— Побудет дома на бюллетене с месяц, может, полтора-два…

— И что? — спросил Попов. — Потом-то что делать?

Врач пожал плечами.

— Что делают с покойником?

В кабинете наступила тишина, только капал кран в углу у двери.

— Какого покойника?! — процедил Сергеев, сдерживая ярость. — К вам поступил пациент, капитан милиции, наш товарищ, а вы вместо того, чтобы лечить, облучать, оперировать, что там еще делают, вы уже списали его на тот свет?!

Сергеев обернулся к Попову за поддержкой, но тот подавленно молчал. Он был полностью растерян.

— Просто уже поздно, ничего сделать нельзя. И потом, вы же знаете, что у нас за медицина! Ни лекарств, ни методик…

— Что же вы ему скажете? — с трудом выговорил Попов.

— Вообще-то, на Западе говорят больным всю правду…

— Там же еще, кроме этого, наверное, лечат! — Сергеев встал. — Ладно, я вас понял. Разберемся.

Он сделал шаг к двери, но вернулся.

— Если вы скажете Женьке, что отправляете его умирать… — Гигант навис над столом заведующего, излучая импульсы, которые нередко заставляли отпетых бандитов бросать оружие. Скрипнули намертво сжатые челюсти. — В общем, не надо этого говорить! Простуда, инфекция, травма — придумайте что-нибудь правдоподобное.

И на ходу сказал Попову:

— По-моему, они тут ни черта не понимают. Покажем Женьку профессору, надо будет — отправим в Центральный госпиталь…

Заведующий молча смотрел им вслед.

Когда они вернулись в палату, Гальский сидел на кровати, не сводя взгляда с дверного проема.

— Ну что?

Сергеев махнул рукой.

— Разве поймешь этих коновалов! Они горазды только туману напускать. Какое-то воспаление, они его по-тарабарски называют… Рассосется! Надо будет дома посидеть в тепле, отвары из трав попить.

— Правда? — Непонятная потусторонность исчезла, перед ними был прежний Женька Гальский. Но только на один миг. Было заметно, что он тут же вновь погрузился в свой мир. — Они как-то странно смотрят… И истории болезни прячут…

— Не обращай внимания, — бодро гудел Сергеев. — Мы тоже у себя сколько лишнего туману напускаем… В общем, завтра пришлем за тобой машину!

В коридоре Сергеев дернулся было к двери заведующего.

— Хочу его, гада, обидеть… Да может ведь на Женьке отыграться… Ладно, ну его к черту…

Подавленные, оперативники вернулись в управление.

— Ты знаешь, ужасно это, и Женьку жалко, но у меня такое чувство, будто вдобавок еще вывозился в говне, — сказал Попов.

— Точно, — кивнул Сергеев и второй раз за день скрипнул зубами.

Пожалуй, давно в Тиходонском уголовном розыске не опрашивали свидетеля так подробно, как капитан Попов гражданина Опрышкина — водителя черной «Волги» госномер «А 12-76 ТД».

«… Остановил этот, повыше, а второй потом подошел, тоже взял документы, посмотрел, я еще удивился: обычно один гаишник читает и права, и техпаспорт… Нет, второй только в техпаспорт заглянул… Нет, со мной не разговаривали… Как сказал высокий: „Ваши документы“, так больше и ни слова. Да обычный голос… Коронок я не заметил, а татуировок точно не было. Не знаю, почему со мной не говорил, обычно слово за слово… А тут вроде время выжидали, точно ожидали чего… Не знаю, откуда же… Но я вам скажу — страшно мне почему-то стало… Трудно объяснить… Да, не наказания — я-то знал, что скорость превысил… И в правах два червонца, сразу сказал: „Возьми, командир, сколько надо…“ А он глянул так на меня и так усмехнулся… Ну, вроде с превосходством, по-блатному, мол, куда ты, козявка, денешься, копейками не обойдешься… Ну, это мои мысли, он молча глянул, и я чувствую — аж холодный пот прошиб…»

Медленно крутились кассеты допотопного магнитофона III класса «Весна», и пленка зафиксировала напряжение в голосе опрашиваемого, когда он говорил о пережитом испуге.

«И от второго что-то такое исходило, страшное, да нет, лицо обыкновенное… Знаете, меня однажды в подземном переходе ограбили, так вот тогда тоже такое чувство было, только послабее… Ну а потом машина грузовая, фургон… Так до этого я уже все рассказал… Да, документы смотрят, будто ждут чего-то… Между собой говорили. Второй, когда подошел первый, сказал: „Ну вот, разберемся с нарушителем и до обеда к Петруше поспеем“. Или „к Петруне“. Вроде имя, а может, прозвище. Не знаю, зачем говорил, но бодро так… Мол, не сомневайся, все будет нормально… И, значит, фургон. Второй говорит: „Стопори его!“ Сержант палкой махнул, а фургон — мимо, чуть его не задел, аж отпрыгнул! Выругался и говорит: „Там милиция!“ А у меня сразу страх прошел. Не знаю почему, прошел, и все! Сержант говорит: „Поехали, дел много“. Второй вроде засомневался: „А Петруша?“ Высокий как-то обозленно: „Другую найдем“. Второй пожал плечами: „Ну смотри!“ Сержант тогда двадцатку мою из корочки выгреб, а документы бросил в окошко, на колени. „Поезжай“, — сказал… Нет, без злобы. Вроде как с облегчением. Я и поехал. А они к своей пошли, „шестерка“… нет, обычная, красная… Номер не рассмотрел, не до того было… Так и не понял, чего они останавливали? Деньги сорвать? Так сразу бы и брали! Но я потом два дня за руль не садился… Не знаю почему. Не садился, и все…»

Фонограмму потом многократно прослушивали в отделе, Ледняк пытался выделить ключевые фразы: «второй тоже взял документы», «со мной не разговаривали», «вроде ждут чего-то», "говорит: «Там милиция!» Значит, ряженые. И это чувство страха… «Трассовики»? Скорей всего.

«Документы бросил в окошко». Эксперты исследовали водительские удостоверение и техпаспорт — отпечатков пальцев на них было много, но четких и поддающихся идентификации только два, оба принадлежали самому Опрышкину.

«До обеда к Петруше поспеем». Эта фраза заставила высчитывать количество километров, которое могла пройти машина до определенного рубежа: двенадцати, часу, двух, трех — когда там они обедают? Разброс был очень широк и при неизвестности направления делал поиск бессмысленным. А вот имя Петруша и производные от него, а также похожие фамилии и клички стали предметом разработки, которая, впрочем, по тем же причинам практически не имела шансов на успех.

Четких примет предполагаемых «трассовиков» Опрышкин не дал, но синтетический портрет, составленный по описанию майора Титова, опознал среди других фотороботов.

Подробные показания дал и подполковник Викентьев, который тоже из нескольких фотографий выбрал этот же портрет. Значит, штабист правильно ухватил основные приметы внешности!

Напоследок Ледняк истолковал фразу «другую найдем» как намерение «трассовиков» завладеть именно «Волгой», может быть, именно черной «Волгой». А поскольку такие модели и цвет машин особенно ценились на Кавказе, а в радиусе 600900 километров (именно на столько можно было «поспеть» к средневычисленному «обеду») находились Предгорная и Горная АССР, начальник отдела выдвинул версию, что именно там следует искать Петрушу, который является либо сбытчиком, либо заказчиком товара.

Версия была логичной, но недостаточно обоснованной, и в нее мало кто поверил.

— Может, они просто собирались где-то нажраться, а Петруша — какой-нибудь шашлычник или собутыльник, — высказался Тимохин, когда вышли из кабинета начальника. — А «другая» — это любая машина, не обязательно «Волга», да еще черная…

— Да, слишком уж красиво получается, — буркнул Сергеев. — Прямо Шерлок Холмс. Еще послать в Предгорск доктора Ватсона, чтоб следил за автомобильным рынком и МРЭО.

— Представляешь, что бы он там накопал? — подхватил Тимохин. Сергеев мрачно улыбнулся.

Тем не менее версию стали отрабатывать.

«Начальнику УГАИ МВД Предгорной АССР, начальнику УГАИ МВД Горной АССР. Прошу активизировать проверку поставленного на учет в последнее время автотранспорта на предмет выявления пропавших автомобилей, перечисленных в ориентировке по РД „Трасса“, а также провести работы по выявлению и проверке машин, эксплуатирующихся либо хранящихся без постановки на учет. Начальник УУР Тиходонского УВД Скляров».