Лунный свет не согревал, окутывал холодом. Ночное уханье птиц смешалось с далеким стрекотом цикад, а запах фиалок дразнил, подталкивал к Вольному, напоминая, что он не пахнет цветами. В запахе его кожи можно спрятаться и забыться.
– Аня, что происходит с нами?
Тихий вопрос оглушил. Я мысленно повторила его, но ответа не нашла. Снова злость, потому что чертов ответ не находился… Я не могла придумать объяснений, чтобы вместиться в несколько слов. А если больше, тогда не правда?
За все время, что я была с Женькой, мне не приходилось ощущать всего того, что почувствовала с Кейелом. Боль иногда смешивается с радостью. Счастье мимолетно вспыхивает после сильнейшей горечи. Я не знала об этом. Не знала и того, что когда‑нибудь буду с трудом удерживать себя, чтобы просто не прикоснуться к руке мужчины. Только легкое прикосновение. Всего лишь раз. Но такой желанный раз, что мышцы сводит в теле, немеют. С ума схожу рядом с ним. Разве так бывает?
– А что происходит? – мягко спросила, украдкой подглядывая за Кейелом, запрещая себе двигаться.
До чего ж красивый профиль. Не та идеальная красота правителей, а другая. От нее дух захватывает с первых секунд, потому что… призрачная. Нет безупречного совершенства в его чертах лица, но мимика и жесты… Как платье, которое мерцает лишь в движении. Приковывает взгляд, захватает внимание – и вот через мгновение ты даже не понимаешь, чего ждешь и почему. Но затаив дыхание ждешь, чтобы не пропустить нового мерцания. Эфемерного, неуловимого, притягательного…
Он усмехнулся, покачал головой. Опять жесткие губы кривит в отвращении, но в глазах замерла горечь.
– Ты сегодня… – скривился выразительнее, потянувшись к моему стакану, и недовольно добавил: – красивая.
Комплимент? Звучит так, словно обвинение. Несколькими глотками опустошил стакан, а затем бросил его вниз. Я дернулась вперед, но насупилась, услышав звон разбившегося стекла, и с укором спросила:
– Зачем?
– Чтобы не посмели воодушевиться вашим с Волтуаром примером, – тихо рассмеялся он, наклоняясь и опуская голову на руки. – Только испортят вечер, – пошатнулся, снова выпрямляясь. – Надеюсь, не станут извращаться и ерзать на осколках.
А еще он умеет одной фразой разрушить абсолютно все.
– В своем мире с прошлым женихом… – задумался, закусив губу, и со злой насмешкой посмотрел на меня.
– Кейел, – обратилась, сжимая кулаки. Не хотелось ругаться, не хотелось уходить от него. Осколки… Как же больно иногда он попадает в цель! – Прости меня. Давай я…
– Жен… Жень‑ка, – выговорил непривычное этому миру имя, и я невольно замолкла. – Кажется так его зовут. Того, кого ты так сильно любила. Он тоже имел тебя под окнами своего дворца? Это у вас традиция такая? Ты за это парней…
Наверное, он хотел спросить еще что‑то, но я не стала слушать, срываясь с места. Оскорбления сильно задевали, особенно напоминая о Земле. Особенно звучавшие его голосом, когда так хотелось услышать от него другие слова.
Он не позволил мне уйти.
Крутануло так, что тихий крик, превратился в всхлип. Стена за спиной лишь на долю секунды ударила холодом, а затем я утонула в вихре водоворота. Меня трясло? Нас трясло? Мы целовались, до боли в костях прижимаясь друг к другу. Я ощущала вкус крови с разбитой губы, цеплялась в его волосы пальцами. И разрывалась внутри. Понимала, что надо оттолкнуть и даже отталкивала, чтобы через мгновение снова притянуть к себе. Не знала, что чувствовал он, но его руки, дыхание, губы – дрожали.
Но недолго продлилась головокружительная страсть. Сначала мне показалось, что рука теплеет, но внутренний огонь сметал все ощущения. И без зелий я словно спятившая тянулась к Кейелу, к его теплу. Но потом руку жгуче опалило болью. Я дернулась, чуть вырвавшись из крепких, неспокойных объятий. Кейел снова потянулся ко мне.
– Нет! – рявкнула я, накрывая метку ладонью. До чего ж больно! И хотелось бы объясниться, но боль нарастала. – Волтуар зовет.
Кейел оттолкнул меня. И глядя с ненавистью, указал на дверной проем.
– Ну и вали к нему! Давай, беги от меня к своему правителю!
Метка вновь ошпарила, и я, стиснув зубы, выскочила в коридор. Что могло случиться? Вытерла ладонью губы, стараясь идти ровно. Оглянулась, убедившись, что Кейел следует за мной. Он остановился у лестницы, облокотившись на перила, а я уже отвлеклась, заметив бледную как смерть Дариэль.
– Почтенная! – бросилась она ко мне по лестнице вверх. – Вы ведь не пили?! Ни глотка?! Ведь не успели же?!
– Нет, – растерянно покачала головой.
Дариэль вцепилась в мои руки и стала целовать пальцы.
– Какое счастье! – расплакалась, продолжая касаться губами моих рук, а я стояла примороженная к месту и ничего не понимала: – Какая радость, что Сальир вознаградил вас сегодня интуицией! Почтенная, вы ведь…
Я обернулась, ощутив, что кто‑то рядом. Кейел стоял чуть выше и хмурился, внимательно наблюдая за нами и слушая.
– Вы бы сгорели! – продолжала истерику Дариэль. – Пройдоха аспид! Вас хотели отправить пламенем аспида! Какое счастье, что Сальир…
– Метка болит, – сжала я руки Дариэль, не сумев разделить ее испуг за себя же. Только разгорающийся гнев в груди.
– Да, да, – закивала она. – Небесный просил отыскать вас и привести к нему. Там все собрались, все ждут вас. Там испугались…
Она направилась к выходу из зала, ведущему в коридор.
– Почему мне не сказала? – спросил Кейел, не отставая. Его голос был холодным, жестоким.
– А почему я должна говорить тебе? Разве это твой дворец? Да и если бы он у тебя был… Ты под окнами битое стекло раскидываешь.
Кейел рассмеялся. И я тоже усмехнулась. Кажется, сильно нервничая, мы оба стремимся к разрушению. Хоть в чем‑то понимаем друг друга.
Дариэль привела нас в просторную комнату, обставленную темной мебелью. Мраморный пол отражал свет юрких духов, с террасы веял прохладный ветерок, тревожил листья папоротников, вынуждал трепетать лепестки цветов. Шкафы, заставленные статуэтками и посудой, высились до потолка. На небольшом диванчике, уместившемся в углу, сидела мрачная Сиелра и мяла в кулаке подол золотистого платья. Рядом расположился ее муж; одетый во все темное, он только добавлял бледности Сиелре. Шан’ниэрд обнимал супругу за плечи и что‑то нашептывал, видимо, стараясь успокоить. На другом диване расселось несколько представителей высших гильдий, а у входа стояли хмурые Когурун и Акеон. Волтуар, явно до моего прихода меряющий шагами комнату, бросился ко мне сразу же, как я вошла.
– Асфирель, ты в порядке? – спросил он.
Обеспокоенным взглядом осмотрел с ног до головы, оглаживая мои руки, снимая жгучую боль с метки, а затем прижал к себе.
– Нужно было сразу идти ко мне, – прошептал на ухо.
Поцеловал в макушку головы, в щеки, а после просто обнял, уткнувшись носом в мои волосы, и замолчал. Я чувствовала, как дрожат его руки. Неужели перепугался сильнее меня?
Мы так и стояли в тишине, будто чего‑то ожидали. Я краем глаза заметила, как Кейел прошел к стене и подпер ее собой, скрестив руки на груди. Он не спешил расспрашивать. Может, и мне пока не стоит.
Время тянулось, мой гнев немного усмирился. Волтуар встал рядом, открывая мне обзор на всех присутствующих, но из объятий так и не выпустил.
Меня пытались отравить. Стоит ли сразу думать на Сиелру только потому, что мы конфликтовали, и она уже находится в этой комнате? Быть может, ее сюда за компанию привел муж, как успешный сотрудник гильдии Справедливости. Имеет право? Вполне возможно. Сиелра ведь уже не любовница правителя и, наверное, в таких беседах принимать участие может. Или нет? Спрашивать при ней неудобно, или даже… опасно. Допустим, не она. Сколько еще недовольных выбором Волтуара могло найтись?
Ну вот, например, широкоплечий Акеон, сверлящий меня презрительным взглядом. Он любит приказывать, повышать голос. Этот правитель вспыльчивый, строгий, деспотичный, хоть всячески и пытается это скрыть. Для всех присутствующих тут я всего лишь грязная человечка, до которой случайно снизошел небесный и остался без права выбора. Теперь некоторым просто приходится мириться с моим обществом. Кому‑то потерпеть немного – и уехать, распрощавшись со мной, а кому‑то принять навсегда. Последние уйти от меня никуда не могут, и оскорбить не вправе – Волтуара обидят. А вот избавиться от наглой особи, которая во дворце собралась прописаться, – вариант неплохой. Так может, Акеон?
