– Когда-то отец помог господину Шиаму получить разрешение на грузоперевозки по железной дороге. А ещё он свёл его с владельцами текстильных фабрик империи, и с тех пор господин Шиам один во всём Старом Сарпале получает из Флесмера синтетические ткани, каких здесь отродясь не делали.

– О, так это ещё один деловой партнёр вашего семейства, – поняла я. – Сначала сборщики фруктов в родной деревне Шелы, потом торговец тканями.

– Ты права, они все не чужие нам люди. Господин Шиам когда-то сказал отцу, что он ему теперь как брат, а брат брату всегда и во всём поможет. Когда случилось восстание, господин Шиам укрыл в своём бунгурском доме на побережье отца, машинистов и кочегаров эвакуационного поезда и ещё две семьи рабочих, которых они вывезли из Хамакура. Их поезд дошёл до Бунгура и они должны были дождаться парохода, который шёл вдоль побережья и забирал в каждом порту спасшихся тромцев. Ждать в самом поезде было нельзя – толпа бы быстро нашла его на путях и убила бы всех, кто был внутри. Поэтому отец пробрался к дому своего старого друга и попросил убежища. И господин Шиам ему не отказал. Три дня девять взрослых и трое детей были под его защитой. И никто в городе так и не узнал, что в доме торговца Шиама жили беглые тромцы. А пять лет назад, когда я по собственной глупости угодил в арестантскую яму в Бунгуре, отец под покровом ночи высадился из шлюпки близ города и пробрался к дому господина Шиама, чтобы просить помощи. Это господин Шиам подкупил городской совет и помог мне выйти на свободу. Это в его доме мы с отцом переждали день, чтобы ночью уйти к побережью и сесть на корабль. Так что если и есть в Старом Сарпале безопасное для нас место, то это любой из домов господина Шиама. Если он пообещал дать нам кров и защиту, то он даст. Здесь нам точно ничто не может угрожать.

Мы всё ждали, когда же кто-нибудь из слуг откроет нам ворота, но внезапно во дворе показался сам хозяин. Суетливо оглядываясь, он подбежал к ограде и впустил нас внутрь.

– Теперь всё в порядке, – сказал он Стиану. – Слуг я отослал кого в кладовую, кого в конюшню, кого в баню. Их в доме нет, никто не увидит, как вы пришли ко мне.

– А твои домочадцы, господин, будут ли они нам рады? Может, нам не стоит стеснять их?

– Сын моего друг Мортена не может никого стеснить в моём же доме. Мои сыновья держали язык за зубами и никому не сказали, что однажды в наше доме прятался выкупленный арестант с севера, не скажут ничего и сейчас. Правда, уже неделю в моём доме гостит мой зять с семейством. Но он тоже никому ничего не скажет, если дорожит родством со мной.

– А твоя жена и дочери?

– А им никакого дела до того, кто на мужской половине гостит, быть не должно.

– Боюсь, на сей раз так не получится.

Тут мы, оставив Гро во дворе, зашли в дом. Двери закрылись, и Шиам повернулся к нам, вернее, ко мне:

– Кто там у тебя под покрывалом? – с подозрением спросил он Стиана. – Кто с тобой приехал?

– Имрана.

Тут он коснулся моей руки, и я поняла, что настала пора открыть лицо. Я откинула капюшон, ожидая от Шиама какой угодно реакции, но только не:

– Журналистка, – со знанием дела заключил он.

– Что? Нет, я не…

– Не обманывай, я тебя знаю. Никакая ты не Имрана. Ты даже не тромка. Я видел твою книгу о горной сатрапии.

– Да? – окончательно пришла я в смятение.

Желая доказать свою правоту, Шиам повёл нас со Стианом в тёмную комнату, где я вначале увидела превеликое множество рулонов самых разных тканей, а потом и высокий шкаф с запертыми на ключ дверцами.

Пока хозяин отцеплял от пояса связку и искал подходящий ключ, я принялась разглядывать текстильное богатство, украдкой щупая его для верности. Так, похоже, тут шёлк и сатин тесно соседствует с вискозой. Натуральные ткани и искусственные. Так, а это очень похоже на нейлон. На сарпальском ткацком станке такое точно не делают. А искусственную кожу тем более. Теперь я понимаю природу крепкой дружбы Мортена и торговца тканями. По его поручению Рагнар привозит в Старый Сарпаль уникальные материи, Шиам их сбывает щедрым покупателям и зарабатывает неплохие деньги на эксклюзивном товаре. Вот только…

– Разве всё тромское здесь не запрещено? – шепнула я Стиану.

– Не для состоятельных людей, любящих комфорт. Своим поставщикам они советуют говорить, что тромские товары они нашли на старых заброшенных складах времён строительства железной дороги, и вообще это трофеи.

– И власти готовы закрыть глаза на такие выдумки?

– Власти и сами не прочь одевать своих жён и наложниц в красивые наряды.

За нашими спинами скрипнули петли. Мы обернулись, и перед нашими взорами предстал распахнутый шкаф Шиама. Я глазам не поверила, когда увидела полки, плотно уставленные книгами. Нет, даже не книгами – альбомами. По корешкам я поняла, что там стоят журналы мод, сборники репродукций известных тромских и даже аконийских художников прошлых веков, каталоги музейных экспонатов. А ещё там были иллюстрированные путеводители и фотоальбомы.

Проведя пальцем по полке, Шиам нашёл мой чахучанский альбом и тут же вытащил его, чтобы раскрыть на форзаце и продемонстрировать мне мой же фотопортрет.

– Это ты, госпожа. А это, – тут он пролистнул несколько страниц и остановился на вступительной статье с благодарностями, – а это имя Шанти. Стало быть, ты, госпожа, журналистка, а он, как и говорил мне его отец, книгочей и собиратель историй. Ты – фотографируешь, он – пишет.

– Да, господин Шиам, – не стал возражать ему Стиан, – ты прав, Имрана сделал фотографии для этого альбома.

– Не Имрана, – покачал тот головой, а потом закрыл альбом и, водя пальцем, принялся читать моё имя на обложке, – а… Эми-ран Блан-мор-тиль.

Кажется, Шиам не из тех, кто обучен тромской грамоте. Имена и названия худо-бедно он может прочесть, но вот вряд ли обладает большим словарным запасом, чтобы понимать тромский текст. Поэтому он и коллекционирует все эти альбомы, каталоги и иллюстрированные журналы – их язык визуальных образов интернационален.

– Где твоя камера, госпожа Эмиран? – спросил Шиам.

Мне пришлось стянуть с себя жёлтый балахон и продемонстрировать, что та висит у меня на шее.

– Правила этого дома говорят, что, – начал было он, но я всё прекрасно поняла без слов и поспешила стянуть камеру вместе с сумкой для объективов и протянуть их ему.

– Я уважаю правила этого дома, господин Шиам. Я буду признательна, если ты закроешь эти вещи в своём шкафу, и их никто не увидит, как и твои замечательные книги.

Шиам оттаял и благодарно улыбнулся, а потом исполнил мою просьбу и запер шкаф.

– Скажи мне, Шанти, – спросил он его, – неужели ты привёз сюда журналистку, чтобы напечатать книгу о Старом Сарпале?

– Не совсем так, господин Шиам. Здесь мы только проездом. На самом деле наш путь лежит в Румелат.

– Это скопище бешеных ведьм? – ужаснулся он. – В край, где кровавые жрицы делают из мужчин евнухов, а жёны выгоняют мужей из домов? В сатрапию, где вместо сатрапа всем заправляет самозваная царица, а в её дворце льётся кровь замученных пленников? Да проще из арестантской ямы вернуться, чем из Румелата.

– Не переживай, господин Шиам, мы с Эмеран знаем, как не стать добычей камалисток. Мы обязательно вернёмся из поездки домой.

– Ты, небось, и отцу так говорил, когда пять лет назад поехал в Бунгур и на рынке угодил в лапы стражей с печатной картой в сумке.

– То было давно, с тех пор я успел поумнеть и многому научиться.

– Ты-то научился, а что твоя журналистка? Если её кто на улице увидит без этого покрывала, считай, нет у тебя больше фотографа. Украдут, продадут на невольничьем рынке, и будет она до конца дней… а, не важно. Важно, что вы оба вовремя мне на глаза попались. В этом доме вам бояться нечего. Здесь вас никто не обидит. И никто не скажет, что видел вас здесь. А теперь идём, Эмиран, к моей жене. Она покажет тебе женскую половину, где ты будешь жить.

А дальше я ощутила, как время поворачивается вспять, и я снова возвращаюсь во дворец сахирдинского визиря, где женщинам и мужчинам приписано жить раздельно и не видеть друг друга до особого случая.