— Идите за мной, Рэндалл, — произнёс он глухо.

И Рэндалл, оставив сэра Ральфа де Монфора, последовал за камердинером в глубь дворца по незнакомым коридорам.

Отдаляясь от зала, где произошёл поэтический турнир, поэт замечал, что вокруг всё реже встречаются вельможи и придворные. В пустых коридорах Вестминстера шаги отдавались особенно гулко. На стенах горели факелы, за длинными окнами давно уже спустилась ночь.

Остановившись у нужных дверей, камердинер приоткрыл их и, знаком пригласив Рэндалла следовать за ним, переступил порог опочивальни короля.

Слуги как раз раздевали Ричарда. На шёлковой подушке уже лежали его венец и жезл. Кто-то из слуг держал на согнутой руке плащ, другие расстёгивали пуговицы.

В опочивальне находился и сэр Филипп: стоя у окна, он что-то объяснял королю вполголоса. Рэндалл не знал, о чём они беседовали, но догадывался, что обсуждают его персону.

— Милорд, — вежливо доложил королю камердинер, — поэт Рэндалл Блистательный к вашим услугам!

Отстранив слугу, Ричард с улыбкой повернулся к Рэндаллу.

Сэр Филипп метнул на Рэндалла гневный взгляд. Он не мог смириться с тем, что бродяга-поэт получил доступ в опочивальню его господина.

Стоя перед государем Англии, наделённым безраздельной властью и в полной мере познавшим преклонение и раболепство подданных, Рэндалл вдруг вспомнил, что Ричард приходится ему племянником и что в жилах их обоих течёт кровь Плантагенетов. Он подумал, что, видимо, сама судьба устроила всё так, чтобы они смогли наконец встретиться. Сейчас Рэндалл внимательно разглядывал Ричарда, его полуопущенные ресницы, полукруглые брови, выпуклый лоб, возле которого вились локоны медных волос, и большие, чуть приподнятые к вискам серые глаза. Здесь, в опочивальне, Ричард держал себя без присущей ему надменности, но достаточно сдержанно.

«Королю всего пятнадцать, а он уже отменно владеет собой», — подумал Рэндалл. Ему рассказывали об этой черте короля. Говорили, что таким его воспитали Саймон Беркли и принцесса Джоанна. Их не осуждали за подобное. Для юноши, пришедшего к власти в столь раннем возрасте, гораздо безопаснее прослыть лицемером, чем позволить врагам и корыстолюбцам воспользоваться отроческой искренностью.

— Вы удостоили меня чести переступить порог вашей опочивальни, милорд, — с поклоном произнёс Рэндалл, — и я весьма вам за то признателен.

— Оставьте нас, граф, — приказал король Филиппу. — Я желаю побеседовать с поэтом наедине.

— Вы забыли, что, согласно этикету, король ни с кем не должен беседовать наедине? — попробовал было возразить Филипп.

— С вами же, милорд, я не единожды нарушал этикет?! — парировал юный король. — К тому же здесь остаются слуги. Вам же ещё раз я настоятельно предлагаю удалиться.

Поколебавшись несколько секунд, граф стремительно вышел из комнаты.

Когда за ним закрылась дверь, Ричард повёл себя более непринуждённо.

— Рэндалл, — проговорил он, — я не ожидал, что вы обладаете столь редкостной смекалкой и воистину блестящим поэтическим талантом. Мои придворные, я уверен, будут слушать вас с радостью. Решив посмеяться над вами, сэр Филипп, однако, оказал вам отличную услугу.

— Так вам известно, что он хотел выставить меня перед публикой на посмешище? — спросил удивлённый Рэндалл.

— Конечно! Я наблюдал за ним на протяжении всего поэтического состязания. Он пребывал в очевидном бешенстве. Ещё более раздосадовало его то, что леди Памела, его будущая жена, была явно восхищена вами.

Жаром охватило лицо Рэндалла, он смутился. «Я люблю леди Памелу, — пронеслось в мозгу. — Да, я люблю её! Не так, как других женщин. Чувства к ней поглотили меня всецело! Наверное, именно о такой любви и говорил мне когда-то сэр Ральф».

— Не хотите же вы сказать, что причина его неудовольствия моей победой — леди Памела Гисборн? — осведомился он.

— Граф не утверждал, что его вывело из себя внимание, оказанное вам его возлюбленной. Подобное сэр Филипп Монтгомери считает недостойным аристократа, — сказал Ричард. — Ноя же не глупец! Я заметил, что это тоже привело его в ярость, равно как и ваше торжество над бедолагой Платом. Узнав, что я решил сделать вас одним из своих придворных поэтов, он даже явился ко мне с требованием, чтобы я вас не приближал, ха-ха! Но вы мне нравитесь, Рэндалл, — я отказал графу.

Рэндалла это не очень успокоило. Он прекрасно сознавал, что истинное положение Филиппа Монтгомери при дворе превращает того в могущественного и опасного соперника. «Кто я такой, в конце концов? Всего лишь поэт, пусть даже и незаконный отпрыск короля Эдуарда, — размышлял он. — А Филипп — один из самых знатных рыцарей, у которого даже герцоги не гнушаются ходить в оруженосцах... Но я ведь тоже воин! Я сын воина! И я не отступлю».

— Итак, Рэндалл, — проговорил Ричард, — ты согласен стать моим придворным поэтом?

— Я был бы глупцом, если бы отказал вам, — ответил Рэндалл. — Но дело в том, что я служу у сэра Ральфа де Монфора жонглёром.

— Если вы понадобитесь Ральфу, я позволю вам его сопровождать. А в остальное время мой двор готов принимать вас с огромной радостью, — сказал король. — Полагаю, сэр Ральф будет рад за вас.

— Вы очень любезны, ваше величество, — произнёс Рэндалл. — А как вы поступите с Платом? Неужели из-за меня он попадет в опалу?

— О, нет! Пусть судьба Плата вас не волнует! Мои вельможи любят его уже много лет, он покоряет двор своими стихами и останется здесь, сколько ему самому захочется. Кстати, есть ли у вас поэмы, достойные к прочтению в залах моих дворцов?

— Я завершаю труд над поэмой, которая, уверен, многих заставит как смеяться, так и тосковать, — сказал Рэндалл.

— Тогда приказываю завершить её не более чем за две недели и выступить с ней в Элтоне, куда на днях я отбываю. Вы должны успеть, потому что, как известно, sero venientibus ossa[6].

— Вы очень милостивы ко мне, ваше величество, — покорно отозвался Рэндалл. Его душа затрепетала от мысли, что он сможет вновь увидеть Памелу Гисборн. Если Филипп будет сопровождать короля в Элтон, его возлюбленная непременно приедет с ним.

Велев слугам приблизиться, Ричард позволил им продолжить прерванное занятие.

— Могу ли я удалиться? — осведомился Рэндалл.

— Конечно, — сказал Ричард. — Вероятно, вы так же, как и я, утомлены. И не забудьте, что я жду вас в Элтонском дворце через две недели.

Выйдя из опочивальни короля, Рэндалл чувствовал себя воодушевлённым и окрылённым. Теперь путь ко двору, где он должен был находиться по праву сына Эдуарда III, открывался перед ним. Никто ещё не подозревал, что под личиной поэта скрывается отпрыск короля, единокровный брат Джона Гонта и герцога Глостера. Рэндаллу было трудно даже представить, как отнеслись бы к нему эти знатные лорды, узнав правду о его происхождении. Без надобности он решил её не раскрывать.

Из полумрака вынырнул камердинер, держа в руке чадящий факел.

— Я провожу вас, — сказал он, — чтобы вы не заблудились в коридорах Вестминстера.

Ожидающий в заснеженном, озарённом факелами дворе сэр Ральф де Монфор, как и предполагалось, обрадовался за друга, которого Ричард Английский пригласил отныне блистать при дворе. А Рэндалл предупредил его, что не намерен отступать от своих обязанностей жонглёра до тех пор, как Ральф сам не освободит его от них. Он вновь пообещал отправиться с Ральфом во Францию, чтобы покорить прекрасную леди Джудит Суррей.

Иногда, оставляя дворец Солсбери, Рэндалл отправлялся к Вестминстеру, гуляя и думая о встрече с той, что внушила ему любовь. Он буквально сходил с ума.

От своего друга Ральфа поэт не скрывал своих чувств к Памеле. Рыцаря очень волновала эта неожиданная любовь Рэндалла.

— Сэр Филипп не только верный слуга королю, он ещё и жестокий феодал, — говорил сэр Ральф. — Поверь, Филипп без сожаления расправится с любым, кто попытается добиться любви леди Памелы. Я тоже влюблён в особу, принадлежащую другому, но лорд Суррей отнюдь не так могуществен, как твой кузен. Лорд Суррей — обыкновенный провинциал, получивший отряд в Кале. На твоём месте я бы не искал расположения Памелы.