– Что с вами, госпожа Эмереан? – посмотрев на моё зарёванное лицо спросил он участливо, – кто-то вас обидел?

– Нет, никто меня не обижал, – пришлось смущённо улыбнуться мне и снова провести ладонью по намокшим щекам.

– Тогда что случилось?

– Ничего, правда, – шмыгнула я носом, – сама не ожидала от себя. Вы простите за это зрелище.

– Ну что вы, госпожа Эмеран. Я думал, что-то нехорошее случилось, думал, вам нужна помощь.

– Нет, помощь нужна не мне, – тихо сказала я, не надеясь, что Рин Реншу меня услышит, но прогадала.

– Как вас понять?

Я призналась, что побывала в мясном ряду. Рин Реншу понимающе кивнул:

– Знаю, вас шокировало увиденное. Но пожалуйста, только не судите строго всех чахучанцев. Эта деревня не слишком богата, вы ведь успели это заметить. Мясных собак здесь едят от безысходности. Коров в деревне мало, они нужны для работы в полях, лошади тоже нужны для дела.

– А собаки, выходит, бесполезны? – с недоверием спросила я.

– Что поделать, скота в Чахучане мало, так что собаки-пастухи не всем нужны. Разве что для охраны домов. Но собак-охранников тут не едят. Зато их плодовитость не даёт людям умереть с голоду.

– А для сытной трапезы обязательны бесчеловечные пытки? Зачем бить и душить, зачем сдирать шкуру и варить заживо? Проклятье, а может собака была живой, пока её жарили на огне?

Меня начало потряхивать от этой догадки, а после слов Рина Реншу и вовсе стало не по себе:

– Так положено, таков рецепт, – пожал он плечами. – Чем больше боли испытывает собака в предсмертных муках, тем вкуснее становится её мясо. Кстати, не хотите попробовать? Всего пара кусочков, и вы точно перемените своё мнение о мясных собаках.

Я ничего ему не ответила, меня так замутило, что пришлось покинуть толмача и поковылять в сторону парохода. Всё, хватит с меня новых впечатлений. Пора заканчивать с этой безумной командировкой и возвращаться домой. Девочка-танцовщица, Леонар-отравитель, мясные собаки – хватит с меня несбывшихся надежд и разочарований.

Лодочник без лишних слов переправил меня на пароход, и пока я ждала в каюте возвращения Леонара с Рином Реншу, от безделья решила полистать оставленную кем-то в тумбе газету. Со стыдом для себя поняла, что сарпальскую письменность я изрядно подзабыла. А если учесть, что в детстве язык я больше учила на слух, то и не особо я её знаю. Да ещё этот специфичный алфавит, где буквы похожи на витые макароны… В общем, мне оставалось только смотреть картинки.

На третьей же странице я впилась глазами в фотографию знакомых мне личностей. Губернатор Керо Кафу в смокинге на официальном приёме – не узнать его было сложно. А рядом с ним в довольно нескромном вечернем платье с впечатляющим декольте сама Гилела!

Я отложила газету, пару раз моргнула, даже потёрла закрытые веки – вдруг это переутомление и мне всё это мерещится. Точно, остаточное действие настойки возбуждающих грибов.

Открыла глаза, присмотрелась к снимку – нет, глаза меня не подвели, рядом с губернатором точно стоит его красавица-жена и лучезарно улыбается. Никакого чахучанского халата, никаких длинных шпилек в волосах – она одета по аконийской моде.

Я изучила другие снимки к статье и обнаружила Гилелу на общей фотографии в окружении празднично разодетых господ и их дам.

И как это понимать? Выходит, на самом деле никто не держит Гилелу взаперти, она может свободно общаться с цветом синтанского общества? Значит, она просто обманула меня? Но зачем?

Или же всё не так просто? Может быть, губернатор относится к ней как к красивой кукле, которую приятно показать синтанскому бомонду и местной прессе, но дальше дворца он всё равно её не выпускает. Может быть, Гилела и хотела передать послание отцу раньше, но никому из тех людей на снимках довериться она не решается – они могут донести на неё губернатору. Да, пожалуй, именно так всё и обстоит.

Наконец, Леонар с переводчиком вернулись на борт, я отчётливо услышала их шаги в коридоре, а через некоторое время Рин Реншу зашёл ко мне к каюту.

– Я бы хотел просить у вас прощение за мои необдуманные слова, – смущённо заговорил он. – Мне не следовало предлагать вам продегустировать мясо…

– Я вас прощаю, и давайте уже не будем об этом, – поспешила сказать я.

– И всё же мне так неудобно.

– Пустяки, забудьте.

Я заметила, как тёмно-карий взгляд из-под очков упал на газету в моих руках, после чего Рин Реншу спросил:

– О, вы интересуетесь нашей прессой? Как вы её находите? Можно ли сравнить с аконийской, или чахучанским журналистом ещё есть куда стремиться?

– Могу только сказать, что фотоснимки выполнены на достойном уровне, – дипломатично ответила я. – Увы, в сарпальской грамматике я не сильна. Только сейчас я со стыдом поняла, что не помню, как читать на вашем языке.

– О, ничего страшного. Хотите, я прочту вам? Что вас интересует?

– Нет, не нужно, не хочу отнимать ваше время.

– Ну что вы, мне будет очень даже приятно помочь вам.

Ох уж эта придворная учтивость. Рядом с губернатором Рин Реншу усвоил её сполна. И ведь не отвяжется теперь.

– Да, знаете, я тут увидела фотографию вашего губернатора, и мне так стало интересно, о каком мероприятии идёт речь.

Я протянула толмачу газету, он быстро сориентировался в тексте и ответил:

– О, здесь написано о приёме в честь открытия этой весной в Синтане филиала Аконийского сельскохозяйственного банка.

– А кто та женщина, что стоит рядом с губернатором? – осторожно спросила я и машинально накрыла ладонью браслет под рукавом рубашки.

– Это супруга губернатора.

– Как странно, почему же она не присутствовала на интервью? Судя по фотографиям в статье, губернатор свою жену от прессы не скрывает.

Рин Реншу как-то странно на меня посмотрел, но доброжелательно ответил:

– Наверное, в тот день она была нездорова. Но вы побывали на женской половине дворца и могли там с ней встретиться.

– Но не встретилась, – изобразила я искреннее сожаления. – А было бы интересно побеседовать с женой влиятельного сарпальского политика.

– Может быть, вам повезёт в следующий раз, когда мы вернёмся с Синтан.

– Кстати, когда это наконец случится? Кажется, всё, что можно, мы в Чахучане увидели. Для серии статей материала хватит.

– Да, – задумчиво протянул Рин Реншу, потом ненадолго замолчал и радостно добавил. – Но господин Леонар сегодня услышал в деревне историю о чудесном горном храме недалеко на юге. Теперь он хочет обязательно побывать там.

– В каком ещё храме? – поражённо выдохнула я, не веря своим ушам.

– Храм бога Понгу, охранителя чахучанской земли и истиной веры, – с энтузиазмом начал рассказывать мне толмач. – Он стоит в Жатжайских горах уже больше тысячи лет. Паломники со всего восточного Чахучана посещают его круглый год. Нам надо просто доплыть до предгорной деревушки, там найти проводника и верхом на лошадях добраться до храма. Полдня туда, полдня обратно. Зато вы сможете сделать очень красивые фотографии храма и реликвий, а ваша статья пополнится интересными для ваших читателей фактами о культуре Чахучана.

Мне даже сказать было нечего. После того как радостный Рин Реншу покинул мою каюту, я поняла одно – как же я ненавижу Леонара!

Я так хотела плыть обратно, а теперь ещё этот храм! Ну, зачем он ему? Хочет эффектные снимки фасада и молельных полотнищ с оскалившимися божками? Или он нашёл повод, чтобы потянуть время и продлить дни нашей совместной командировки? С чего бы вдруг, по-моему, мы уже успели выяснить отношения. А извиниться за своё свинское поведение он мог бы и в Синтане. Там бы я простила его с большей охотой, чем в затерянном среди гор храме жуткого клыкастого божества.

К вечеру мы уже были в соседней деревне. Рин Реншу долго искал проводника до горного храма, а потом вдвоём они долго искали лошадей, экипировку и припасы на день. Поход назначили на следующее утро, чтобы к вечеру успеть вернуться назад.