Облокотившись на парапет рядом с соггором, я вдруг поняла, почему именно они стоят тут, такие безмятежные, ласковые. Темноволосые шан’ниэрды возвели статуи своей расы у входа, обозначая свою территорию и главенство на ней. Однако соггоров, скромно задвинутых вглубь города, они вознесли чуть ли не до богов. Именно их холодный, но нежный свет озарял источник жизни на земле шан’ниэрдов. Их изобразили заботливыми отцами. Знают ли нынешние правители теплых регионов, как их предки чтили соггоров, с какой любовью относились к ним?

Наблюдая за верхним ковшом, который стал медленно крениться, я крепко зажала уши. Глянула на Кейела – он тоже закрыл уши и, навалившись животом на парапет, чуть перевесился. Его глаза сияли любопытством и восторгом. Затаив дыхание, Вольный ждал, когда несколько колес почти синхронно рухнут и опрокинут десятки литров воды на широкий карниз, выступающий далеко внизу над пропастью.

Должно быть, этих колес тут спрятано гораздо больше. И скорее всего, раньше фадрагосцы использовали магию, чтобы заглушать звук, преумноженный и искаженный бесчисленным количеством подземных углублений и коридоров. Теперь же его воспринимали за того самого монстра, отражающего скверну…

Поплутав по безлюдному городу еще немного, мы отыскали место, где можно было с трудом дотянуться до воды и наполнить бурдюки, что и сделали. Затем вернулись к ребятам и отправились за новой порцией. Феррари все это время следовала за нами, но при возможности не упускала случая сунуть нос в очередной дом.

* * *

Кейел.

На месте Энраилл я поступил бы так же: создал легенду о проклятии, выдумал монстра и поддержал идею о его рокоте.

Этот город нужно прятать и от разбойников, и от правителей…

Два дня назад мы оставили его, но мысли все еще возвращались к нему. Сколько статуй соггоров было напитано силой Олруона? Всего на двух площадях мы видели десятки, и они буквально сияли. Если сейчас камни, напитанные таким количеством силы духов‑защитников, попадут в руки правителей, они уничтожат драконов. Им хватит для этого и тех статуй, что находились на первой площади.

И любовь шан’ниэрдов к величию впечатляет. Создать такую красоту в безжизненных скалах…

Локтя коснулись – мысли рассеялись. Я повернул голову к Ане. Девочка хмурилась, глядя в сторону и немного наверх. Что там? Каменная осыпь вела к уступу, поросшему кустарниками и туями. Еще вчера на закате медленно менялось окружение: отступала засуха, шум за поворотом ущелья затихал, и теперь мы поднимались по крутым склонам, покрытым камнями и островками зелени, слушая только периодический грохот – шипение едва ли доносилось сюда.

Я присмотрелся внимательнее к тому, что насторожило Аню, и заметил блеск.

И Солнце шаг не сделало, как мы тварь убили. Часто попадаются. Везет, что мелкие, пусть и изворотливые.

Я окинул другие склоны взглядом, считая те необычайно высокие раутхуты, которые были на открытом пространстве. Сбился со счету… Вдали, на неровном горизонте, и вовсе друг на друга накладываются. Не удивительно, что мы наткнулись на очередное чудовище так быстро.

Ромиар отстал с Елрех и Ивеллин, поэтому засунув пальцы в рот, я громко свистнул. Дождался, когда Вольный поднимет голову и махнул на уступ. Он без промедления сбросил с плеча сумку и полез вверх.

Провожая его взглядом, я потянулся к мечу, но передумал. Сначала надо забраться. Вздохнув тяжело, сделал первый шаг по неустойчивой поверхности. Почувствовав спиной гневный взгляд, остановился. Усмехнулся.

Лучше ее задобрить, иначе опять обидится…

Вернулся к хмурой девочке и, поцеловав ее в щеку, проговорил на ухо:

– Я здоров.

Поежившись, она отступила. Насупилась.

Упрямая. Как же с ней бывает трудно. И как же меня влечет к ней. К ее ласке. Даже умирая в этот раз, я ни о чем не мог думать – только сожалел, что Аня все видела. Однако она же и сделала все возможное, чтобы сегодня я снова без боли и усталости поднял меч. Ее сила растворилась во мне без следа, но после нее будто я сам стал сильнее.

Я тоже отступил от Ани, с наслаждением разглядывая черты ее лица: плавный изгиб бровей, чуть курносый нос, темные глаза, аккуратные губы и подбородок. Седые волосы никого не красят, но я научился любоваться даже ими.

Когда очередная тварь умрет, Аня, как бы ни обижалась, наградит меня поцелуем. Разве моему сердцу нужно что‑то еще? При виде этой девушки, оно каждый раз источает ни с чем несравнимое тепло.

Она, наконец‑то, улыбнулась и склонила голову к плечу. Глядя на меня, опустила сумку и потянулась к кинжалу. Одними губами, либо полушепотом попросила: «Будь осторожен». Наблюдая за движениями ее губ, я почти не дышал, а мои губы пересохли. Я облизал их, сглотнул. Душевно ликуя, улыбнулся ей в ответ и поспешил к раутхутам.

Потом вернусь и обниму. Крепко обниму. Так, чтобы ощутить ее всем телом, чтобы перенять себе хотя бы чуть‑чуть ее тепла.

Ромиар, удерживая дротик, ловко поднимался к зарослям с другой стороны. Я позавидовал ему. Камни шатались под ногами, песок скатывался, и мне приходилось тянуться свободной рукой к земле, выглядывать крепкие, но скудные на листву ветки. Я передвигался медленней. Помня об Ане, следующей за нами, внимательно присматривался к кустам. Я потерял право надеется лишь на духов. Потерял право рисковать собой.

Я подтянулся и забрался на уступ. Прыткий шан’ниэрд уже был тут и разглядывал небольшой холм, где раутхутов скопилось больше.

Сердце замерло. Я сглотнул и вытащил меч.

Добрались.

В саму пещеру не заходили – Ромиар обратился к духам и исследовал ее воздухом.

– Там никого, – сказал он, устало усаживаясь на землю. Взъерошил волосы и, запрокинув голову, закрыл глаза, договаривая: – Но проход узкий. Один пролезет, а двое точно застрянут. Кристаллы растут плотно, и только в центре…

Грохот заглушил слова.

В пещеру рвалась эльфийка. И даже Аня…

– Я не застряну и не порежусь, – приподняла она плечи, уговаривая меня, – а ты просто подожди…

– Аня, я пойду, – твердо повторил я, стараясь удерживать себя в руках.

Она просто волнуется, что я пострадаю. Главное, не повышать на нее голоса. Она этого не понимает, и ее это сильно обижает.

Я взял ее за плечи и притянул к себе, обнял так, как хотел. Крепко, тесно. Прижался щекой к ее виску, к грязным волосам. Вдохнул глубоко. От терпкой хвои не осталось и воспоминания – сладковатый пот и спертость. И все равно не противно.

Она не вырывалась из объятий, прижималась ко мне в ответ так, словно в самом деле любит. Наверное, я никогда не узнаю этого наверняка. И если узнаю… Закрыл глаза. В моей реальности она любит меня, и я ей дорог. Пусть так и будет.

– Если что, сразу зови на помощь, – требовательно проговорила она, уткнувшись носом в мою шею и сжимая в кулаках тонкую рубашку. Я улыбнулся – если порвет, тогда мне точно нечего будет надеть. Она продолжила требовать: – Не геройствуй. Я призову силу. Пообещай, что позовешь.

Я выдохнул:

– Обещаю.

Проход в самом деле был тесным, и острые грани кристаллов опасно давили со всех сторон. Несколько метров я продвигался по пещере, залитой дневным светом, боком. Отражение путало и мешало ориентироваться, но совсем скоро я выбрался на свободный от раутхутов участок. По краям были небрежно разбросаны каменные амулеты, которые и уберегли его.

Я опустился на колени, вытащил кинжал и стал рыть.

Пот струился по лицу; рубашка липла к спине. Стало душно. Ладони привычно горели от оружия, жар наполнил тело. Я продолжал копать, раскидывая землю по сторонам.

Рукоять кинжала ударила по рукам, раздался скрежет.

Сердце замерло. Пропустило удар – и заколотилось с силой.

Я осторожно освободил от земли ржавый сундучок. Извлек его. Нетерпеливо сбил замок – и он едва ли не рассыпался. Я аккуратно приподнял крышку и облегченно выдохнул – амулеты не подвели, сберегли нутро.