– И поэтому из них можно собрать целый гарем? – последовал неожиданный вопрос.

– Ну, – задумалась я, – при желании, почему бы и нет?

Мы ещё долго болтали в купальне о сарпальских и аконийских мужчинах, а потом перебрались в соседнюю комнату с коврами и подушками, где за чашечкой кофе и россыпью сладостей продолжили перемывать косточки Кинифу, его братьям и визирю.

Покинули купальню мы ближе к вечеру. Одевшись, я добралась до спального зала и только там обнаружила, что на моей шее больше нет шнурка с амулетом.

Вот ведь досада, где я его потеряла? Он развязался и упал на подушки в кофейной комнате? Или соскользнул в бассейне? Или остался лежать на мраморной плите, после того, как я вытерпела очередную порцию массажа?

Пришлось мне выйти в коридор и направиться к купальне, чтобы вернуть пропажу. Без моего верного скорпиона мне в этом дворце никак нельзя. Садиться за стол опасно и даже глаза сомкнуть в ночи страшно. Нет, без амулета я полностью беззащитна, так что надо найти его, во что бы то ни стало.

За первым же поворотом я наткнулась на пятнистую полудикую кошку Нейлы. Или саму Нейлу в её обличии? Я попятилась назад, кошка уверенно ступила вперёд, а горящий в чаше на треноге огонь высветил на полу звериную тень. Прекрасно, значит это всего лишь кошка.

– Что-то ты припозднилась, чужестранка, – услышала я позади и обернулась, чтобы увидеть Нейлу.

Старая ведьма словно воспрянула духам и сбросила с себя утреннюю хандру. Она смотрела на меня, высоко подняв подбородок, словно победительница. Так пропажа амулета её рук дело? Неужели она подговорила ту прислужницу, что расчёсывала мне волосы, незаметно снять мой кулон?

– Что, без чахучанского колдовства ты уже не такая смелая? А где же твой кинжал с трёхгрудой Камали? Ты ведь ей служишь, во имя её славы проливаешь чужую кровь.

– Я никому не делала зла, – отступила я назад. – Никого не убивала, никого не приносила в жертву.

– Но ты ступила на путь красной смерти. С него уже не свернуть. Но этот путь не зря завёл тебя в этот дворец. Ами, вверх!

Не успела я понять, что происходит, как спину пронзили жалящие иглы острых когтей. Я повалилась под весом кошачьей туши на пол. Дикая тварь рвала мою одежду и спину, а я не могла пошевелиться. Меня парализовало, в который раз. Только теперь со мной не было моего верного защитника. А рука Нейлы уже потянулась к моему затылку – я чувствовала давление незримой силы на темечко. А потом в голове словно взорвался фейерверк из мыслей и воспоминаний. Перед глазами мелькали смутные образы: генерал Зиан, дворец губернатора, Гилела, браслет… а потом были горы, записка, которую я не смогла прочесть, Шанти, ритуал в доме поклонниц Камали, ходячий мертвец, опять горы… и вот она, записка в руках Шанти, его губы беззвучно читают то, что в ней написано… и пустота.

Нейла выпила из меня все воспоминания и силы без остатка. Теперь она знает всё. Она знает, что было в записке. Она знает о заговоре против верховного царя. Она знает, что я тоже об этом знаю.

– Всего-то? – послышался надо мной разочарованный голос, – ты, верно, глупа, раз так упрямилась и скрывала от меня эту весть. Или ты шпионка этого растяпы Керо Кафу, что по недоразумению стал мужем моей Гилелы?

Я хотела сказать, что нет, но из глотки вырвался лишь невнятный стон.

– Моя дочь была достойна лучшей партии, но мой муж настоял на её браке с чахучанцем. И что я вижу? Гилела оказалась умнее этого плута. Что ж, его ждут чёрные времена. А мою дочь – новое замужество. Богатую вдову будет рад взять в жёны даже правитель Бильбардана.

Над головой раздался оглушающий сиплый смех. Он отражался от стен и удалялся прочь. А я всё лежала, не в силах разлепить веки. Последняя капля сил покинула меня, уступив место всепоглощающей черноте. Кажется, я снова умираю...

Я пришла в себя на тахте, когда уже был день, и солнце заливало светом пустой зал. На полу стоял поднос с тряпками, дымящимся варевом и зелёной пастой в пиале, а рядом с подносом сидела прислужница с грустными глазами. Она макала тряпки в отвар, отжимала, а потом расправляла и прикладывала их к моей обнажённой спине. Обжигающая боль заставляла бессильно шипеть и скрести ногтями по простыням.

– Что ты делаешь? – еле выдавила я из себя, не в силах подняться и даже пошевелиться.

– Лечу твои раны, госпожа. Говорят, ты вчера поскользнулась на лестнице и упала, кожу на спине содрала

Так, надо срочно вспомнить, где вчера в купальне была эта прислужница. Не она ли снимала с моей шеи амулет? Нет, она занималась причёской одной из жён Кинифа и ко мне даже не подходила. Возможно, она даже не опасна и не исполняет поручения Нейлы.

– Ты же сама прекрасно знаешь, что я не сама упала, – сказала я ей. – И не содранную кожу ты мне лечишь, а порезы. От звериных когтей.

– Ты ещё и головой ударилась, госпожа, привиделось тебе что-то. Нет у тебя на спине никаких порезов, только…

– Хватит, – прервала я её. – Как тебя зовут?

– Иризи, госпожа.

– Скажи мне, Иризи, кто вчера в купальне расчёсывал мне волосы.

– Не помню, госпожа. Может, Паниви, а может, Амизи.

– Разыщи их и приведи ко мне.

– Не могу, госпожа, – испугано пискнула она, – Только госпожа Нейла отдаёт на женской половине приказы.

Ясно, в Сахирдине хоть и царит феодализм, но вовсе не аконийского образца пятивековой давности – прислуга здесь какую-то иноземную гостью слушаться не обязана, для неё есть только воля жены визиря и больше ничья.

– Иризи, кто-то украл мой амулет. Без него твои примочки мне не помогут. Мне нужно вернуть моего скорпиона в янтаре.

– Лучше я наложу на твою спину мазь, она вмиг заживит все раны…

Так, провокация не удалась. Попробую подойти с другой стороны:

– Думаешь, мне не вернуть мой амулет? Он уже у Нейлы, и она мне его не отдаст?

– Мне нельзя думать о таких вещах, госпожа. Никому нельзя. Все любопытные прислужницы однажды оказываются в омуте молчания.

– Что это за место?

– Это яма, куда сбрасывают мёртвые тела тех, кто недостоин погребения и милости богов.

Ясно. Манипулятор из меня не получился. Какие могут быть просьбы и поручения, когда за ослушание прислужнице грозит позорная смерть?

– Иризи, я умру здесь? Моё тело тоже кинут в ту яму?

– Что ты, госпожа, ты вылечишься, а потом твой муж заберёт тебя отсюда.

– Мой муж забыл про меня.

– Это всё оттого, что визирь поручил ему ехать обратно в пустыню вместе со стражами и приволочь в Альмакир чудесную летающую машину.

– Что? – всполошилась я. – Откуда тебе это известно? Ты ведь не выходишь с женской половины, ты заперта здесь так же, как и я.

– Я – заперта, а вот прислужницы в годах уже могут покидать дворец, чтобы пойти на рынок за покупками. На рынке они собирают сплетни о том, что творится в городе, а на обратном пути они собирают сплетни о том, что происходит во дворце.

Ясно. Значит, Леона здесь нет, он далеко и не поможет мне. Как бы ему самому не потребовалась помощь. Зачем визирю понадобились обломки моноплана? По наущению просвещённого сына хочет посмотреть вблизи на чудо тромской техники и понять, что же такое время от времени кружит над столицей и пугает добропорядочных горожан? Пусть смотрит. Лишь бы старику не пришло в голову учредить в Сахирдине авиакомпанию, купить у тромцев новый самолёт и посадить за его штурвал уже готового, выловленного в пустыне пилота. Тогда мы с Леоном отсюда точно никогда не выберемся.

– Иризи, как давно ты здесь? – спросила я, когда прохладная паста с мятным запахом коснулась моей спины. – Как ты вообще сюда попала?

Рука девушки замерла, а потом снова заскользила по моей спине, но уже быстрее и настойчивее.

– Моему отцу нужны были деньги, чтобы кормить семью, – прозвучал тихий ответ.

– И он продал тебя в этот дом? – поняла я.

– Нет, он продал меня в храм Лахатми, когда мне было восемь лет. Он хотел, чтобы я стала её жрицей, призывала воды её именем и никогда не знала голода. Мой отец был добр ко мне, он выбрал для меня самый лучший из путей. Пусть мне не суждено было покидать храмовые земли целых двадцать два года, и я должна была хранить девство для богини, но всё это время у меня был бы кров и богатый стол, я бы не знала нужды и страданий. Но я пробыла в храме всего девять лет, когда визирь Абакар-джах принёс дары Лахатми. Он увидел меня у алтаря, и в тот самый миг моя судьба была предрешена. Он выкупил меня у храма и привёл сюда.