Тот покачал головой.

— То было на старанке, а у казны — не буду.

— А что же делать будешь? В кулаки опять запишешься? — шипел Краснов.

— А их уже двадцать лет как нету. На золоте робить буду, как все прочие. Теперь я инвалид, меня не выгонят.

Краснов усмехнулся.

— Артели не будет, значит, батрачить на казну решил. Эх ты, недопеченный!

— Не дражнись, Филька, и не бреши. Ничего отбирать не будут, я у самого Степанова пытал.

— Не хочешь с нами уходить — недолго поработаешь на воле, — угрожал Краснов.

— С тобой уходить? А куда? Ты меня оберешь да и выбросишь, как бутылку выпитую… А здесь задумаешь выдать — так я тебя первый. Ну! — схватив его за грудь и замахиваясь рукой в гипсе, предупредил Михайла.

Бывшие друзья обменялись злобными взглядами и молча разошлись в разные стороны…

Наташа нашла Степана Кравченко у ярко освещенного передового забоя. Он в раздумье стоял перед новеньким передвижным компрессором. В забое бурил Иван, а Дымов грузил руду, рассматривая каждый ее кусок. Вагонетка с меловым крестом наполнялась отборной рудой, другая — навалом.

— Последнюю смену бурим вручную, завтра затарахтят молотки, — заметил Степан Иванович.

— Отстаем от графика, а первое августа не за горами. Как с отпалкой? — деловито спросила Наташа.

— Взрывчатка плохая, а шкварец что твой алмаз, — объяснил Степан Иванович.

— Как шпуры располагаете? — поинтересовалась Наташа.

— Как? На глаз, он у нас наметан, не ошибемся, чай не первый раз рвем, — недовольно ответил старик.

Наташа взялась за расчеты. Степан Иванович недоверчиво посмотрел на ее вычисления и подмигнул сыну. «Считай, считай, только взрыв от этого лучше не будет».

Иван подошел к Наташе и, присев рядом на корточки, прошептал:

— Приходил вечор к вам, увидал на крыльце Захарыча и ушел. А как хотелось повидаться…

— Я тоже собиралась к твоей мамаше за шелковыми нитками, кисет вышиваю тебе, а узнала, что тебя нет дома, и не пошла. — Девушка улыбнулась.

Вместе с Иваном Наташа наметила на забое схему расположения шпуров уступами и, когда их пробурили, сама зарядила и отпалила.

Издали прислушиваясь к взрыву, Степан Кравченко уловил его необычную силу, а когда вернулись в забой, то нашли большую груду подорванной породы.

— Вот это вруб! Ни одного стакана, — похвалил подошедший Иван.

Степан Иванович одобрительно крякнул и расправил усы.

— Спасибо, дочка! Оторвала породы больше, а взрывчатки потратила меньше нас. А ну-ка, нарисуй мне все на бумажке. По расчету-то лучше получается — не зря ты училась на курсах.

Наташа набросала чертеж расположения шпуров по забою и, передав его Кравченко, попросила:

— Пойду шурф разыскивать, дайте мне помощника.

— Это по заданию Рудакова? Знаю. Эй, Дымов, пойдешь подсобишь Наташе, — распорядился Степан Кравченко.

— Подмогнуть можно. Только отвезу вагонетку и догоню, — согласился Дымов и, удаляясь, хрипло затянул:

Наташа взяла деревянную лопату, веревку, карбидную лампу, вышла из штольни, надела лыжи и поднялась на пригорок. Увидела, как у Дымова сошла с рельсов вагонетка и сползла под откос. Дымов, помахав ей рукой, закричал:

— Соскочила, язви ее! Подниму и приду. Дожидайся!

Наташа осмотрелась, нашла знакомую, дугой изогнутую березу. Рядом с ней, помнилось, был разведочный шурф. Развернула план, увидела на нем условный знак — березу. Да, здесь.

Сняв лыжи, Наташа прорыла в снегу две глубокие траншеи и действительно обнаружила шурф. Но он был доверху завален породой. Постояла немного, отдохнула. Снова взялась за лопату. «Через десять метров должен быть другой».

Лопата глухо ударилась о бревна накатника, накрывавшие шурф. «Значит, не завален!» Девушка отбросила в сторону короткие бревна. Взглянула вниз. Свет карбидки вырвал из мрака несколько перекладин крепления. Но на глубине трех метров было совсем темно. Наташа бросила в шурф небольшой камень. Он ударился где-то совсем близко.

— Кажется, обрушен, — подумала вслух.

Спустила на веревке зажженную карбидку. Метрах в пяти от поверхности лампа осветила поломанную крепь и стукнулась обо что-то. Опять неудача! «Наверное, выше должен быть еще один шурф».

Наташа сбросила полушубок, пуховую шаль и начала копать траншею. Случайно взглянула за ближайший пригорок. По нему шли запорошенные снегом лыжные следы, обрываясь у третьего шурфа, накатник которого был почти без снега.

Наташа удивилась. Кто-то здесь недавно был.

Шурф этот оказался хорошо закрепленным, да еще с ходовой лестницей. Девушка бросила камень. Стук донесся издалека.

Девушка прочно привязала один конец веревки за ближайшую пихту, а другой бросила в шурф. Минуту нерешительно глядела в черный провал. Спускаться одной нельзя — запрещено правилами, но любопытство все же взяло верх.

Осторожно, с карбидкой в левой руке начала Наташа спускаться по лестнице. В шурфе было тепло. Пахло гнилью и сыростью.

И вдруг — как это случилось, Наташа поняла позже — надломленная и незакрепленная лестница с грохотом полетела вниз. Руки мгновенно впились в канат. Наташа зажмурилась…

— Помогите! — вырвалось у девушки, но крик, казалось, потонул где-то в глубине шурфа.

Оглядевшись, увидала глубоко внизу каким-то чудом не погасшую карбидку. Сверху она казалась светящейся каплей.

Немного придя в себя, девушка попробовала подтянуться на руках. Вначале это показалось нетрудным. Но прошло несколько секунд, и Наташа почувствовала, что руки перестают слушаться, а тело наливается свинцовой тяжестью. И чем выше поднималась Наташа, тем больнее становилось рукам. Когда она была метрах в трех от поверхности и уже ясно видела квадрат голубого неба, руки ее начали скользить по обледенелой веревке.

Посмотрев на дно шурфа, Наташа не увидела огонька. «Потух… Наверно, в шурфе газы. Оборвусь, и если не расшибусь, то задохнусь». С порезанных ледяной коркой ладоней закапала кровь. «Нет! Не вырваться! Сейчас упаду — и конец!» — лихорадочно билась мысль.

Наташа из последних сил качнулась на канате — и уперлась ногами в крепь. Бросив канат, ухватилась руками за крепежное бревно. Нога нащупала выступ, и Наташа очутилась в темной нише.

Достала спички, зажгла — и ахнула: в нише кучей лежали куски руды с золотыми блестками, чугунная ступка, бутылка с ртутью, промывальный лоток.

«Воруют руду, здесь толкут и золото извлекают, как на фабрике. Кто же это они?» — Наташа настороженно замерла, в шурфе задергался канат.

Девушка торопливо потушила спичку, взяла в руки чугунный пест и отодвинулась в глубь ниши.

По канату кто-то спускался, беспрерывно повторяя ее имя:

— Наташа! Наташенька!

Поняв, что это Иван, девушка закричала:

— Сюда, сюда!

Иван протиснулся в нишу, и, словно сквозь сон, девушка почувствовала его поцелуй.

— Жива, жива, моя любимая. Как ты себя чувствуешь? Газов не наглоталась?

Наташа вздрогнула, щеки ее загорелись.

— Как ты себя чувствуешь? — повторил Иван, перевязывая носовым платком ее порезанные в кровь руки.

— Ни-че-го… — с трудом выговорила она.

— Ждал, ждал я тебя да вовремя прибежал!

Наташа доверчиво прижалась к Ивану и, закрыв глаза, глубоко вздохнула.

Катя сидела в столовой у Рудаковых и взволнованно рассказывала о Наташиной находке. Дело ведь серьезное, и Катю никто не мог осудить за неурочное появление. Правда, можно было позвонить по телефону и вызвать Сергея Ивановича в кабинет, но Катя решила зайти к нему домой.

Немного сгорбившись и заложив назад руки, Сергей Иванович неторопливо ходил по комнате, обдумывая новость. Рядом с Катей сидела на диване Варвара Сергеевна и только молча качала головой: «Что нужно людям?» Она ловко вязала стальными спицами детский свитер, на полу играл мотком пряжи пушистый котенок.