Плющ демонстративно кашлянул и бросил реплику:

— Люблю самокритику.

Степанов, не отвечая на реплику, продолжал. Он говорил, что рудник будет государственным и станет как Новый. Не только разведка, но и проектирование и исследовательские работы потребуют значительного времени — ведь речь идет о вложении миллионов государственных средств. Но уже сейчас есть разведанные запасы для небольшого рудника, его могла бы строить и артель, артельщики прошли бы хорошую школу строителей, а позже — и школу горняков. Открытие рудного золота на Медвежьей горе предопределило будущее Южного и его жителей. Это должны понять старатели. Цепляться теперь за россыпи — значит топтаться на одном месте, безнадежно отставать от прииска Нового, с которым соревнуется Южный в досрочном выполнении пятилетки.

Старатели слушали начальника прииска в полной тишине, они охотно сходились на собрание, если рассчитывали услышать Степанова. Он выступал всегда со знанием дела и сообщал то, что было ново для всех, никогда не пользовался записями, говорил громким голосом, четко выговаривал слова, как бы чеканя их. А сегодня начальник прииска говорил особенно убедительно.

— Строить рудник! Не о чем больше и говорить! — вырвалось у Ивана Кравченко.

— Строить! — горячо поддержала его комсомолка Наташа Дубравина и, смущенная своим громким возгласом, вспыхнула румянцем.

Иван ответил ей благодарным взглядом, случайно перехваченным Рудаковым.

Наташа легким и плавным движением откинула на спину толстую косу. Рудаков с изумлением, будто впервые, увидел густую синеву ее глаз, выпуклый лоб, розовые крупные губы. «Девушка хорошеет с каждым днем. Невеста!» — невольно отметил Сергей Иванович.

— Построить рудник — и весь сказ! — услышал Рудаков реплику Петра Бушуева. — Только хватит ли запасов?

— По нашим подсчетам, — ответил Степанов, — открытая разведчиками новая жила — достаточная база для такого рудника.

— А мы ее, эту базу, еще расширим, — не удержался Егор Максимыч.

— В этом я убежден! — Начальник прииска улыбнулся Турбину и Бушуеву. — Предупреждаю, строить будет трудно. Но… мы не ищем легкой жизни. Да! Трест даст артели на постройку рудника банковскую ссуду, заключим с вами договор.

— Насчет ссуды — правильно! — вставил Пихтачев. Громко чихнул и кисло улыбнулся. — Во, значит, верно говорю. Примета такая.

— Зачем же ссуду? Может, в неделимый фонд заглянем? — спросила Наташа.

Пихтачев подскочил на стуле.

— В артельную кассу? Попробуй только!

Рудаков постучал карандашом по столу.

— Не мешайте Виталию Петровичу. После него все скажете.

— Да я, собственно, все и сказал. Выход один: немедленно строить рудник. — Степанов сел. Но тут же встал и добавил: — Обком партии тоже согласен с нашей докладной запиской.

На некоторое время в комнате воцарилась тишина.

Неловко потеснив соседей, с места поднялся огромный Иван Кравченко.

— Все ясно, товарищи? Государство наше великую помощь старателям оказывает. Смотрите, ведь все наши гидравлики на ссуды государства построены, теперь нам и на рудник ссуду дают. А нужна ли она нам? У нас в неделимом фонде денег хватает! Вот и будем на них строить, и немедля!

Он недавно был принят в кандидаты партии, на заседании бюро присутствовал впервые, но не смущался и высказывал свое твердое мнение о руднике.

Пихтачев раздраженно крикнул с места:

— Тоже нашелся мне хозяин! Ты, Ванька, сначала меня спроси, опосля языком мети!

— Не тебя, Павел Алексеевич, а всю артель. Ты не хозяин, а председатель. Артель же, понятно, спросим.

Самолюбие Пихтачева было серьезно задето. Но возражать он не стал. Пусть другие выскажутся, а там и он слово возьмет. К его удивлению, все выступавшие поддержали Ивана.

— Тогда я говорить хочу, — сказал Пихтачев высоким, срывающимся тенорком.

Он неторопливо, с достоинством встал, неизвестно для чего застегнул на все пуговицы кожаное пальто.

Коммунисты с нескрываемым интересом ждали, что скажет председатель.

— Говоришь ты, Иван, больно сладко. Твои слова слушать — что с золотого блюда кушать! — язвительно начал он. — А кого поддержит народ, меня или Кравченко, — Пихтачев бросил на противника уничтожающий взгляд, — мы еще увидим! Решать будет, понятно, общее собрание артели. А насчет рудника я прямо скажу, по-приискательски, без вывертов: рано им бредить. Запасов руды мало, содержание играет — то густо, то пусто, а Турбин обещает нам златую гору только для собственного форсу. Проектов пока нет. Инженеры еще небось и карандаши не заточили. Оборудования нет, материалов нет. Да и людей не хватает. На кого рассчитываете? Придет время, государство денег вырешит и само построит, как говорил Виталий Петрович. — Пихтачев посмотрел на Степанова, но, не встретив сочувствия в его взгляде, отвернулся. — А потом — какая стройка сибирской зимой? Я-то знаю, сам плотник. Зимой строить тяжело, подождем лета, а там государство без нас все построит. Понятно? А артель пусть на россыпушках, на гидравликах работает и на руду не суется: небось мы испокон веков россыпники. Что нам и так мороки мало, еще рудник выдумали? Сапоги всмятку получаются. Или опять же сравнить деньги у нас и у государства. Ветка и тайга. Вот мой сказ: подождем лета, и там видать будет. А пока, значит, на артельные деньги купим пасеку, лошадей хороших, да и распределим кое-что старателям — заработали честно! — волнуясь, закончил председатель, думая, что последними словами ловко подкупил артельщиков, теперь народ будет за него.

— Попробуй только, скупой рыцарь! — крикнула Наташа. — За артель не решай.

В темном углу зашептались, в коридоре кто-то крикнул:

— Пихтачев верно сказывал.

— Сложить ручки да ждать, когда государство за нас все сделает? Так, товарищ Пихтачев? Ведь рудник-то для нас, а через него в новую жизнь, пойми ты наконец, мы вступим. Даже колхоз «Светлый путь» огромную гидростанцию на свой счет построил, а мы торгуемся! — негодовал Кравченко.

— Вон чё ты, сосунок, придумал! — отмахнулся презрительно Пихтачев. — Когда подсохнет под носом, тогда и поучай.

— Лаяться ты мастак. А в рудник ты веришь или не веришь? Или у тебя одни деньги на уме? — наступал на Пихтачева Иван.

— Если не даете мне говорить, я лучше уйду. А решать будут старатели, — окончательно обиделся Пихтачев и пошел к двери.

Рудаков сразу окликнул его:

— Вернись, Павел Алексеевич, тебя никто слова не лишал.

— Я все сказал, — зло ответил Пихтачев, но вернулся и с грохотом уселся на стул.

— Даже лишнего наговорил, пасечник! — озорно крикнул Турбин. — Хватит!

В комнате дружно засмеялись.

— А что трестовское начальство прописало насчет рудника? — крикнул кто-то из темноты коридора.

— Молчит, — с горечью ответил Турбин.

С места поднялся Рудаков. Откинул назад седеющие волосы и, встретившись взглядом со Степановым, заметил, как тот ободряюще улыбнулся ему:

— Ну вот, мы и поспорили, — начал Сергей Иванович, — даже погорячились. Это неплохо. В спорах рождается истина. Жаль только, что эту истину не все замечают. Подумай, Пихтачев, пока есть время. Ведь один останешься.

— И крепко подумай, — вставил Иван.

— Молод еще поучать меня! — свирепо проворчал Пихтачев.

— Спесь из тебя, Алексеич, колом не вышибешь, — заметил Турбин.

Рудаков покачал головой и продолжал:

— Вам, потомкам старых приискателей, очень повезло: Южный прииск скоро превратится в рудник, а старатель — в горняка. Ваши руки, давно привыкшие к кайлу и лопате, освоят буровые молотки, перевернут гору Медвежью, а с ней повернут к лучшему и всю нашу старательскую жизнь…

Павел Алексеевич слушал Рудакова, и ему становилось страшно. Рудник, которого он не знал и боялся, представлялся Пихтачеву чудовищем. Появится и неминуемо раздавит старательскую жизнь, лишит его любимой работы, уважения друзей, власти. Он видел: коммунисты пошли за Рудаковым и Степановым, за ними может пойти и большинство старателей. Эта мысль теперь терзала Пихтачева. Председатель мучительно искал ответа на роковой вопрос: что же делать?