Гро снова зашёлся в лае, а потом спрыгнул с колен Леона и побежал прочь. Правда, недалеко. В два прыжка он чуть не сбил с ног высокого мужчину, что пришёл за ним…

Всё та же чалма, все та же накидка с шароварами, только на ногах теперь не кожаные сапоги, а лёгкие сандалии. И волосы стали короче, но всё ещё прикрывают шею.

– Это кто? – напряжённо спросил меня Леон.

– Шанти, – пытаясь спрятать глупую улыбку, ответила я.

– Да? Что-то в книге ты его иначе описала.

Но я уже не слушала его недовольное ворчание и поднялась с места, чтобы направиться навстречу Шанти. Вот он, такой близкий и почти родной. И теперь мы снова вместе, будто и не прошло пять месяцев. Будто и не пересматривала я его фотографию каждый выходной. Будто тоскливыми вечерами не напивалась и не рыдала в подушку пару раз от ощущения полного одиночества и ненужности. Но хватит вспоминать об этом. Зачем думать о плохом, когда здесь и сейчас моё сердце снова начинает петь.

– Здравствуй, – улыбнулась я Шанти.

– Эмеран? – не веря своим глазам, спросил он.

– Да, Шанти, это я.

– Что ты тут… Ты же должна была вернуться домой, когда уплыла на той лодке.

– Я и вернулась. А теперь снова приехала в Сарпаль. Совсем не ожидала тебя здесь встретить. Удивительное совпадение.

– Видно, оракул не соврал мне, и боги решили снова свести наши пути воедино, – отрешённо произнёс он.

– Что? – поразилась я и невольно улыбнулась, – Тебе кто-то нагадал, что мы с тобой встретимся вновь?

– Всякие чудеса вокруг творятся, – ушёл он от ответа, чтобы спросить, – Но как ты сюда попала? И кто это с тобой?

Я проследила за его взглядом, что устремился мне за спину и обернулась. Леон подошёл к нам с таким видом, будто готов здесь и сейчас устроить с Шанта как минимум словестные баталии.

– Это Леон, лётчик, – поспешила сказать я Шанти, – он управлял самолётом… Ты же знаешь, что такое самолёт? Это такая машина, которая…

– Летает над полями и разбрасывает отраву от саранчи.

– Ну… да, и это тоже. Мы с Леоном летели в самолёте, попали в грозу, потом в нас врезались аисты. В общем, мы упали в пустыне, потом нас нашли стражи визиря дел, и теперь мы едем на юг, чтобы сделать много фотографий пустыни и деревень.

– И похитить много-много чужих душ, – украдкой улыбнулся Шанти.

– Между прочим, – заметила я, – здесь в это никто не верит. Ещё никто не запрещал мне фотографировать себя.

– Просто ормильцы слишком легковерные и ничего не знают об истинной силе фотокамер.

Я невольно рассмеялась. И кто бы тут говорил о легковерности?

Не успела я ничего ответить, как в разговор вмешался Леон. Сначала он что-то осторожно сказал Шанти по-тромски, тот ответил, Леон понял, что диалог налажен, и принялся что-то обстоятельно и твёрдо втолковывать Шанти. Как же мне не понравилась эта его интонация… Да ещё ни слова ни понять. Вот досада, я знаю сарпальский, но не знаю тромского, Леон напротив, свободно говорит по-тромски и никогда не учил сарпальского, а Шанти совсем не знает аконийского. И как нам всем втроём полноценно общаться?

– Лео, – одёрнула я его, когда их с Шанти разговор перерос в настоящий допрос, – ты что творишь? Где твоя вежливость?

– Всё нормально, куколка, просто проясняю некоторые моменты.

– Проясняй в более дружелюбном тоне. Этот человек мне жизнь спас. И не раз.

Кажется, мои слова немного отрезвили Леона, и дальнейшая его беседа с Шанти стал куда миролюбивее. Наконец и мне удалось вставить пару слов:

– Шанти, а ты сам-то тут что делаешь? Я думала, ты уплыл в Фарияз. Неужели опять отправился в паломничество от одного храма Азмигиль к другому?

– Нет, что ты, я не могу так часто путешествовать. Для этого нужны деньги, а чтобы были деньги, надо много трудиться. Я тут со своим дядей, мы привезли сушёные абрикосы из нашего сада, чтобы продать их.

– Везли из Фарияза сюда? Не далековато ли?

– В самый раз. Раньше сахирдинцы покупали сухофрукты из ормильских садов, а теперь здешний сатрап запретил ормильцам торговать в Сахирдине. А старосарпальцам – нет. Вот мы и подумали с дядей, какая удача, будет, где продать излишки. Нам ещё восемнадцать мешков кураги надо развести по Сахирдину.

– До южной оконечности сатрапии хватит? – спросила я, в тайне надеясь на положительный ответ, но прогадала.

– Вряд ли. Как караван зайдёт в Лилиафур, десять мешков сметут на рынке ещё до полудня. Думаю, мешков восемь мы ещё довезём до Барагуты, а там продадим лишних верблюдов и поедем с дядей обратно домой.

– Да? И как долго ехать до Барагуты?

– Дня три, не больше.

– Ясно, всего три дня.

Вот и замолкла песнь моего сердца. Как же так? Неужели мы с Шанти встретились только для того, чтобы вскоре расстаться? Пусть мы и будем ехать в одном караване, но в разных концах. У нас даже времени пересечься и поболтать не останется. Он будет пропадать на рынке, я буду занята съёмками. Как жаль. Вроде мы снова вместе, рядом, но на деле всё равно врозь…

– Пошли, Эми, – вырвал меня из раздумий Леон, – шатёр уже поставили. Самое время отдохнуть, пока жара не разыгралась.

– Да… – нехотя согласилась я и почти последовала за Леоном, но обернулась к Шанти, чтобы сказать, – ещё увидимся, правда?

– Думаю, твой муж не будет этому рад, – смущённо улыбнулся он.

Ах вот оно что. Я-то думала, чего Леон так взбеленился, а он попросту обозначал перед Шанти свои права на меня. Отчего-то раньше я за ним собственнических замашек не замечала.

– И всё равно я приду на рынок Лалифура, чтобы купить у тебя кураги, – пообещала я.

– Хорошо, – снова улыбнулся Шанти, – я отложу для тебя большой кулёк отборных плодов.

– Отложи. А я приду и проверю.

– Как скажешь, златовласая госпожа.

Златовласая госпожа… а ведь так он назвал меня в самый первый день, когда мы встретились. Никогда этого не забуду.

Настало время нам разойтись в разные стороны. Шанти вместе с Гро побрели вдоль шеренги дремлющих верблюдов в конец каравана, а мы с Леоном направились к грязно-серому шатру.

Леон…и почему в тот день, когда я пришла к нему в ангар, я не испытала и десятой доли того, что испытываю сейчас к мужчине, с которым меня никогда не связывали долгие месяцы близких отношений? С Шанти всё не так, с Шанти всё иначе. Почему? Ведь рядом со мной мужчина, которого я любила и, наверное, до сих пор люблю. Или любовь умерла и не воскресла, а я попросту обманываю и себя, и Леона? Как же тяжело всё это понять и разобраться в собственных чувствах. Лучше и вправду идти спать и набираться сил, чтобы к вечеру быть готовой продолжить путь к Лалифуру. У меня на этот городок большие планы. Особенно на рынок. Что-то подсказывает мне, что снимки оттуда получатся крайне интересными.

Никогда бы не подумала, что даже шатёр в Сахирдине должен быть разделён на мужскую и женскую половины. А так оно и оказалось. Стоило нам войти под просторные своды тёмного полотнища, как Иризи встрепенулась, подхватила медный поднос с ужином и понесла его к занавеси, чтобы передать одному из стражей, попутно зазывая Леона идти вслед за ним.

– Чего она лопочет? – спросил он меня.

– Говорит, чтобы шёл на свою половину пить чай с мясными пирожками.

– А ты?

Я глянула на второй такой же поднос, что остался лежать на застеленной ковром земле возле сундуков и поняла:

– А у меня тут свой банкет.

Так мы и ужинали на разных половинах: я вместе с Иризи, а Леон в компании двух стражей, пока четверо их товарищей охраняли шатёр снаружи, прячась под самодельными навесами.

Время от времени я слышала, как на мужской половине глава стражей по имени Чензир начинает втолковывать Леону, как надо правильно держаться в верблюжьем седле, куда завтра направится караван, сколько погонщиков идет впереди и сколько верблюдов позади.

– Эми, чего он хочет? – постоянно раздавался по ту сторону занавеса один и тот же вопрос, а я в который раз переводила слова Чензира и уже начинала закипать от постоянных дёрганий и вопросов. – Эми, а сейчас он что сказал?