– У нас тоже случались мятежи, – зазвучал любимый голос, сдавливая колючими кольцами сердце и горло, – когда люди… попроще гнали от власти аристократов. Ну, небесных. Но мировые войны…

– Замолчи, – перебил Вольный. – Твой мир – не показатель.

Почему ее имя? Почему они написали именно ее имя? Этот вопрос разъедал нутро и отравлял разум.

Эмоции губительны усладой своей…

Не думай об этом. Остальные не придали этому значения, и ты не придавай. Нельзя. Нельзя. Она Вестница.

И Ил была тоже… Аня сказала, что Ил снюхалась с Повелителями. Как знать, может, убила Аклена. А сама разбилась ли? Возможно, доживала в счастье, получив темную награду от уродов, с каждым приходом разрушающих Фадрагос.

Аня тоже падкая на богатства… Была. Изменилась ли? Уверен, человека меняет только смерть.

Нет, я не прав. Лишь обманываю себя.

Я вздохнул тяжело, понимая, что злость подтолкнула придумать эту глупость. Но подозрения касательно Ани не беспочвенны.

Я остановился резко, сжал кулаки, с трудом усмиряя злость. Недоверие и подозрения грызли разум, приносили боль. Предположения саднили в груди, кололи сердце. Почему только ее имя? Я столкнул ее в реку, я пришел с севера. Я. Я тоже знал секрет.

Мудрецы не были идиотами. Они могли предположить, что о Единстве прознали северяне, выходит, написав ее имя, они таким образом не надеялись сохранить все в тайне. Послание несло другой смысл, о котором Аня должна знать. Что ее связывает с ними, кроме Единства?

Я открыл глаза, осмотрелся: роща скоро закончится, и мы выйдем к дороге. Солнце почти у зенита. Безветренно.

– Кейел, все в порядке? – Аня коснулась локтя. По телу промчалась дрожь, пробрала до костей, свела легкой судорогой ноги и будто вывернула внутренности наизнанку.

Выбить бы из девочки всю правду. А если ошибаюсь?

Ее нельзя пугать, на нее нельзя кричать. Она не понимает, обижается. Она другая.

Я усмехнулся. У меня новые заповеди? С каких пор?

Закрыл глаза и отпустил себя. Иначе никакого терпения не хватит.

Сумка съехала с плеча, упала на землю. Аня убрала руку, отступила. Слышалось перешептывание Ив и Елрех. Я резко развернулся к Ане, смял ее в объятиях и, глядя в испуганные глаза, повел. Она вынужденно отступала, споткнулась, едва не повалилась на спину. Я удержал, позволяя лечь на траву и листву мягче.

– Кейел, – растерянно обратилась она, пробуя отползти.

Не позволю.

Я сел ей на ноги, быстро перехватил руки и завел над головой.

– Вольный…

– Оставьте нас, – приказал я.

– Отпусти ее! – потребовала фангра.

– Оставьте нас!

– Идите, – негромко попросила Аня.

Я всмотрелся в ее глаза – в них не было страха. Только решимость и гнев. Я снова обидел ее. Надо было просто спросить. Нет, как обычно будет юлить, врать. Что же ты скрываешь, девочка моя? Что ты делаешь со мной?

Ромиар чуть помедлил, а затем подошел ближе и бросил мне едва слышно:

– Я присмотрю, чтобы вам никто не помешал.

Аня дернулась, повернув к нему голову. Духи Фадрагоса! Дай ей сейчас волю, и она бы убила его без промедления.

– Урод хвостатый, – процедила девчонка.

– Аня, – позвал я, отвлекая на себя. Не хочу тратить время на их ссоры.

Она на меня не посмотрела, провожала презрительным взглядом Вольного, пока он не скрылся за цветущими зарослями шиповника. В это время я любовался ею. Седые волосы разметались на зелено‑желтых листьях дуба, между тонкими серебристыми бровями пролегли глубокие морщины, а темные глаза горели золотым огнем. Лицо было чумазым от дорожной пыли, но алые пятна румянца просматривались на щеках хорошо. Курносый нос обгорел, губы были сухими, нижняя к тому же треснула по центру до крови. Я опустил взгляд на заострившийся подбородок, на шею, где быстро и заметно билась жилка, на ключицы, проступающие под тонкой кожей. Начал медленно пьянеть. Рубашка открыла взору совсем немного, но мне оказалось достаточно. Я с каждой секундой возбуждался, чувствуя Аню под собой, вспоминая ее ласки, любуясь ею. Ею. Мне нужна именно она.

Сколько времени прошло с последнего раза?

И голод этот неутолим…

Ты не для этого все затеял.

– Аня, – тихо обратился я, но захват рук не ослабил, – посмотри на меня.

– И что дальше, Вольный? – спросила она, окатив и меня презрением.

Лучше бы не смотрела… Сам виноват, сам попросил.

Аня, дернув руками и немного поерзав, продолжила:

– Будешь пытать? А сердце мне потом проткнешь, или подождешь, когда я тебе сокровищницу отыщу?

– Аня…

– Не знаю я! – со злостью выкрикнула. – Я не знаю, почему они написали мое имя. Ты ведь поэтому меня сейчас запугиваешь? Хочешь выяснить! Думаешь, что я знаю!

– Что было в послании?

– Чего? В каком? – насторожилась.

Я следил за ее лицом, видел, как заблестела кожа на висках – проступили капельки пота. Но дыхание оставалось ровным, а взгляд был упрямым. Врет, или нет?

– Волтуар должен был передать тебе послание от мудрецов.

Она покачала головой, нахмурившись и поджимая губы.

– Он мне ничего не отдавал. Мы с ним остались наедине, и он сразу стал звать обратно во дворец. Рассказал, что ты к нему приходил, о чем ты, кстати, умолчал. И в отличие от тебя, он был ласковым и… Наверное, мне надо было согласиться! Злишься, что… как сказал этот козел? Ублажала? Это называется любовью заниматься! И..

Волна дрожи прокатилась по телу, смешиваясь с яростью. Нет, с ревностью. Аня выговаривала что‑то еще, но я не слышал. Звон в ушах мешал и помогал, избавляя от ненужного ужаса. Я, как наяву, увидел ее в объятиях правителя, вспомнил их любезности на завтраках во дворце. Она научила его целоваться так же, как и меня? И они… Я не хочу знать. Не хочу слышать, что она была с другими. Пусть заткнется.

Я отпустил тонкие руки, уперся в землю и сразу же склонился к Ане. Под шум в голове поцеловал настойчиво, требуя ответа. От ее осторожного прикосновения к шее, кровь ударила в голову, закружила мир перед глазами. Я чуть отстранился, глотнул воздуха.

– Меч помешает, – полушепотом заметила моя девочка. Ее глаза стали почти черными, будто от дурмана.

Я усмехнулся и сказал:

– Одежда тоже.

Позволил ей сесть, но целовал каждый раз, когда удавалось. Она возилась с ремешками и застежками на моей груди и тоже дрожала от нетерпения. После ее кожи во рту оставался солоноватый привкус, но, кажется, я научился наслаждаться даже им. В скверну хвою. В скверну все, что не имеет прямого отношения к Ане.

Она помогла стащить ножны, а затем снова поцеловала, обхватывая мой затылок. Ее шумное дыхание перемежалось с моим, заставляло сердце биться сильнее, громче. Чаще. Я снова повалил ее на землю, потянулся к застежкам ее рубашки. Пальцы путались на простом клочке ткани, цеплялись за пустоту и не удерживали крючки с первого раза. Наши губы на краткий миг отдалились.

– Возможно, Единство, – успела выдохнуть Аня.

Единство? Надо переспросить. Потом…

Я не находил силы разорвать глубокий поцелуй. Только когда справился с застежками, позволил передышку.

– О чем ты?

Скользя пальчиками по моим предплечьям, она выгнулась, проговорила сбивчиво:

– Мудрецы боялись, что я выдам эту их тайну. Война предков может повториться. Да, я знаю, что ты думаешь, – опередила вопрос, расстегивая мой ремень, – что этот секрет известен и вам. Но вы не ходячее доказательство, Кейел. Только я могу показать фадрагосцам, что много веков назад отстаивали соггоры, и чего их лишили.

Мудрецы обратились к Ане с предсмертным желанием утаить доказательство существования Единства? Почему я сразу об этом не подумал? Сразу увидел в ней зло. Но в Ане только одно зло – моя зависимость.

Безвольный.

* * *

Аня.

Вот уже который день приходилось улыбаться и шутить, когда хотелось кричать и испепелять. И в этот раз удалось обмануть Кейела, увести от подозрений, вызвав в нем ревность и соблазнив. Сколько еще будет таких инцидентов между нами? И чего он хотел добиться изначально? Видимо, в гневе забыл, что теперь никто не справиться со мной, просто отобрав оружие и удерживая руки. Черт возьми, я могла поджарить его, если бы дала волю чувствам! О чем только думал этот идиот?! И Роми такой же! Оба кретины фанатичные!