Русские монархи со времен Петра считали, что западный сосед находится в их зоне влияния, но до поры до времени довольствовались контролем над королевскими выборами и польской внешней политикой. Однако на протяжении XVIII века Речь Посполитая приходила во всё больший упадок. Российский ставленник Август III почти совершенно не обладал властью. Десять из восемнадцати сеймов, собранных при этом короле, не приняли никаких решений. Сам он предпочитал жить у себя в Саксонии, курфюрстом которой являлся, а в Польше царила анархия, там хозяйничали враждующие группировки магнатов.

В 1763 Август III умер, встал вопрос о преемнике. В прошлый раз этот спор закончился войной за польское наследство. Сейчас, после окончания семилетней общеевропейской свары, драться из-за варшавского престола никто не хотел. Россия, обескровленная в меньшей степени, чем Пруссия, Австрия и Франция, распорядилась освободившейся короной по своему усмотрению.

Без лишних церемоний в Польшу вошли русские войска. Не пропустили на сейм нежелательных кандидатов и многозначительно постояли лагерем близ Варшавы, пока делегаты не выбрали того, кого желала российская императрица.

Екатерина поступила очень по-женски: подарила корону своему бывшему любовнику Станиславу-Августу Понятовскому. Выбор был, во-первых, приятный, а во-вторых, как казалось, надежный. У кандидата была репутация пустопорожнего болтуна и бонвивана, при котором Польша останется такой же слабой. «Фат, рожденный для будуара, а не для какого-либо престола: шага не мог ступить без красивого словца и глупого поступка», – безжалостно пишет об этом молодом человеке В. Ключевский.

Однако в истории иногда случается, что вроде бы никчемная личность, оказавшаяся на высоком посту по прихоти случая, вдруг проникается сознанием своей миссии и начинает вести себя соответственно положению. То же произошло и с новым королем.

Станислав-Август Понятовский. И.-Б. Лампи-Старший

Он остался таким же слабовольным, был робко-почтителен по отношению к русской благодетельнице, но при этом честно пытался укрепить свое захиревшее королевство. Станислав начал приводить в порядок финансовую систему, модернизировать королевскую армию, а самое главное – покусился на право «свободного вето», источник всех государственных бед.

В 1767 году был сделан первый шаг, совершенно необходимый для нормального управления казенными расходами: король предложил сейму принимать решения по бюджету большинством голосов. Если бы проект был принят, это совершенно изменило бы состояние польских дел.

Возрождение Польши, однако, не входило в планы Петербурга. Встревожило оно и другого соседа, Пруссию. Союзник Фридрих писал Екатерине: «Если ваше величество согласитесь на эту перемену, то можете раскаяться, и Польша может сделаться государством, опасным для своих соседей, тогда как, поддерживая старые законы государства, которые вы гарантировали, у вас всегда будет средство производить перемены, когда вы найдете это нужным».

К этому времени у русского правительства созрел собственный «проект» решения польской проблемы: забрать себе все земли, где обитает православное население, то есть вторую половину Украины и Белоруссию. Это пытался сделать еще Алексей Михайлович сто с лишним лет назад, да не хватило сил. Теперь же ничто не могло помешать «процессу объединения братских народов» (как это потом будет называться в советских учебниках). Сама Польша сопротивляться не имела сил, а с Пруссией и Австрией можно было договориться.

План этот осуществлялся постепенно на протяжении почти трех десятилетий, причем экспансионистские аппетиты все время росли. Такова уж природа военных империй: они расширяются, пока есть возможность расширяться.

Покорение Польши – одна из самых неприятных страниц в истории Российского государства. Другие участники, Пруссия и Австрия, тоже вели себя отвратительно, но первую скрипку все время играл Петербург.

Ученица Вольтера и Дидро, в то время еще даже не успевшая разочароваться в великих и гуманных принципах, проявляла в польских делах невероятное бесстыдство и цинизм, при этом все время прикрываясь высокими словами. Екатерина объявила себя защитницей старинных польских вольностей, на которые якобы покушается королевский проект. «Ничего нового» – так ничего нового.

В качестве аргументации вмешательства во внутренние дела другой страны «по соседству» звучало не очень убедительно, и российское правительство придумало более веское основание: защита веротерпимости. Почему это в Польше всем заправляют католики? Разве нет в королевстве христиан иных вероисповеданий – протестантов и, между прочим, православных, интересы которых русская государыня просто обязана защищать? (То, что подавляющее большинство польских православных, четыре с половиной миллиона человек, к этому времени принадлежали к униатской, то есть греко-католической церкви, замалчивалось). «Диссидентский вопрос», как это называлось, стал мощным рычагом разрушения польского государства.

На сейме 1767 года король послушно отказался от своей реформы, а делегаты постановили уравнять «диссидентов» в правах с католиками. Были и сопротивляющиеся, но с ними Репнин поступил попросту: арестовал и отправил в Россию, то есть повел себя, как губернатор колонии. Однажды он обратился к протестующим делегатам со словами: «Перестаньте кричать! А будете продолжать шуметь, то я тоже заведу шум, и мой шум будет сильнее вашего».

Эта наглость, кажется, была частью заранее обдуманной стратегии: спровоцировать взрыв возмущения. Вскоре это и произошло. Часть оскорбленного шляхетства вполне ожидаемо собрала собственный съезд (конфедерацию) и объявила о своем неповиновении. Началось антиправительственное восстание, участники которого назвали себя «конфедератами», а свой союз – «Барской конфедерацией» по названию городка Бар.

После этого было нетрудно устроить так, чтобы пророссийские члены Сената попросили Екатерину помочь с «укрощением мятежников». Весной 1768 года в страну вошли новые русские полки и быстро рассеяли конфедератские отряды, причем Краков пришлось брать штурмом, а Люблин даже спалить. Однако волнения не стихали, а растекались всё шире. К тому же чрезмерная активность русских привела к осложнению, на которое они не рассчитывали.

Как мы уже знаем, забеспокоилась Турция, подзуживаемая французскими дипломатами, и под предлогом нарушения Прутских договоренностей (о невмешательстве в польские дела) объявила России войну. Расчет был на то, что, держа столько войск в Польше, русские не смогут полноценно воевать в Причерноморье.

Новый поворот событий немедленно оживил сопротивление конфедератов, а заодно осмелел король Станислав. Возможно, Екатерине пришлось бы дать задний ход, но ей на помощь пришли Пруссия и Австрия, которым тоже хотелось поживиться за счет Речи Посполитой.

В 1770 и 1771 годах между тремя державами шла ожесточенная торговля, кому что достанется. Договорились только в июле 1772 года, подписав между собой секретные конвенции.

Польша сокращалась почти наполовину. России достались Белоруссия и часть польской Прибалтики с населением в 1,3 миллиона человек. Пруссии – не столь обширные и населенные, но куда более прибыльные области на севере. А больше всех нажилась Австрия, которая заняла богатые южнопольские регионы, где обитало более двух с половиной миллионов жителей.