— Да, да, милорд, — сказал Ричард. — Я уже знаю о восставших в Дартфорде и удивляюсь, почему вы сами не подавили мятеж.

— Потому что эта зараза уже распространилась по всему графству! — ответил Кент. — Везде вспыхивают бунты, люди сбиваются в шайки, но своим единственным предводителем называют Уота Тайлера. А в соседнем Эссексе также поднялось восстание, возглавляемое каким-то монахом-расстригой. Если не послать навстречу Тайлеру отряды, пожар распространится по всей Англии.

— Так и быть, — произнёс король и повернулся к посланцу из Дартфорда. — Передай баронам, которые прислали тебя, что не позднее чем завтра из Лондона выступят отряды под предводительством Кента и Филиппа Монтгомери.

При этих словах Филипп остался хладнокровен. Он привык подчиняться приказам его величества. Но Кент посмел возразить:

— Уот Тайлер заявил, что будет разговаривать только с самим королём Англии. Он выдвинул множество требований и настаивает на передаче их вам.

Король презрительно фыркнул:

— Постарайтесь сделать так, чтобы шайка Уота Тайлера оказалась разбита, а его самого доставьте в Лондон, и тогда я встречусь с ним. В темнице.

— А потом мы устроим пир! — громко захохотал судья, хлопнув в ладоши.

— Вепрь, возвращайся в Лондон, — холодно приказал Ричард. — А с графом Кентом и сэром Монтгомери я должен обсудить их действия.

— Прошу прощения, ваше величество, — поклонился Трессилиан и, посмеиваясь, удалился из опочивальни. Следом за ним отправился посланник баронов, которому предстояло всю ночь скакать во весь опор до границ с Кентом и Эссексом.

Оставшись наедине с графом и сэром Филиппом, Ричард поднялся с кресла. Тёплый ветер врывался в окно, принося ароматы цветочной пыльцы, роз и листвы. Надвигался вечер, но сумерки ещё не спустились.

— Почему вы хотите, чтобы именно я сопровождал королевские отряды и лорда Кента? — спросил Филипп.

— Но ведь ты знаком с людьми, побывавшими в плену у Тайлера, — сказал Ричард. — И знаешь о нём больше, чем другие мои рыцари. К тому же ты бесстрашен и твёрд.

— Как верный вассал, я принимаю ваш приказ, мой король, — глухо ответил Филипп.

— Итак, завтра с восходом мы выступаем в путь? — уточнил граф Кент.

— Да, милорд.

— О, ваше величество! Я весьма вам признателен. Для меня словно пытка на дыбе — видеть, во что превращают мой замечательный край эти ужасные бунтовщики! — воскликнул Кент.

Усевшись на край подоконника, Ричард смотрел на сад Вестминстера, над которым благоухал летний вечер. «Наверное, Плат уже давно закончил выступление и гадает теперь о причине моего ухода», — думал юноша. Прислонившись затылком к каменной стене и щурясь от яркого заката, он с грустью наблюдал за наступлением ночи. В кустах орешника ещё выводили трели соловьи, но король испытал вдруг острое чувство одиночества. Он понял, что всегда будет одинок, не в силах никому довериться.

— Ступайте, милорды, — сказал он, улыбнувшись. — Я утомлён.

Сэр Кент оставил опочивальню первым. Филипп несколько замешкался. Он хотел было уточнить, стоит ли ему рисковать своими людьми, прибывшими с ним из Йоркшира, или же его величество поручит лордам королевские отряды из Лондона, но, уловив настроение Ричарда, решил, что получит подробные указания позже, и тоже покинул комнату.

Недалеко от дверей в опочивальню Ричарда Филипп заметил ждущего его человека, в котором безошибочно опознал сэра Гисборна. Это был робкий, очень застенчивый аристократ, происходивший из одноимённого знаменитого рода, получившего владения в Англии ещё во времена Генри И. За прошедшие десятилетия Гисборны обеднели, но продолжали изредка бывать при дворе, хотя их украшения становились всё скромнее, а одеяния — беднее. В Вестминстере знали, что Гисборн нищ как церковная мышь, и что он давно утратил своё достоинство, беря в долг не только у купцов — это делали даже короли Англии, — но и у простых горожан. Однако Гисборн имел владения в Йоркшире, рядом с владениями Филиппа, и благородный рыцарь, никогда не переступавший порог соседнего замка, много раз, проезжая мимо, видел издали высокие мрачные стены и огромные башни с темнеющими кое-где небольшими оконцами. Сэру Гисборну принадлежали ещё деревня и лес, обступавший со всех сторон его замок.

Находясь в Вестминстере и ища, как всегда, у кого бы одолжить деньги, Гисборн краем уха уловил, как два стражника обсуждали боевые достоинства коня сэра Монтгомери. Расспросив, где можно увидеть сэра Филиппа, дворянин пустился к опочивальне короля.

Окинув Гисборна надменным взглядом, Филипп намеревался пройти мимо, но барон шагнул к нему, низко кланяясь.

— Приветствую, милорд Филипп, — проговорил он.

— Ни к чему дворянину гнуть спину перед другим дворянином. Я не епископ и не король, — раздражённо сказал Монтгомери.

— Но, милорд, у меня к вам просьба. Огромная просьба, — пробормотал сэр Гисборн.

— Что же я могу сделать для вас, шатильон[4] Гисборн? — насмешливо осведомился Филипп. — Одолжить пару шиллингов, что вы задолжали какому-нибудь грязному оружейнику?

— Презирайте меня, если хотите! Я сам себя подчас презираю! — воскликнул Гисборн. — Но...

— Сколько? — нетерпеливо прервал Монтгомери.

Несколько секунд барон Гисборн колебался.

— Я и моя дочь прибыли в Вестминстер не только чтобы найти денег для поместья, но и чтобы отыскать заступничество! — молвил он, морща лоб.

— Заступничество? — переспросил сэр Филипп. — От кого?

— От вилланов, милорд. Разузнав о восстании в Кенте, они подняли бунт в моей деревне. Как мне теперь быть? У меня нет людей, чтобы расправиться с подстрекателями и подавить бунт.

— Вы хотите, чтобы я дал вам моих людей, верно? — осведомился Филипп, натягивая перчатки. Ему этот разговор стал уже порядком надоедать.

— Да! — обрадованно воскликнул Гисборн. — Ведь вы тоже из Йоркшира и тоже озабочены тем, что мятеж вспыхнул всего в нескольких милях от Спрингроузеза.

— Ну, — скривил губы сэр Филипп, — я не считаю то, что произошло у вас, мятежом. Это просто незначительный бунт, подавить который двум десяткам хорошо вооружённых арбалетчиков не составит труда.

— Значит, вы одолжите мне своих людей и я смогу защитить поместье? — спросил Гисборн, и его глаза вспыхнули.

— Разумеется, — сказал сэр Филипп. — Учитывая вашу трусость и нищету, вы можете потерять крепость. Я же, шатильон, совсем не хочу держать по соседству со Спрингроузезом замок и деревню с бунтовщиками.

Гисборн упал перед Филиппом на колени, дрожа от переполнявшего его волнения:

— Боже! Я не верю ушам! Вы согласны, вы действительно согласны предоставить мне людей?! У вас ведь лучшие арбалетчики в Англии! Благодарю, милорд!

— Прекратите, Гисборн, — молвил Филипп ровным голосом. — Вы не раб, а я не ваш любезный господин. Встаньте, и немедленно! Иначе кто-нибудь увидит нас и решит, что я принуждаю вас к чему-то неблаговидному.

— Ода, простите! — воскликнул Гисборн, тут же вскочив. — Ноя так благодарен вам, милорд! Что я могу для вас сделать?

— Возможно, ты мне и пригодишься, Гисборн! — пробормотал сэр Филипп. — Побудь пока моим должником, отпрыск великих сподвижников короля Генри.

Гисборн разобрал каждое произнесённое сэром Филиппом слово, но сейчас он испытывал такой восторг от того, что расправится с бунтовщиками в своей деревне, что не придал значения речам рыцаря. Напротив, с готовностью пошёл за ним по коридору Вестминстера.

— Вы сами поведете лучников в битву?! Я знаю, вы доблестный рыцарь! Ещё лет семь назад, во время войны во Франции, вы сражались с яростью и отвагой! — почти кричал он на ходу.

— Завтра, шатильон, я отбываю в Кент по поручению его величества, — ответил сэр Филипп. — Но сейчас в комнате, которую для меня милостиво предоставили в Вестминстере, я составлю приказ. Его вы передадите главе моих арбалетчиков в замке Спрингроузез. Он и поведёт их в ваши владения.