Таверд, Анья и многие другие, кого тут называют Повелителями, – монстры, демоны, а может, боги Фадрагоса? Кем бы они ни были, но они приходят в этот мир, отзываются на мольбу фадрагосцев. Наверное, видят нас так же, как я сейчас вижу крохотный мир озера. Зачем они вмешиваются в жизнь этого мира? Возможно, забавляются… Могу ли я найти среди них того, кто услышит меня и ответит на мой вопрос о возвращении домой?

Всего несколько часов, проведенных с Волтуаром, подкинули мне больше пищи для размышлений, чем все время рядом с Елрех. Почему она не рассказала мне о том, кем были люди в Фадрагосе до войны предков? Не поверю, что она не знала об этой версии. Уж слишком просто Волтуар рассказывал ее, совсем открыто и беззаботно. А может, Елрех просто не хотела поднимать эту тему, потому что приняла меня так же, как и фангры в прошлом приняли на равных людей.

– Немного задержался, – услышала я голос Волтуара за спиной.

Он остановился рядом со мной, взявшись за перила и разглядывая открывающийся пейзаж. Мне всегда казалось, что он был моложе других правителей Цветущего плато, но спрашивать об этом я не осмеливалась. В Фадрагосе о возрасте, как и о времени, старались не упоминать. А если говорили, значит, были настроены целеустремленно, что считалось тут близким по значению с агрессивностью и жестокостью. Теперь я знала предысторию этих суеверий, понимала причины.

– Тебе известно, что это за замки? – кивнул Волтуар на серые башни вдали.

– Нет. Я никогда не интересовалась у Елрех.

Ласковая улыбка делала красивое лицо нежным, вызывала доверие.

– Там хранятся огромные амулеты, напитанные силой духов‑защитников. Она вытягивает силу драконов, поэтому они никогда не приближаются к плато. Такие же есть в Обители и других крупных городах. Чтобы принять балкоров у нас, нам необходимо снять защиту.

– А при чем тут балкоры? – удивилась я.

– Их сила схожа природой с силой драконов. Мы не можем рисковать, но и принимать их долгое время где‑то за пределами Обителей плохой вариант. У правителей и верховных много забот, мы не можем оставлять регионы надолго.

Я хмурилась и молчала, снова разглядывая озеро. Изначально Фадрагос казался диким, позже непонятным, а теперь каким‑то сложным… Три правителя, обязательно темноволосые шан’ниэрды, на один регион, чтобы каждое решение принималось взвешенно, с разных сторон. Люди, фангры и гелдовы старательно работают, чтобы заслужить статус уважаемых. Эльфы, эльфиоры и рассаты сразу рождаются уважаемыми, а беловолосые шан’ниэрды – почтенными. Каждый может лишится своего положения, если сойдет на скользкую дорожку. У виксартов с васовергами нет сословий; они всегда отдалены, но никто не стремится воевать с ними – на их стороне драконы и сильные духи разрушения. И никто, кроме них, не хочет войны в Фадрагосе. О соггорах я часто слышала, но не стремилась узнать лучше. Запоминала о них только то, что рассказывали Ив и Елрех. А сейчас еще и балкоры нарисовались…

– Тебе нравится озеро?

Я вздрогнула от тихого вопроса.

– Оно такое мелкое, – с улыбкой произнесла я.

– Так только кажется. У Прозрачного озера есть свои духи, они очищают его, прибивают ил ко дну. Оно очень глубокое.

Волтуар протянул мне руку, а затем повел к выходу. До обеда мы гуляли по дворцу, неторопливо общаясь о Фадрагосе, о расах. Обед нам подали в уютную беседку, расположенную на утесе. Волтуар вел себя учтиво, ласково – подкупающе. Я все чаще забывала о том, с кем нахожусь рядом и как необходимо себя вести. Однако мне все прощалось. После обеда Волтуар привел меня в стойла, чтобы познакомить с Арвинтом, огромным черным волком, на которого я засматривалась при первой встрече с шан’ниэрдами. Наверное, что‑то изменилось, потому что теперь огромный зверь не ассоциировался с домом. Я не уверена, что полюбила Тоджа или прониклась к нему нежными чувствами, но, глядя на Арвинта, испытывала тоску, вспоминая вредного радужного ящера. О его хозяине я старалась не думать…

О войне стало известно гораздо больше. После того, как фангры стали выступать против воли правителей, на стороне которых уже выступали и шан’ниэрды, затеявшие весь конфликт, соггоры приказали выжечь крупные города двух отдаленных регионов. Драконы пролили кровь драконов, шан’ниэрды убивали тех, кто сумел выбраться из пепелища и давал отпор. Города были уничтожены.

Миролюбивые рассаты не смогли простить такого насилия, поэтому окончательно приняли сторону фангр, гелдовов и новоиспеченной расы – людей.

Группа эльфов, в дальнейшем назвавшаяся гильдией Очищения, отследила бежавших балкоров и добралась за ними до самых Обителей. Скрываясь среди толпы, они узнали в беловолосых шан’ниэрдах, тогда еще выступающих публично, подмену. Убив лжеверховного ядовитой стрелой, они раскрыли обман. Труп балкора принял изначальный облик. Это послужило началу внутреннего конфликта среди шан’ниэрдов. Они перестали доверять друг другу.

Вскоре раскрылся и тайный союз между соггорами и балкорами. Соггоры не могли стоять в стороне, когда клятва обязывала оберегать балкоров. Шан’ниэрды быстро сообразили, что произошло, поэтому пообещали отомстить за смерть братьев. Соггоры и балкоры стали их единственными врагами.

Эльфы не разбирались в причинах. Они поняли только, что шан’ниэрды и соггоры были близки с их врагами. Объединившись с ними, те, кто называл себя правителями, боролись против других рас. Эльфам этого было достаточно, чтобы увидеть в фанграх, людях и рассатах союзников. Но когда они вернулись с вестями домой, не все эльфы поддержали их решение воевать с другими разумными существами, ради уничтожения балкоров. Тогда те из них, кто покинул родной дом, прозвали себя эльфиорами.

На тот момент, когда эльфиоры добрались обратно к союзникам, в войне образовались три ярко выраженные стороны: фангры, гелдовы, люди и присоединившиеся эльфиоры – Справедливость; две линии шан'ниэрдов – Возмездие; соггоры и балкоры назвали себя Драконами, но за глазами их звали Ящерами.

Возможно, война закончилась бы быстрее, но васоверги и виксарты не могли пройти мимо. Ярость бурлила в крови так же, как и сейчас. Их не интересовали причины конфликта, вся их суть жаждала смерти в кровавых битвах. Агрессивная раса не стала примыкать под чье‑то крыло, не прогнулась ни перед кем – они мародерствовали. Часто именно их внезапные, необоснованные нападения рушили стратегии трех сторон. И чтобы побороть неостановимую силу, расам необходимо было объединиться, о чем никто и помыслить не мог. Четвертая сторона вдохновилась идеями других сторон и назвала себя гордо – Яростью.

Лишь к вечеру ближе мы вернулись во дворец и снова ненадолго расстались. Я опять ждала Волтуара в своей комнате, и мне опять хватило времени, чтобы переодеться и даже немного заскучать. Ужин принесли незадолго до того, как пришел Волтуар. Теплая атмосфера и беседа на отстраненные темы располагали к хорошему настроению. Вот только после того, как со стола все убрали, я невольно напряглась.

Когда Волтуар подал мне руку, я с любопытством гадала, куда мы направимся и что еще интересного услышу.

Когда он оставил меня стоять посреди комнаты, а сам направился к этажерке с флаконами зелий, во мне все замерло.

Волтуар взял с полки зелье желания, и внутри меня все оборвалось. Рухнуло вниз.

Стало прохладнее.

– Оно из рубиновой сладости. Тебе знакома эта ягода? – протянул флакон Волтуар, остановившись напротив меня.

– Да, пробовала как‑то…

Я сглотнула тугой ком, попыталась улыбнуться, но улыбка не продержалась долго. Я скривилась. Волтуар тоже утратил нежность. Прохладный флакон скользил в пальцах. Хотелось разжать их.

– Асфирель, я стараюсь идти тебе навстречу, – заговорил Волтуар, превратившись в того шан’ниэрда, который позволил мне стать его любовницей, – ухаживаю за тобой, но где‑то ошибаюсь. Что я делаю не так?

Он склонил голову, вглядываясь в мои глаза, и я смутилась, растерялась. Отвела взгляд в сторону, откупоривая флакон. Сердце сжималось, постепенно заполнялось злостью.