— Где третье? — У него были маленькие, острые глазки.

«Вот так камуфлет! Из охотничьего общества выпрут сразу же!» — подумал Рудольф и прикинулся дурачком.

— У меня только два, — изумленно пожал он плечами, понося, однако, себя последними словами. И чего надо было тянуть с этими дырками в патроннике? Ведь есть же у Карлиса дрель, за две минуты все мог сделать! Может, соврать, что дырки уже просверлены и ружье висит на стенке? До утра можно заполучить ружье у Мудите и все сделать, а если милиционер заставит принести сейчас же? А если вздумает поехать с ним на квартиру, что ничуть не исключено? Незарегистрированное оружие да еще переданное на хранение постороннему лицу!.. Из охотничьего общества тут же на веки вечные, и хорошо еще, если обойдется без суда!

— Честное слово, у меня только два, — поклялся Димда.

Ему показали регистрационную карточку. В нижней строчке простым карандашом легко вписано:

— Валентин меня не так понял! — тут же громко стал рассказывать Димда, назвав сослуживца этого милиционера по имени. — Ко мне в магазине пристала старуха с берданкой допотопных времен. Ну, я притащил ее сюда, чтобы выяснить, дадут ли мне разрешение на коллекционирование. Я уже собирался купить, но тут старуха сразу заломила столько, что и для миллионера было бы дорого! Пусть Рокфеллера ищет, мне такую берданку не надо!

— Адрес продававшей?

— Не знаю, села в трамвай…

— А вы сами где живете?

— Здесь, в центре… Недалеко…

— Подождите немного… Сейчас я закончу и, если не возражаете, съездим взглянуть, как вы храните оружие.

— У меня в этом отношении все в порядке. Ружья и снаряжение хранятся в запираемом шкафу… Хорошо, я подожду!

Разрешение офицер подписал только в квартире Димды, убедившись, что третьего ружья в шкафу нет и что патроны действительно хранятся под замком, но Рудольф не был убежден, что он еще раз не явится для проверки, поэтому попросил Мудите пока что ружье не привозить. И все думал, как бы провернуть легализацию этой покупки, потому что совсем расставаться с ним не хотел — для фотографирования ружье было уникальным.

Промтоварная база, где работала Мудите, возникла лет двадцать назад на самой черте города. Тогда там были только луга, заросшие осокой, годившейся скоту лишь на подстилку, а старые усадебки с ухоженными садиками и огородиками разбросаны так редко, что еле видели одна другую, зато перед всеми тянулась полоска сосняка. Строительство вели с размахом, построили шестиэтажные просторные склады, где даже дирижабли можно держать, провели железнодорожную ветку с эстакадой, заасфальтировали конечную автобусную остановку — пассажирами на этой линии, за редким исключением, были только работники базы, все посторонние сразу бросались в глаза. У многих в автобусе были свои излюбленные места, которые другие не решались занимать. Если бы Жирак решил выслеживать Мудите в прежние времена, ему пришлось бы зарыться в землю по шею, да и тогда его бы наверняка заметили. Теперь же он мог спокойно ставить машину на стоянку, и его «Жигули» среди своих лимонно-желтых, красных и васильковых собратьев становились чем-то таким малозначительным, что даже вездесущие пронырливые мальчишки не обращали на него внимания. За невероятно короткий срок база оказалась в окружении белых девятиэтажных домов, современных продмагов, желтых цистерн, из которых летом продавали квас и пиво, цветочных киосков, кафе, почтовых, отделений и бытовых мастерских — былые луга пошли под самый обширный жилой массив, в перспективе на сто тысяч жителей. Высотные дома росли как грибы: вчера еще крыш нет, а сегодня уже на балконе развешано голубое и розовое белье.

Со стоянки Жираку был виден вход в административное здание и ворота, куда въезжали и выезжали грузовые машины. Иногда оттуда выходили и люди, но редко.

На следующий вечер Мудите честно поехала домой, но спустя день уселась возле проходной в старую «Волгу» и умчалась так быстро, что Жирак не успел записать номер: пока он старался выбраться со стоянки, «Волга» была уже далеко. Жирак надеялся нагнать ее на главной улице, но «Волга» куда-то свернула, и след ее исчез. Вернувшись довольно поздно, Мудите рассказала, что училась шить рукава.

Еще день спустя Мудите села в автобус, но не тот, который возит ее домой. Жирак следовал в отдалении, соблюдая осторожность. Сошла она на остановке, до которой проводил ее после концерта в клубе фотограф. Жирак просунул голову на лестницу; оказалось, что он опять опоздал — так и не услышал ее шагов и запираемой двери.

Ничего не поделаешь, оставалось сесть в машину и ждать. Раздражали запотевающие окна машины, а кроме того, не оставляла мысль о прорастающих луковицах. Сегодня он перевел их из холодного режима в более теплый, но перепад температур может повлиять на прорастание. Понервничав, он поехал домой, подбросил в котел брикетов и слегка приоткрыл вентиляционный люк. И хотя старался действовать быстро, все это вместе с дорогой обратно заняло полтора часа, и он подумал было, что Мудите уже ушла. Но все же решил подождать, раз уж вернулся.

Спустя несколько минут из парадной двери вышла Мудите с фотографом. Она все так же держала его под руку, и так же они пошли к автобусу. Глядя, как они целуются на прощание, Жирак вдруг осознал: а ведь ему решительно все равно, что этот мужчина делает с Мудите. Его даже это ошеломило, и он попытался убедить себя, что это не так, что он просто был подготовлен к этому поцелую и поэтому он его не затронул.

Когда автобус уехал и фотограф повернул к дому, Жирак проехал мимо него, чтобы первым попасть на лестницу. Он прошел к чердаку и прислушался, но сердце от напряжения колотилось и мешало услышать шаги. Медленно и тихо Жирак направился вниз, и на сей раз ему удалось увидеть дверь, в которую вошел фотограф. Жирак приложил к ней ухо, но ничего не услышал. Припал покрепче и нечаянно задел ручку. Скрипнули петли, и он увидел темный коридор.

Несмотря на свою мешковатую внешность, Жирак был не трусливого десятка, но без света в темный коридор идти не хотелось. Он подъехал к ближайшему хозяйственному магазину, купил карманный фонарик. Проходя мимо полок, он остановился и долго задумчиво смотрел на тяжелый разводной ключ, потом попросил продавца хорошенько завернуть его.

С фонариком и разводным ключом он вернулся в коридор и по нему вышел на другую лестницу. На двери рядом с выходом висела табличка: «Карлис Валдер и Рудольф Димда».

«Если бы Мудите входила в подъезд, а выходила через двор, меня бы еще долго водили за нос, — подумал Жирак. — И этот проклятый калека с ними заодно! Одна шайка-лейка!»

В тот же вечер Жирак поехал к родителям Мудите. Купил плитку шоколада и бутылку вина, так как вопрос, который он собирался обсуждать, был весьма деликатного свойства и старики никак не должны почувствовать, что он собирается с Мудите разводиться.

Старый деревянный дом слегка подремонтирован, кое-где в обшивке виднеется новая доска, но пол в коридоре все такой же скрипучий. На натянутых вдоль и поперек веревках в кухне болтались пеленки, и теща торопливо принялась освобождать часть стола, чтобы было куда усадить дорогого зятька. Отца нет дома; как вышел на пенсию, стал подрабатывать сторожем. Всего и дела-то сходить да выспаться, а глядишь, семьдесят в месяц и к празднику премия.

В комнате был включен телевизор — верно, фильм показывают, так как между разговорами слышалась музыка. Потом заплакал ребенок, его принялись успокаивать, и вскоре он заснул.

— Вилнис вывел собаку погулять, сейчас будет… Он в охотку рюмочку выпьет, я уже не могу, у меня давление…

«Глупые же люди, в такой тесноте еще собаку заводят! Но старуха на все согласна, наверное, никакого веса в доме не имеет», — подумал Жирак и попытался вспомнить, как выглядит жена Вилниса, младшего брата Мудите. Нет, никак не мог представить, давно здесь не бывал.

— Арнис в плавание ушел…