– Я предлагаю взять в руки оружие и умереть достойно, как мужчины, а не как евнухи, – мне было сложно сдержать холод к этим людям, мгновенно проявившийся после слова «упырь». – Что случилось с твоими яйцами, если ты позволяешь Богу так нахально распоряжаться твоей жизнью? Тебе не хочется взять топор и разрубить существ, что некогда выползли из нутра Люцифера? Тебе хочется отдать свое тело и душу на суд монстру, рожденному Антихристом? Тем, кто подорвал доверие Господа твоего? Неужели ты веришь, что Иисус Христос сказал бы сейчас что-то вроде: «Молитесь, братья, ведь испытание это послано для грешников, праведным нечего бояться»? Иисус Христос взял священное копье и проткнул ублюдка, посмевшего встать против того, кто безграничен в своей любви и своем прощении. Он нанизал его яйца на острие, чтобы показать всему миру, что случается с тем, кто противится Господу и его творениям. И несчетное количество мужей поддерживали копье, поднятое Иисусом. Так что ты, хочешь стоять на коленях, когда к твоей семье придет гоблин? Или огр? Или грифон? Ты хочешь смотреть, как твоему первенцу отрывает голову кровожадный монстр, и продолжать молиться за свою душу? Если твой ответ «да», то знай, что тебя чурается даже кровосос, который обращается к люду со священного помоста, стоя под крестом, на котором распят убитый за ваши грехи. Я – упырь, но я не позволю тому, что идет за нашими душами, добраться даже до наших сердец. Я пью людскую кровь, и для меня это ценнейший нектар, который я не позволю пролить какому-то отупевшему от голода сукиному сыну, решившему, что прорыв Лесов – достаточный повод, чтобы попировать людьми. Меня зовут Алиса, я готова встать на защиту этого города и вас всех. Во имя Господа, во имя Мужчины, во имя Женщины и во славу тех, кто родится среди этих домов и с молоком впитает геройский дух, укрепившийся в сердцах каждого из нас! – замолчав и осмотрев замершую публику, я прибавила, но уже тише: – Обещаю пить кровь только уголовников, которые сейчас находятся в тюрьмах.

Оглушительное «Ура!» поднялось от людей так неожиданно, что я оторопело попятилась. На секунду мне показалось, что это боевой клич, и сейчас толпа побежит в мою сторону с вилами и факелами, чтобы сжечь вампирессу. Но, приглядевшись, я поняла, что люди ликуют новому лидеру. Их лица озарились торжеством и гордостью, что присуща только человеку в моменты его душевного подъема. А кулаки поднялись вверх так уверенно, будто они уже сейчас оставили позади поле боя, покрытое трупами врагов. Я была не уверена, смогу ли я убедить других людей на городской площади, но с таким количеством последователей можно было попробовать. В любом случае, у меня уже есть три десятка человек, которые готовы идти в бой…

***

Город быстро стал моим. Вооружившись словом, толпой из тридцати голов и умными советами птицемордого, преследовавшего меня в форме ворона, я пошла на городскую площадь. Казнив глашатая, я вышла уже с сотней собственных последователей. Может, чуть больше, может, чуть меньше. На этом этапе я перестала считать, мне нужно было организованной толпой пойти дальше по церквям. Люди, паникуя и осознавая тщетность побега, не могли собраться в единое целое и встать против моей вербовки. А вот те, кто вверял свои жизни в мои… в мое что-нибудь, те становились организованной толпой. Опасной, непредсказуемой (в конце концов, ее возглавляла я – а мое лидерство было прямым подтверждением тому, что наличие главаря может делать подчиненных еще безумнее). Самое главное, люди постепенно превращались в отребье. Конечно, моему примеру они следовать не торопились – священников, последних представителей власти и прочих «шишек» по-прежнему казнила я, самыми разными способами. В конце концов, два лезвия вместо кистей добавляют огромное количество эффектных показательных казней в копилку возможностей.

Люди дарили мне удовольствие, все непочтительнее вламываясь в церкви, разнося иконы, круша церковные пюпитры и разрывая трактаты святых. Все грубее скручивая наших жертв для казней. В итоге, когда я подходила после речи для совершения убийства, приговоренные уже бывали и биты, и поломаны.

Те, кто слушали мои речи, поначалу не скрывали своего ужаса. Кто-то с отвращением уходил. Но большая часть оставалась. И когда слушатели понимали, что я предлагаю лишь бороться под моим предводительством, разрезать, крушить, уничтожать, творить власть – люди успокаивались. А потом становились злее. Наблюдая за моими показательными убийствами «слабой плоти», они понемногу забывали то, с чего все началось. Они забыли мою самую первую проповедь про божественное испытание наших сил, нашей способности защитить свои семьи. Люди превращались в озлобленную армию головорезов. Не солдаты – но бандиты, готовящиеся замарать руки в крови. Безусловно, мне бы не помешала толпа таких обученных бойцов, как Джордан. Психологически готовых к убийству и грязи. Но что греха таить – получить из перепуганных ослов и козлов толпу разъяренных животных за один вечер было неоценимо.

Все, что я говорила, было искренне. Лишь первая моя проповедь пропитана ложью: чтобы успокоить христианскую душу. Все, что после этого – искреннее святотатство. Я пробуждала еретичность в людях, а те послушно кивали головой и шли следом. В конце концов, они оправдывали свое название – скот. Скот оставался скотом. Правда, они чуть поумнели, поняли разницу между священником, который читает отповеди, и солдатом, который погибает на лезвии меча или в когтях фурии. И мое предложение избавиться от слабых и бесполезных, тех, кто никогда не возьмет в руки оружие, чтобы защитить хоть что-то, люди поддержали. Так в этом городе родилась традиция убивать слабую плоть. Исключение составляли лишь кормящие младенцев матери и дети до тринадцати лет. Остальных мы уничтожали. Женщин, которые отказывались брать оружие в руки. Мужчин, которые отказывались прикрывать свои плечи доспехами. Мальчиков, которые кричали о возможности мирного решения всех проблем. Мой город должен был очиститься от любой беспомощной грязи. Лишние рты в такой ситуации никому не нужны. Особенно если языки, лежащие среди зубов, оказываются слишком болтливыми. Мы счищали с лица улиц бесполезных треплющихся людишек, как любой путник счищает дорожную пыль.

Постепенно злость и боль от поступка Джордана ушла. Она оказалась смыта кровью невинных людей, которые умирали от моих клинков. За один вечер я убила невероятное количество слабой плоти, и это подарило мне покой. Революция отняла не только мои физические силы, но и эмоциональные. К ночи, когда я села за стол обсуждений с людьми, назначенными мною на должности воевод, я была опустошена.

Я решила убрать со стен и переставить на площадь все пушки кроме тех, что направлены на восток. Открыть ворота, чтобы впустить тварей и сберечь стены города – зачем их бесить и заставлять искать входы? Все равно ведь войдут.

Мною было решено отправить утром отряд людей к тем на восточную часть стены. Чтобы пострелять по монстрам до того, как они начнут рыскать по улицам. Вдруг что-нибудь даст. Для этого дела подобрали слабаков – они сильны духом, но физически не способны драться. Калеки, могущие лишь заряжать ядра в пушки и стрелять. Большего не нужно. На возвращение этого отряда я не рассчитывала: среди тварей есть и те, что летают.

Главным нашим убежищем был Дом Купцов, стоящий посреди главной площади. На него наибольшая ставка – большое здание, крепкие стены, внутри колонны: если монстры прорвутся, они не смогут бегать как вздумается, это нам выгодно. Дома, расставленные вокруг, тоже были заселены нашими людьми. Они забаррикадировались, взяв с собой запас еды, воды. Хоть и не обратили внимание на то, что их оружие хуже нашего: изношенное, частями непригодное. Для моего плана эти люди не имели большого значения – лишь резерв, который может выжить, а может и нет. Без разницы. Те, что засели в домах, вызывали у меня наименьшее доверие – пропитые рожи, слюнтяи, оборванцы. Подгнившие яблоки, которые я решила отложить подальше от остальных.