Трое молча подняли и отложили в сторону чугунный колодезный круг. Один из них сказал:

— Мы никак не можем опомниться. Все случилось неожиданно. Вы русский?

— Нет, литовец. Но не в этом дело. Я ваш соотечественник и единомышленник. Все остальные вопросы потом. Полезли…

О Риме сказано все или почти все в десятках и сотнях разноязычных путеводителей, справочниках и специальных трудах. Ариаднина нить, скрученная трудами древнейших, древних и современных исследователей Рима, безошибочно ведет туриста по лабиринту различных эпох, стилей, цивилизаций, слившихся воедино в этом до удивительности своеобразном городе. Но есть Рим, о котором умалчивают всеобъемлющие туристские справочники. Это подземные галереи, тянущиеся от улицы к улице, от площади к площади, от дома к дому, бесконечное сплетение катакомб, по которым можно было проникнуть в любой конец города и подойти к самым неприступным центрам расположения оккупантов. Именно по этому Риму шли сейчас беглецы.

В клоаке было темно, холодно и сыро. Мучило удушье. Канализационный смрад проникал в легкие, ядовито щипал глаза. «Пленные» начали судорожно кашлять. Один из них, поскользнувшись, упал в зловонную жижу.

— Ничего, ребята, потерпите. С непривычки это пугает. Трудно, как все на свете бывает трудным в первый раз. Это безусловно не коридор на фабрике по производству духов «Шанель». Мужайтесь, и пошли!

Стефан светил портативным электрическим фонариком и бодро шагал впереди. Трое двигались за ним, стараясь не отставать. Холодная и зловонная вода временами доходила до пояса. Но не это было самым страшным. Неизвестно откуда на свет приплыло несколько десятков огромных белых крыс. Вечный мрак клоаки сделал их альбиносами. Они плыли по бокам невольно замедливших шаг людей, соединившись в каком-то немыслимом эскорте. Хотелось оттолкнуть омерзительных животных, закричать, побежать. Но Стефан, предупреждающе подняв руку, сказал почему-то шепотом:

— Спокойно. Не трогайте их, и они вас не тронут. Предупреждаю: укус сих «симпатичных» зверюшек очень ядовит и может дорого обойтись.

Крысы отстали. Вода хлюпала уже под подошвами. Стало легче дышать. Стефан заметно повеселел.

— Скоро придем. Выше головы, ребята, вас ждет царская награда: по стаканчику доброго «Кьянти»! Нет, не того, от которого сводит скулы и портится желудок, а настоящего, что виноделы оставляют для себя.

— А куда мы идем? — спросил один из ребят.

— Куда? В самый что ни на есть фешенебельный римский ресторан. «У Лозы» называется. Слыхали?

— Нет…

— О нем надо не слышать, его надо видеть. Вперед, рыцари клоаки! Я вас представлю двум замечательнейшим людям нашей беспокойной эпохи: синьоре Анне и синьору Бальдо. Чем они знамениты? О, синьора Анна, если у нее не болит голова, бесподобно готовит спагетти и говорит наподобие скорострельного пулемета. А вот из синьора Бальдо клещами слова не вытащишь, зато он фантастически варит черный кофе по-неаполитански.

Феличе Паскутти был что называется человеком средним. Он не слыл большим богачом, но и не стоял с шапкой у собора святого Петра. Кое-какая торговля, кое-какие посреднические сделки на черном рынке давали ему возможность не беспокоиться о хлебе насущном. Синьор Паскутти не верил в бога, но регулярно ходил в храм божий. Он не был к людям особенно доброжелателен, но и зла им не делал без особой на то надобности. В общем, Феличе Паскутти был из тех людей, при встрече с которыми не отдергивают руки, хотя и не спешат подать ее первыми.

Паскутти, или «сор Фели»[127], как именовали его на римском диалекте соседи, был частым посетителем траттории «У Лозы», что находилась неподалеку от дома, где он жил в собственной квартире, занимавшей целый этаж. Тратторию держала молодая супружеская пара Анна и Бальдо Каролини. Это были приветливые люди, спорые в работе, никогда не отказывающие в кредите, если какой-нибудь из постоянных клиентов попадал в трудное финансовое положение. Посетители любили тратторию «У Лозы». Даже в голодные времена гитлеровской оккупации здесь можно было получить чашечку настоящего черного кофе или выпить стаканчик хорошего красного вина.

Сор Фели не был человеком расточительным и предпочитал обедать дома даже по воскресеньям. Но выпить кофе или вина обязательно заходил к Бальдо и Анне. Это не отягощало карман и давало возможность пообщаться с людьми.

В один из своих традиционных визитов сор Фели заметил за дальним столиком в углу траттории четырех незнакомцев с газетами в руках. Они явно не походили на обычных посетителей траттории. То ли потому, что были необычно молчаливы, то ли еще почему-то. Через некоторое время за тем же столом он увидел новых незнакомцев, потом других, третьих… Они были все разные. Единственно, что их роднило друг с другом, — это молчание и газеты. Все они держали в руках газеты и читали их явно с не итальянским вниманием,

— Синьора Анна, — спросил сор Фели как-то своим вкрадчивым голосом, — что за странные клиенты к вам ходят иногда? Вон за тот дальний стол садятся…

Анна не растерялась. Отведя Паскутти в сторону, она с заговорщицким видом зашептала быстро-быстро:

— Мы сами люди странные, сор Фели. Торгуем не только кефиром и молоком, но и динамитом. Его у нас полный подвал навалено. Если дернем за шнурочек, от нашей улицы одно название останется: погибать, так с фейерверком…

Паскутти сделал вид, что оценил остроумие хозяйки. Вопросов он больше не задавал…

Но любопытство Паскутти не на шутку обеспокоило Бальдо и его жену. Никакого динамита в подвалах траттории, конечно, не было. Но здесь частенько находилась то одна, то другая группа русских, бежавших из немецких концлагерей, в ожидании, пока партизаны не выведут их из города. Если бы немцы открыли люк и заглянули в подвал, ничто бы не спасло ни Бальдо, ни Анну от фашистской виселицы. Гитлеровцы на сей счет были большими аккуратистами… Подпольщики встревожились. Всех русских перевели в другое безопасное место. Но синьор Паскутти, видимо, не захотел поделиться своими наблюдениями с ОВРА.

Анна и Бальдо уже год как помогали «русскому подполью». Впервые это произошло накануне Нового, 1943 года. Утро началось с уборки траттории. По улице еще не проходил ни один прохожий, а Анна уже протерла мокрой тряпкой затоптанный с вечера пол, постелила на столах свежие скатерти и подлила масла в лампадку, мерцавшую перед безразличным ликом святой мадонны. Бальдо гремел на кухне посудой, готовя нехитрую снедь для завтрака утренних посетителей.

Закончив уборку, Анна взяла ведро с грязной водой и направилась было в кухню. В этот момент вдруг заскрипела дверь, и в тратторию вбежали четверо тяжело дышавших людей. Они остановились у порога и все вместе, как по команде, кивнули в знак приветствия хозяйке. На странных посетителях была надета немецкая форма без погон.

Анна вначале не обратила на это внимания, решив, что перед ней самые настоящие немцы. А раз так, значит, придется выставлять на стол все лучшее, что удалось достать, без всякой надежды получить плату за еду. С оккупантами шутки плохи.

— Что прикажете? — хмуро спросила Анна.

— Эссен…

Это слово, произнесенное по-немецки, один из пришельцев сопроводил жестами, дав понять, что просит поесть.

— Эссен? — Анну захлестнул ее горячий темперамент. — Эссен! Может быть, синьоры желают бифштекс по-флорентийски с кровью или миланскую котлету с яйцом и карчоффи в сливочном масле? Извините, синьоры, ничего у нас нет, кроме желудевого кофе. Все деликатесы слопали ваши же «камерады» еще год тому назад.

Только выпалив все это, Анна спохватилась: не переборщила ли? Но немцы попались какие-то странные. Они ничего не ответили на откровенную нелюбезность хозяйки.

Прошло еще несколько секунд в обоюдном молчании. «Немцы» переглянулись. Да, они, видно, не ошиблись адресом — нескрываемая враждебность хозяйки служила ей лучшей характеристикой. Один из пришельцев вдруг выступил вперед, повернулся спиной к Анне и резким движением снял мундир. Под ним не было исподнего. Голая спина, исполосованная кровоподтеками, походила на матросскую тельняшку.