В машине рядом с шофером сидел Виталий Петрович и, не отрываясь, смотрел на дорогу. Он был без фуражки, сильный ветер трепал его седеющие волосы.

Две недели назад внезапно Степанову пришла от министра телеграмма: выезжать в Москву для нового назначения, дела прииска передать Рудакову.

В разговоре по телефону с главком Степанов уточнил некоторые подробности: ему предлагают возглавить строительство нового золоторудного Кварцевого комбината.

Что же ему соглашаться или отказываться от нового назначения? На Южном, конечно, можно спокойно работать. «Стричь купоны» с прогрессивок и премий. Все это законно. Южный он поднял на своем горбу, не в наследство получил от кого-то. А на Кварцевом нужно все начинать сначала, причем забот и трудностей будет в десятки раз больше, чем здесь. Хватит ли сил? Степанов в сердцах выругал себя — ведь придет же в голову такая чушь! Южный — это вчера, хотя и близкое, но прошлое, а Кварцевый — это завтра, будущее. «Так где твое место, Виталий Петрович?» — спросил сам себя Степанов. От быстрой езды свежела голова, успокаивались нервы.

Низко, почти цепляясь за деревья, ползли тяжелые, темные тучи; в горах над Южным поселком метались молнии.

«Погодка, действительно, нелетная, самолет все равно бы вернулся, и не будь дороги, застрял бы я», — думал Виталий Петрович, наблюдая за набегающими придорожными столбиками. Пестрые, с черно-белыми полосками, они бесконечной цепью тянулись по обочине.

…Виталий Петрович хотя и договорился с Лидой, что будет всячески отбиваться от нового назначения, но она явно не верила ему.

— Куда еще, в какую дыру забросят тебя, неугомонного бродягу? — с тревогой спрашивала жена, и он понял, что Лиде жалко покидать прииск.

Нелегко было прощаться с друзьями-южанами.

— Тяжело мне уезжать, Сергей, — признался Степанов. — Сроднился я с Южным. Хотелось бы еще поработать. По всей долине огромные карьеры рудника раскинуть, чтобы весь мир удивился нашему старику Южному!.. Обидно, что я не буду с вами.

— Главное сделано — ведь построили, Виталий, новый Южный на этой старой Медвежьей горе. — И, помолчав, Сергей Иванович тихо добавил: — А семью, Виталий, построить оказалось труднее.

Степанов слегка хлопнул Рудакова рукой по плечу:

— Люблю я тебя, товарищ комиссар, за то, что ты… как бы это сказать?.. Не железобетонный, а человечный. Мне всегда будет недоставать тебя, Сергей.

— В жизни этаких «образцово-показательных» парторгов и не бывает, они проживают только в некоторых наших романах, — усмехнулся Сергей Иванович. Он хотел сказать другу что-нибудь особенно теплое и ласковое на прощание, но не подыскивалось таких слов…

Днем раньше уехала с прииска Катя Быкова. Ее пришли проводить все горняки. Легковая машина утопала в полевых цветах, у конторы прииска долго раздавались задорные молодежные песни. Прощались шумно, просили писать чаще и по окончании командировки вернуться работать сюда — на родной теперь уже прииск.

— Ну, прощай, дочка. Прилетела ты к нам птенцом, а улетаешь орлицей, закаленной сибирским морозцем. Жизнь у нас, верно, суровая, зато люди сердечные. Часом бывало тебе и трудно, жизнь синяки ставила, но без них не бывает. Дожили мы до светлого дня, когда и бывшая кандальная Сибирь хорошему делу научить может… Ну, с богом, не подведи, Катерина Васильевна, сибиряков! — И Турбин обнял и трижды расцеловал Быкову.

Последним с ней прощался Рудаков. Все провожающие нарочно оставили их одних. Они говорили недолго. Подав руку и посмотрев с грустью на Сергея Ивановича, Катя тихо сказала:

— Вот мы и расстаемся. Прожили вместе год, казалось, все обговорили, а главного, кажется, не успели сказать. Я напишу вам, вдали от вас я буду смелее. Прощайте! — И Катя заторопилась.

— Подождите, я должен сказать… — волнуясь, начал Рудаков, но Катя прервала его:

— Не нужно, Сергей Иванович. Вы лучше скажите, будете ждать меня? Правда?

— Я буду ждать, я буду очень ждать вас, Катюша, — шепотом ответил он.

Давно разошлись все провожающие, скрылась из виду и машина, оставив за собой на дороге чуть заметную серую струйку пыли, а Рудаков все стоял и смотрел, смотрел… Кто знает, о чем он тогда думал…

Сильный ветер гнал за угрюмые горы тяжелые облака, гроза прошла стороной. На небе изредка появлялись голубые просветы, сквозь них падали косые лучи заходящего солнца.

— Остановимся на перевале, пить хочется, — попросил Степанов шофера.

Автомобиль, надсадно гудя, медленно взбирался на голец — безлесную верхушку перевала. От едкого запаха придорожной полыни, смешанного с парами отработанного бензина, горчило во рту.

Навстречу, в сторону Южного, охала колонна грузовиков с длинными стрелами подъемных кранов. «На новый рудник», — провожая их взглядом, с завистью думал Виталий Петрович.

Подъем кончился, показался новый домик дорожного сторожа. Мимо пронеслась, чуть не прочеркнув кузов легковушки, зеленая полуторка с незнакомыми парнями и девушками, распевающими песню.

Шофер остановил автомобиль у домика с высокой радиомачтой.

С крыльца, улыбаясь Виталию Петровичу, спускался Гаврила Иптешев. Степанов обрадовался встрече.

— Что ты здесь делаешь, батя? — спросил он старика.

— Моя уже три дня сторож дорожный отдел, заимка совсем бросил. Федотка, Машка рудник ушли, одна жить в лесу скучно, сюда дом перешел, — объявил старик, подергивая жиденькую бороденку.

Пока он ходил за водой, Виталий Петрович закурил и огляделся. С горы, возвышающейся над округой, далеко было видно бескрайнее море тайги. На вершине Медвежьей темнели отвесные скалы. Внизу, у самого подножия, на зеленом фоне деревьев и заливных лугов желтели котлованы строительной площадки рудника белели квадратики жилых домов будущего города. Виталий Петрович увидал высокую стрелу подъемного крана, экскаватор, колонну грузовых машин на горной дороге.

Степанов, глядя на окружающие его горы-исполины, думал о том, какие клады могут храниться в их недрах, еще не разведанных человеком… А лесные богатства южной тайги! Зеленому золоту так же нет счету. Целинные земли сибирской тайги хранят черноземы, которых никогда не трогала даже простая лопата. Заливные луга зарастают ни разу не кошенным разнотравьем — благодатная земля веками ждет рачительных хозяев. Тайга ожидает многих тысяч смелых людей.

На склоне небольшой балки Степанов увидел избушку-зимовье и вспомнил рассказ Пихтачева о том, как он несколько лет назад пережидал в ней сильный буран. Тогда здесь была непроходимая чаща, и это старое зимовье спасло жизнь многим попавшим в беду путникам.

Виталий Петрович улыбнулся.. Вид зимовья напоминал образы детских сказок: Баба-Яга должна была жить именно в такой избушке на курьих ножках.

К Степанову подкатился питомец старика Иптешева — бурый медвежонок. Он обнюхал человека со всех сторон и, встав на задние лапы, оскалил морду. Виталий Петрович потрепал зверя по мохнатой шерсти, но медвежонок зарычал и попытался обхватить его неуклюжими лапами.

— Бороться, косолапый, хочешь? Давай, поборемся! — Степанов схватил его в охапку и поднял над землей.

Медвежонок сначала притих, но потом зарычал, стал вырываться. Степанов отпустил рассерженного противника.

— Что, борец? Один — ноль в мою пользу…

Мишка с ревом скрылся в высокой траве.

Бесшумно ступая мягкими сапогами-ичигами, появился Гаврила.

— Пойдем гости. Утром козла немножко убивал, свежатину кушать будем.

— Спасибо, старина, торопимся. Давай воды, — попросил Степанов.

— Боролся мой миша?

— Боролся, задиристый он у тебя.

— Шибко бороться любит. Мальчишка, девка, баба — всех хочет бороться, а вода поливать огород не хочет, — огорчался Гаврила.

Степанов еще раз оглянулся на вырубленную в тайге площадку, на дорогую его сердцу картину большой стройки.

— Вода пей! — прервал его думы старик Иптешев.

Переступая с ноги на ногу, он застенчиво сказал:

— Моя и вся наша просим: пожалуйста, приезжай совсем назад, другой места не езди! — и замигал влажными, подслеповатыми глазами.