Австрийский император Иосиф, человек умный и проницательный, быстро раскусил, как надо вести себя с русской царицей. Он говорил: «Надо ее пощекотать: ее божество – тщеславие; необыкновенное счастье и утрированное поклонение Европы избаловали ее». Так он и поступал во время встреч с Екатериной, и совершенно ее очаровал, добившись многих важных уступок, то есть превосходно проманипулировал опытной манипуляторшей. Тем же нехитрым способом – ловкой лестью, восхищенным почтением, демонстративным обожанием – завоевывали расположение и покровительство императрицы вечно окружавшие ее придворные ловкачи. Екатерина ценила истинные заслуги, но сердце ее принадлежало тем, кто умел ей понравиться, и чаще всего это оказывались персонажи малополезные.
Желание окружать себя приятными, но никчемными людьми было серьезной слабостью великой императрицы. Проблема заключалась не в любвеобильности Екатерины, а в том, что, влюбляясь, она превращалась из царицы в обычную женщину, что по-человечески, возможно, и симпатично, но для государства выходило и накладно, и вредно. В следующей главе мы увидим, как немного толковых людей было среди екатерининских фаворитов (собственно, только один), так что брюзга Щербатов прав: «Ее пороки суть: любострастна, и совсем вверяющаяся своим любимцам… можно сказать, что каждый любовник, хотя уже и коротко их время было, каким-нибудь пороком за взятые миллионы одолжил Россию».
Упреки в чрезмерной расточительности, обычно предъявляемые Екатерине, не вполне справедливы. В своих личных расходах императрица была довольно умеренна и тратила на себя гораздо меньше денег, чем Елизавета или Анна. Сравнивая два первых двора тогдашней Европы, петербургский и версальский, К. Валишевский пишет, что русскую монархиню обслуживал штат всего из 36 придворных, а в свите французского короля насчитывалось около четырех тысяч человек; что содержание двора в самые пышные времена этого царствования стоило России примерно три миллиона рублей ежегодно, а Франции король обходился в двенадцать раз дороже. И все же «любострастие» Екатерины было для страны тяжелым бременем. В книге французского дипломата и путешественника маркиза Кастерá, вышедшей сразу после смерти русской царицы, утверждалось, что в общей сложности она израсходовала на фаворитов девяносто два с половиной миллиона рублей! Про точную сумму можно спорить, но хуже другое: царица еще и награждала этих красавцев, средь которых попадались абсолютно никчемные личности, высокими государственными должностями.
Всё это относится к категории человеческих слабостей, но репутация Екатерины запятнана и преступлениями. Несмотря на добродушие и природную нежестокость, эта правительница совершила несколько отвратительных злодейств.
Когда Екатерина чувствовала себя в опасности, когда что-то угрожало ее власти, императрица не останавливалась ни перед чем. Во-первых, на ее совести смерть несчастного Петра Федоровича. Хоть Екатерина напрямую и не приказывала умертвить мужа, но то, что начальником караула при свергнутом императоре она назначила страшного человека Алексея Орлова, было равносильно лицензии на убийство. О том, что Орлов правильно понял смысл задания, свидетельствуют высокие награды, которыми Екатерина удостоила исполнителя: из сержантов он был пожалован сразу в генералы.
Другим зловещим эпизодом царствования был трагический конец бедного Иоанна VI, венценосного младенца, лишившегося короны в 1741 году. Жизнь этого ни в чем не повинного страдальца была настоящим кошмаром. При Елизавете его изолировали от семьи и держали в Шлиссельбургской крепости, под крепким караулом и в строжайшей изоляции. Из живых людей он видел только приставленных к нему двух офицеров. Мальчика ничему не учили, с ним почти не разговаривали, и он вырос совершенным идиотом: целыми днями ходил взад-вперед по камере, сам с собой разговаривал, хохотал. Охранники со скуки над ним издевались. Петр III, кажется, жалел сумасшедшего и собирался его освободить, но успел лишь назначить более гуманных охранников.
Петр был законным государем и мог позволить себе великодушие. Для Екатерины же с ее сомнительным статусом узник представлял нешуточную угрозу. Известно, что вскоре после переворота она посетила Иоанна в темнице, не обнаружила в нем «разума и смысла человеческого», и все же на следующий день распорядилась вернуть прежних суровых приставов, причем выдала им недвусмысленную инструкцию: «Буде же так оная сильна будет рука, что спастись не можно, то и арестанта умертвить, а живого никому его в руки не отдавать». Это опять была лицензия на убийство, и тоже реализованная.
Недоброжелателям Екатерины из числа вельмож (а только они могли представлять опасность для новой царицы) было хорошо известно состояние Иоанна, и никому из них не пришло бы в голову устраивать переворот в пользу безумца. Но в среде рядового офицерства знали лишь, что в Шлиссельбурге держат низложенного императора. Эти слухи будоражили воображение отчаянных голов. Предыдущие перевороты доказали, что в России захватить власть нетрудно – нужны лишь смелость да удача. И в конце концов, два младших офицера, поручик Аполлон Ушаков и подпоручик Василий Мирович составили дерзкий план: освободить Иоанна, посадить его на престол и тем самым вознестись не хуже Орловых. Идея возникла из-за того, что Мировича время от времени назначали в шлиссельбургскую стражу, так что внутренний распорядок крепости ему был известен.
Замысел был бесшабашен и прост. Когда Мирович заступит на дежурство, Ушаков приплывет в Шлиссельбург под видом курьера и привезет фальшивый манифест о возвращении Иоанна на престол, после чего Мирович прикажет своим солдатам разломать двери тюрьмы, а дальше все как-нибудь само собой устроится.
Смерть Иоанна VI. И. Творожников
Разумеется, затея была совершенно дурацкая и ничего бы из нее не вышло, даже если удалось бы Иоанна освободить. Два безвестных, ни с кем не связанных субалтерна поддержки ни от кого не получили бы. К тому же один из заговорщиков, Ушаков, накануне дела утонул. Но второго это не остановило. Нехватку ума Мирович с лихвой компенсировал смелостью.
Ночью 5 июля 1764 года он выстроил солдат и попросту приказал им идти на приступ тюрьмы, чтобы вызволить законного государя. Комендант попробовал вмешаться – получил от подпоручика удар прикладом по голове. Привычные к дисциплине солдаты кинулись к тюрьме. Караульные стали отстреливаться, но сложили оружие, когда предприимчивый поручик прикатил к воротам пушку. Однако, войдя в темницу, Мирович увидел, что Иоанн зарезан – приставы выполнили инструкцию Екатерины.
Поняв, что дело проиграно, Мирович сдался и после расследования, не обнаружившего никаких соучастников, был принародно обезглавлен. Так в России после двадцатилетнего перерыва восстановилась смертная казнь.
Убийцы Иоанна получили по 7000 рублей наградных и дали подписку о неразглашении, причем им предписывалось друг с другом не общаться и жить вдали от столиц.
Таким образом, мягкосердечная матушка-царица умертвила двух императоров – и, кажется, впоследствии не слишком терзалась по этому поводу. Страшнее был страх за корону, которая досталась Екатерине не по праву, а была украдена у мужа, у Иоанна, у сына. Тень собственного «самозванства» преследовала узурпаторшу, насылая все новые призраки. Всякий раз Екатерина реагировала с предельной жестокостью, не миндальничала. Во время восстания Пугачева, объявившего себя чудесно спасшимся Петром Федоровичем, карательные отряды Екатерины расправлялись с мятежниками, проявляя весьма непросвещенную жестокость, которую не одобрили бы Дидро с Вольтером.
Но даже и при отсутствии настоящей опасности, а всего лишь при опасении, что кто-то за границей может усомниться в легитимности ее царствования, Екатерина проявляла чрезвычайную нервозность, и тут уж было не до сантиментов. Я имею в виду знаменитый инцидент с «княжной Таракановой», когда владычица великой державы повела себя неадекватно ситуации и взяла еще один грех на душу.
