— Слышь, давай уже с ним кончать, — со злостью пробурчал лесничий. — Ни шиша ему Михалыч не рассказывал, ни ему, ни Ванюше. От этих двух олухов проку как от ручной пилы на лесопильне. Черт вас разберет с вашими способностями, кто сны вещие зыркает, кто шепчет как Авдотья, а кто ни черта не может, как эти два кретина. И кто только решил, что в них кровь какая-то другая, из обоих красная текла, как у всех смертных.

Алексей сердито выдохнул, и Юля успокаивающе сжала его руку.

— Хорош только мутузить его. Неуемный ты, злой как черт, не приведи в твоих врагах оказаться, — снова заговорил Афанасьич. — Он тебя не по своей воле выпроваживал, это он тут сейчас за атамана, а до того Михалыч всем руководил. Он-то твою натуру сразу почуял, но то оно и неудивительно. Давай уже с этим хмырем того, а то от зверя проку маловато, нет у него силушки прикончить-то, нету. — Афанасьич снова заржал. — Эх, завтра машину притащу, вот цирк-то будет.

В ответ не последовало ни слова, только звук льющейся жидкости и снова голос лесничего:

— Постой, ну ты совсем что ли изверг, грохни хоть его сперва. Жень! — испуганно выкрикнул Афанасьич. — Ну давай я, коли не хочешь. Ну негоже так, не по-людски ведь! Слышишь, Жень! Эххх…

И в тот же миг между стволами заполыхал огонь. У Юли все похолодело внутри — приди она чуточку позже и непоправимое случилось бы на самом деле. Сколько же злобы и ненависти должно быть в человеке, чтобы вот так взять и сжечь другого заживо? Уму непостижимо.

Судя по всему, парочка отошла от полыхавшего строения, и теперь они разговаривали в десятке метров от затаившихся.

— Женя, ну ты гад, ну честно слово, я ж теперича спать не смогу целую неделю. Ну чего не дал мне его прикончить? Бессердечный ты, ей-богу, хоть самая малость совести у тебя имеется?

— Отвали, дядя Андрей, нет у меня ни совести, ни жалости, особенно к таким вот, которые из себя строят, и другим жить не дают, — сердито отозвался спутник по имени Женька, на удивление он обладал весьма приятным бархатным голосом. — Я тебя с собой не звал, сам бы справился.

— Да черт с тобой, как знаешь, тебе с этим потом жить, — голос Афанасьича дрожал. — Только не боишься, что ты вот так вот, и с тобой потом кто-нибудь этакое сотворит, а?

— Не боюсь, — усмехнувшись, уверенно произнес Женя. — Я бы их всех на тот свет отправил, кому они нужны-то. — Он звонко сплюнул. — Голодранцы хреновы.

Юля почувствовала, как напрягся Алексей, услышав последнюю тираду. Имея хоть чуточку силы, он вскочил бы — за мальчишек он всегда и всюду был горой, но в таком состоянии одолеть двух противников вряд ли бы удалось. Да и ни к чему сейчас этим негодяям знать, что постройка перед их приходом пустовала.

Афанасьич и Женька долго молча курили, изредка между стволов мелькали два красных огонька. Наконец заговорил лесничий, и, судя по ухмылкам, он уже сумел взять себя в руки.

— Ты соберись, Женя. Ну неужто ты хуже этих лопухов, ведь способностей у тебя поболее будет. Нам нужен этот переход, понимаешь. Эх, жалко этот дурак утопил тогда столько добра, хорошо хоть я припрятал еще. Ну ничего, он тогда поплатился за все, никто ведь ничего не заподозрил. — Афанасьич звонко прихлопнул кулаком по ладони. — Ох, жалко перекидыш этот до смерти задрать не может, ох жалко. Поперегрыз бы этим отродьям глотки, чтоб свой нос не совали куда не надо.

— Ты же спать не сможешь, дядя Андрей, — с сарказмом ответил Женя.

— Страшный ты тип, — снова проговорил лесничий. — Этого живьем сжег, над звериной издеваешься почем зря, отца родного грохнул. Ох и кровушки на тебе будет.

— Что ты мелешь, дядя Андрей, какого отца, — недовольным тоном отозвался Женя. — Я его в глаза не видел за всю жизнь, мать сказала, что любовницу себе нашел и сбежал, значит — гад. Так что ты мне его в отцы не сватай, чужой он мне человек, сволочь, раз мамку обидел, и угрызений совести я испытывать не собираюсь.

— Ладно, разберешься ты с этим кирпичом али нет, но покамест станем действовать по моему плану. Выгоним поскорее отсюда всю эту мелюзгу паршивую, ниче, жили до этого на улице и дальше проживут. Станем под защитой генераторов свои дела вертеть. Хорошо-то как, ведь ни одна милиция отродясь не найдет. Михалыч говорил, ежели им мощности прибавить, так сюда вообще никто никогда не пробьется, даже с воздуха как куполом накроет. Лишь бы солнце половчее светило, ветер дул да ручей подземный быстро бёг, больше-то ничего и не надо.

— А с девкой этой что? — неожиданно спросил Женька.

— А чего с ней? Так, училка городская, трусоватая и жалкая какая-то. Авдотья вон пошептала маленько, она и брякнулась без сознания, — снова заржал Афанасьич. — Еще пару разочков напугать ее, так она и сама сбежит. Или ежели приглянулась, то пускай остается, а, как тебе?

Теперь Алексей сжал Юлину руку, а она задержала дыхание, боясь пошевелиться.

— Да что ты ерунду гонишь, на кой она мне сдалась, со школы училок ненавижу, — Женька снова со злостью сплюнул.

— Этот вот ее туда заселил, — продолжил Афанасьич, — я так бумаги и не нашел, прямо чую, тайник у него где-то был, где-то в доме. И малец наверняка знает, где он, только вот сбежал опять. Ну я его найду, вытрясу из него хилую душонку, гаденыш, молчит как партизан. Да еще этому долговязому заявил, что на листе почерк не тот, щенок. Слушай, надо тебе его потрясти, у тебя вон как ловко получается.

— Не хочу с ним связываться, — в голосе Женьки промелькнуло недовольство. — Видал, что было, когда я на него зверя натравил? Сам с ним разбирайся.

— Ладно, пошли что ли до второго генератора сходим, давно там не был. А потом вернемся, да затушим как следует. Пожар тут ни к чему.

Они прошли совсем рядом, ломая хрупкие ветки тяжелыми сапогами. Юля с Алексеем не торопились подниматься, давая время парочке уйти подальше. Неожиданно прямо перед ними вылезла из кустов черная морда, девушка почувствовала, как вздрогнул Алексей и сделал попытку подняться.

— Не бойся его, он и правда хороший, Максим не врал, — прошептала Юля. — Это он меня сюда привел.

Она протянула руку и кончиками пальцев погладила зверя между ушами, его шерсть сильно отличалась от волчьей, она была жесткая как щетина и будто сальная. Зверь отстранился, шумно обнюхал Юлины пальцы и чихнул. Словно убедившись, что с людьми все в порядке, лохматый резко отскочил назад и вихрем умчался в сторону болота.

— Это что же, получается, я ему жизнью обязан? — недовольно спросил Алексей.

— Нет, — помотала головой Юля. — Нам двоим.

— Что эти про кровь говорили? С Ваней все в порядке? — Спросил он.

Юля поднялась и помогла встать Алексею. Не выпуская его руки, она тихо проговорила:

— После твоего исчезновения ребята пошли лес прочесывать. Зверь на Ваню накинулся. У него жар не спадает уже второй день, а Афанасьич не выпускает никого из деревни.

— Черт, вот сволочь! — Зло выругался Алексей и прислонился спиной к дереву. — И этот гад малолетний. Ведь промелькнула тогда мысль, что он Ивана застрелил. Только Афанасьич ему ружье подарил, а пуля-то была выпущена из пистолета. Еще генератор второй сбоил, как назло. Кто же знал, что тут целый арсенал. Клоун, блин, такой спектакль сумел разыграть со слезами и соплями, что ему все поверили и отпустили на четыре стороны. А теперь выходит, что стрелял он, и зверя тоже он натравил.

— Да, Женя им управляет, причем с помощью страха, — сказала Юля. — Зверь боится его до безумия. Я несколько раз чувствовала этот невыносимый ужас, он что-то сделал с ним, причинил сильную боль. Я пыталась понять, но зверь не очень любит, когда вторгаются в его мысли. Хотя по собственному желанию он легко сумел показать мне, где тебя искать.

— Постой, а как Женя им управляет? И что Афанасьич говорил про отца?

— Женя — сын Ивана Михайловича, только тот предпочел никому об этом не говорить, а решил просто выдворить его из деревни. Но самое плохое, мы не знаем какими способностями он обладает. Он точно знает древний язык, но вот снов, скорее всего, не видит, иначе бы догадался как поднять камень на поверхность. Поэтому они так упорно ищут записи. — Юля отряхнула брюки и поправила воротник на куртке. — Вот только сны, похоже, тоже приходят не просто так, им нужна зацепка, и если она каким-то образом у Жени появится, то… То я не знаю…