— Как здесь будет звучать лютня! — воскликнул он и рассмеялся. — Мы выступим и развлечём этих трудяг!

К площади уже сбегался народ. Горожане из стоявших вблизи домов, открыв ставни на окнах, высовывались наружу. Идущие с утренней службы держатели лавок останавливались, чтобы взглянуть на представление.

Выступление началось с одной из давних песен папаши Терри, которую он сочинил ещё двадцать лет назад.

Звонкие аккорды лютни, чувственное пение Рэндалла, выразительный аккомпанемент дудки заставили весело галдевшую толпу затаить дыхание. Рыцарь берёт в руки цистру и поёт он вновь и вновь:

Голос Рэндалла заставлял внимать всех, кто сбежался поглазеть на представление. Даже монахи, обычно осуждающие менестрелей, замедляли шаг и вслушивались в завораживающие мелодии. Народ дружно аплодировал после окончания каждой песни и не скупился бросать монеты певцам. Во время последней композиции папаша Терри взял у Рэндалла лютню и исполнил фривольную песню о шустрой жене торговца, сулившей наградить своей любовью восьмерых за один день. Песня заставила смеяться многих зрителей, а некоторых весьма смутила, но не оставила равнодушными.

Когда папаша Терри пел её своим низким хрипловатым голосом, Рэндалл жонглировал десятью кинжалами, которые принёс с собой. Его ловкость и виртуозность вызвала всеобщий восторг.

По завершении выступления оба менестреля отвешивали поклоны, тщательно выученные ими, а затем стали собираться обратно в трактир горбуна, чтобы поесть перед путешествием. Народ медленно расходился с площади. Папаша Терри подбирал блестящие монеты.

— Этого достаточно для того, чтобы добраться до замка герцога? — спросил Рэндалл, пряча кинжалы в мешочек.

— Трудно сказать! Зависит от того, насколько алчные возницы нам попадутся.

Часом ранее в ворота Ноттингема вошёл молодой аристократ в парчовом котарди и длинном плаще, ведя под уздцы восхитительного серого скакуна. И по одежде, и по манерам стражникам сразу стало очевидно, что одинокий гость был благородного происхождения и довольно богат. Со скукой во взоре он брёл по площадям и улочкам города, имея вид путешественника. На его бедре висел убранный в ножны меч, к лошади был приторочен мешок. Длинные гибкие пальцы молодого человека украшали крупные кольца. Густые чёрные кудри спадали на лоб, а в светлых больших глазах искрилась дерзость.

Купив у торговца кулёк орехов, он ловко грыз их, сплёвывая скорлупу, и медленно шёл по переулкам, любуясь хрупкой красотой Ноттингема. Он бывал тут и прежде, но всякий раз восторгался этим городом, стоявшим в окружении густых труднопроходимых лесов Шервуда.

Молодой человек предполагал остановиться в трактире «Зелёная кружка», владелец коего, горбун, хорошо знал его. Вдыхая влажный воздух улиц, аристократ шагал вперёд, обращая внимание на очаровательных девушек, улыбаясь собственным мыслям. Услыхав музыку, льющуюся откуда-то издалека, он направился к её источнику. Узким переулком, по которому едва могла бы проехать телега виллана, он вышел на площадь, где толпился народ. Взяв покрепче лошадь под уздцы, аристократ протиснулся сквозь людские ряды и увидел худого, хрупкого, очень светлого блондина, исполняющего песню под аккомпанемент лютни, и второго менестреля, лет пятидесяти, который вторил ему на дудке. Когда молодой блондин закончил петь и отвесил полный изящества поклон, аристократ заулыбался, подумав, что манерами этот бродячий певец затмил бы многих придворных. Зазвучала следующая песня, потом другая. Затем петь принялся пожилой менестрель, а молодой, достав из мешка десять кинжалов, принялся ими жонглировать.

С трепетом аристократ следил за его ловкостью, и стоило зрителям разразиться звонкими аплодисментами, он с радостью присоединился к ним.

Поймав последний из своих кинжалов, блондин вновь отвесил несколько поклонов. Тот, что был старше, закончив петь, взялся подбирать монеты, которые швыряли зрители. Народ начал расходиться. Выступление закончилось.

Приблизившись к бродячим певцам, аристократ достал из кошелька, висевшего у него на бедре, горсть монет и протянул папаше Терри.

— Возьми деньги, вы оба их сегодня заработали, — сказал он.

Вскинув на него глаза, папаша Терри молвил:

— Благодарю, незнакомец. Ты великодушен к нам.

— Моё имя сэр Ральф де Монфор. Я только что прибыл в Ноттингем и случайно увидел ваше выступление.

— Рад, что вам понравилось, милорд, — ответил папаша Терри. — Всевышний не обделил моего сына голосом.

Взяв мешочек с кинжалами и повесив через плечо лютню, Рэндалл подошёл к Ральфу де Монфору.

— Я в восторге от тебя, — сказал дворянин, извлекая из тюка, притороченного к лошади, цистру. — Взгляни! Я тоже увлекаюсь музыкой и сочинением песен. Как тебя зовут?

— Рэндалл, — ответил менестрель.

— Вы заночуете в Ноттингеме? — осведомился сэр Ральф де Монфор.

— Нет, — вмешался папаша Терри. — Нас ждут в замке герцога Ланкастера, и мы после завтрака уходим из города.

— Я приглашаю вас на завтрак, — улыбнулся сэр Ральф.

«Почему этот дворянин так благоволит к нам?» — подумал с подозрением папаша Терри.

Не торопясь, они направились к «Зелёной кружке», а лошадь сэра Ральфа послушно брела за хозяином.

— Вы хотите выступить перед Джоном Гонтом? — спросил дворянин.

— Нас в знак примирения преподнёс герцогу Гонту его брат, лорд Глостер, — ответил папаша Терри. — В наши дни, когда Англию гложет нищета, бродячим певцам не пристало воротить нос только потому, что господин отдал их, точно рабов.

— А тебя, — понизив голос, произнёс сэр Ральф, повернувшись к Рэндаллу, — не смущает то, что ты уподобляешься рабу и что с тобой не считаются?

— Разве от того, что меня это смущает, что-то может измениться? — проговорил Рэндалл. — Папаша Терри научил меня чувствовать и любить музыку, стихи и песни, я могу их исполнять и сочинять. Я же менестрель, сэр, и больше ничего не умею.

Губы Ральфа тронула улыбка.

— Ха-ха! Представь, я тоже ничего не умею! Ну. если только рубить мечом головы врагам, — засмеялся он.

Войдя в трактир, они были встречены горбуном, который, заметив менестрелей с сэром Ральфом де Монфором, очень удивился.

— Принеси мне и моим друзьям чего-нибудь поесть и поставь нам бутылку вина, — приказал сэр Ральф.

Днём в «Зелёной кружке» было не так многолюдно, как по вечерам. Несколько завсегдатаев мрачно поглядывали на вошедших в трактир посетителей.

Устроившись за столом в углу, сэр Ральф попросил Рэндалла опробовать его цистру. Взяв несколько звучных аккордов, Рэндалл остался удовлетворён.

— Превосходная цистра, — похвалил он.

— Ты мог бы исполнять на ней мои песни, — молвил сэр Ральф. — Хотя я рыцарь и менестрель, как Бертран де Борн[1], но, к сожалению, у меня нет того, чем небеса наградили тебя. У меня нет голоса. Наверное, ты знаешь, что некоторые аристократы, сочиняющие композиции, берут в слуги жонглёров — людей, умеющих исполнять музыку и песни так же прекрасно, как ты только что жонглировал кинжалами.

Слуга с улыбкой поставил перед ними дымящегося гуся, блюдо с орехами и кувшин вина. Наполнив бокалы, Ральф выжидающе смотрел на Рэндалла. Тот отложил цистру и покачал головой.

— Вряд ли герцог позволит мне служить вам, — сказал он.

Опрокинув стакан вина, папаша Терри поднялся из-за стола.

— Ищите для своих песен другого жонглёра, — произнёс он. — А нам нужно идти в замок, к герцогу.