её приятельница. – Боги не допустят такого. Пусть великий царь Фархан и его сыновья живут и царствуют ещё долгие и долгие годы. А Запретный остров под воду уйдёт не на нашем веку. Может, лет через двести пророчество сбудется. А, может, и тысячу.
– Ой, не знаю. Не к добру чума на остров пришла, не к добру. Никогда её там не было, боги не допускали, а теперь…
Я бы и дальше слушала городские сплетни об островной столице Сарпаля, как вдруг между торговых рядов пронеслись грубые окрики, а потом люди стали бежать к выходу, теснимые стражами в одеждах цвета запёкшейся крови.
Неужели это по мою душу? Нас выследили, нас раскрыли? Как же был прав Стиан, когда не хотел заезжать в Шамфар. Ну, почему я его не послушала?!
Стоило мне об этом подумать. Как он подбежал ко мне и скомандовал:
– Уходим.
Мы похватали поводья и устремились к выходу, а стражи всё сновали между рядов и гнали всех людей прочь с рынка. На миг я обернулась и увидела за их спинами мужчин в роскошных зелёных одеяниях и стайку людей в таких же просторных мешкообразных покрывалах как моё, только чёрного цвета. Кажется, это женщины, их там больше дюжины. Но кто они такие и почему из-за них стражи выгнали всех с рынка? У них что-то похуже лучистого лишая? Может, та самая чума?
Об этом я спросила Стиана, когда мы ехали вдоль просторной улицы мимо богато украшенных лепниной домов, и он сказал:
– Нет, это не чума. Там под чёрными покрывалами скрыты от глаз людей или жёны, или наложницы сатрапа Сураджа. Простым смертным не дозволено видеть их лица и фигуры, вот евнухи в зелёных кафтанах и выводят их на прогулку в чёрных покрывалах. В городе такие дамы появляются редко, но вот ювелирный ряд на рынке посещают по нескольку раз в год. По такому случаю стражи выгоняют всех покупателей и торговцев подальше с рынка, чтобы никто и близко не подошёл к женщинам правителя.
Ясно. Всё как всегда. Наложницы и жёны всего лишь красивые вещички в коллекции сладострастного властителя. Никому он не показывает любимые игрушки, ревностно оберегает их, чтобы их не украли и не играли в них место него. А то, что игрушки живые и обладают человеческими чувствами и мыслями – ему ведь невдомёк.
Проезжая мимо высокого дома с резными решётками в виде восьмиугольного орнамента, я невольно засмотрелась на кружевную звезду из дерева и даже притормозила, чтобы пару раз нажать ногой на пружину скрытой камеры и запечатлеть этот шедевр столяров. Но я никак не ожидала, что за этой самой решёткой вдруг замельтешит чья-то фигура, а потом решётка взмоет вверх и в оконном проёме покажется взволнованное округлое лицо с поседевшей бородой и крайне удивлёнными глазами.
– Шанти? Ты ли это? Что ты тут делаешь?
Из окна высунулся мужчина и пристально уставился на Стиана, будто увидел призрака или как минимум того, кого уже и не чаял увидеть.
– Господин Шиам? – не меньше мужчины удивился встречи с ним Стиан. – А ты-то как здесь? Я думал, ты живёшь в Бунгуре…
– Живу я там, куда дела позовут. А вот что тебя сюда снова привело?
– Дела, господин Шиам. Как и тебя.
– Знаю я твои дела, – резко прервал он его. – А ну-ка быстро езжай на задний двор и живо в дом.
– Но…
– И слушать не стану. Сегодня ты ночуешь под моим кровом и под моей защитой.
– Господин Шиам, но я не один.
Тут Стиан кивнул в мою сторону, а мужчина с подозрением покосился на меня, о чём-то подумал и в итоге сказал:
– Ладно, разберёмся, с кем ты там странствовать вздумал. А теперь оба езжайте на задний двор, я жду.
На этом решётка на окне опустилась, и мужчина исчез из нашего поля зрения, а Стиан послушно направил лошадь вдоль ограды к заднему двору.
– Кто этот человек? – следуя за ним, тихо спросила я. – Он опасен?
– Нет, что ты. Это господин Шиам, купец. Его семья издавна торгует тканями, даже поставляет их во дворец сатрапа. Он очень уважаемый человек. И всегда держит своё слово.
– И как это понимать?
Через минуту мы свернули с улицы и оказались в укромном переулке у ворот, за которыми открывался вид на ухоженный сад с цветущими клумбами, аккуратно постриженными кустарниками и фонтаном перед фасадом трёхэтажного дома. И пока мы ждали кого-нибудь из слуг, кто впустит нас во двор, Стиан рассказал: