Дверь отворилась, и вошел Хайрам. Мы все повернулись к нему. Он проковылял немного вперед.
— Мистер Стил, — сказал он, — Кошкин Лик хотел бы, чтобы вы к нему пришли. Он желает вас видеть. Говорит, это важно…
Я встал.
— И я с тобой, — рванулась Райла.
— Спасибо, — ответил я. — Но лучше не надо. Мне следует самому разобраться, в чем там дело. Может, и ни в чем! Это не займет слишком много времени.
Но у меня было ужасное предчувствие, что в этом вызове кроется что-то действительно важное. Никогда раньше Лик за мной не посылал!
— Вы оставайтесь здесь, — сказал я, — а я сейчас…
Я пересек задний двор, обогнул курятник и увидел Лика на одной из яблонь. Я почувствовал, что он как бы подался вперед, ко мне. И когда он это сделал, мне снова показалось, что мы одни с ним на свете, что все остальные отринуты далеко, совсем отъединены от нас!
— Я рад, что ты пришел, — сказал он, — Я хотел с тобой увидеться перед тем, как уйти. Я хотел тебе сказать…
— Уйти! — вскричал я. — Лик, ты не можешь уйти! Только не сейчас! Зачем тебе понадобилось уходить?
— Я ничего не могу с этим поделать, — сказал Лик. — Я снова перерождаюсь. Я ведь говорил тебе, что и раньше я изменялся, там, на моей собственной планете, после моего начала…
— Но что это за изменение? — спросил я. — Что оно значит? Почему ты должен переродиться?
— Потому что иначе нельзя. Это нисходит на меня. И от меня не зависит…
— Лик, а ты сам хочешь этого?
— Думаю, что хочу. Я еще не спрашивал себя. Но все же я чувствую, что становлюсь от этого счастливым. Потому что я возвращаюсь домой.
— Домой? На ту планету, где ты родился?
— Нет. На планету штаба. Теперь она и есть мой дом. Эйза, ты знаешь, что мне кажется?
Меня била дрожь. Я вдруг ослабел. Я был разбит и ограблен.
— Нет, не знаю, — машинально ответил я ему.
— Мне кажется, что я становлюсь богом. Когда вернусь туда, то буду одним из них. Думаю, они появляются именно так. Развиваются из других форм жизни. Может быть, из моей формы, а может, и из других. Точно не знаю. Но, по-видимому, скоро буду знать. Я закончил свое ученичество. И стал взрослым…
Я провалился в пустоту, в огромную бездонную пропасть, и мою душу ранило не то, что я лишаюсь временных туннелей, которые мог бы построить Лик. Нет, невыносимей была мысль о том, что я лишаюсь самого Лика, и именно она создавала вокруг меня пустоту!
— Эйза, — произнес Лик, — Я возвращаюсь домой. Я на время потерял дорогу, но теперь я ее знаю и возвращаюсь домой!
Я ничего не ответил. Я не мог ответить ничего. Я сам был затерян в пустоте и не знал дороги домой…
— Мой друг, — сказал Лик. — Пожелай мне добра. Я должен это унести с собой!
И я сказал ему эти слова, они вырвались из меня так, словно это были кусочки моей живой плоти. Я хотел ему добра и должен был это сказать, но как больно мне стало от этого!
— Лик, я желаю тебе добра! От всего сердца, Лик! Мне очень будет тебя недоставать, Лик!
Он исчез. Я не видел, как он уходил, но почувствовал, что это произошло. Это все-таки стряслось. Пронесся холодный ветер ниоткуда, и черная пустота стала сереть, потом исчезла и эта серая муть, и я увидел себя под деревьями старого сада, поблизости от клумбы в углу курятника. Себя, уставившегося на опустевшую яблоню…
На землю опустились сумерки, и с их наступлением сразу же автоматически зажглись прожектора ограды, превратив все вокруг в ярко освещенное кошмарное видение, в котором взад и вперед вышагивали охранники, одетые в униформу. Но через несколько мгновений слепящий свет сменился снова благодатными сумерками, которые мне были так нужны!
Потом фонари вновь в меня вцепились, и я повернулся к административному зданию. Я боялся, что меня будет шатать из стороны в сторону, но этого почему-то не происходило. Я шел напряженно и прямо, как заводная игрушка.
Хайрама видно не было, а Баузер, скорее всего, был занят каким-либо сурком, хотя для сурков время было уже позднее. Они после захода солнца сразу зарываются в свои норы…
Я прошагал в дверь офиса. При виде меня все прекратили разговоры и уставились на мое помертвевшее лицо.
— Ну? — спросила Райла.
— Лик ушел, — сказал я.
Бен рывком вскочил на ноги.
— Как ушел? — заорал он. — Куда ушел?
— Он ушел домой, — ответил я. — К себе домой. Он прислал за мной, чтобы попрощаться. Это было все, что он хотел. Просто попрощаться.
— И ты не смог его остановить?
— Остановить его не было никакой возможности, Бен. Он вырос, понимаешь ли… Он закончил свое ученичество…
— Одну минуточку, — вмешался Кортни, пытавшийся сохранять спокойствие, — Но он же вернется, не так ли?
— Нет, не так, — произнес я, — Он переродился. Он стал чем-то иным…
Бен стукнул кулаком по столу.
— Ну что за низкий, проклятый удар! И в какой момент он нас бросил? Скажу вам, где он нас оставил — у разбитого корыта!
— Не спешите с выводами, — возразил Кортни. — Давайте не делать поспешных заключений. И давайте не опускать рук. Ведь не все же потеряно, ведь наверняка что-то осталось? И мы можем еще кое-что предпринять…
— Что вы там такое болтаете? Вы со своим адвокатским умничаньем…
— Мы можем еще спасти то, что имеем, — невозмутимо ответил Кортни, — Контракт с «Сафари» и кругленькую сумму в миллион баксов в год…
— Но ведь миоцен… Как же быть с миоценом?
— Не с миоценом, Бен. С Мастодонией.
Но тут закричала Райла:
— Только не с Мастодонией! Я не пущу их в Мастодонию! Они вконец ее загадят! Мастодония принадлежит нам с Эйзой!
— С учетом отбытия Кошачьего Лика и отсутствия дополнительных временных туннелей, — резко и холодно заявил Кортни, — вы вынуждены будете пустить их в Мастодонию. Или вы лишитесь всего!
Он обратился ко мне:
— Так вы твердо знаете, что Кошачий Лик отбыл и больше не вернется?
— Уверен в этом.
— И новых временных туннелей не будет?
— Нет, — ответил я, — Не будет. Новых не будет.
— Вы настаиваете на этом?
— Абсолютно. Какого дьявола я бы стал вам врать? Вы что, думаете, что это шутка, розыгрыш? Говорю вам, это не шутка! Но скажу вам еще кое-что. Вы никого не пошлете в Мастодонию! Я уже вам это объяснял как-то. Во времена Мастодонии человек уже существовал. Он охотился на мастодонтов в Испании, мастерил кремневые орудия во Франции…
— Ты рехнулся, что ли? — завопил Бен. — Собираешься похерить и то малое, что мы имеем?
— Да, ей-богу, собираюсь! — крикнул я в ответ. — Я собираюсь это все похерить! Послать к черту вместе с кругленькими двумя миллионами! Послать к черту вместе с правительством и этими повстанцами!
— И вместе с нами? — спросил Кортни вежливо, даже слишком вежливо.
— Да! — ответил я. — Послать к черту вместе с вами. Пустив эти банды в Мастодонию, мы можем разрушить все, что имеем сейчас, все, что имеет сейчас человечество!..
— А вы знаете, он ведь прав, — мягко вмешалась Райла. — Он прав в исходных соображениях, а я права в последующих. Мастодония принадлежит нам, и никто больше ею владеть не сможет. И к тому же ясно одно: мы-то сами ее не загрязним! И есть еще кое-что…
Я не стал дослушивать, что там есть еще. Повернулся и пошел к двери. Пересек холл, едва понимая, куда несут меня ноги, вышел наружу и оказался у ворот.
— Пропустите меня, — сказал я охраннику, и он дал мне выйти.
Я ничего толком не соображал. Уйти куда-нибудь, вот все, чего мне хотелось.
Потому что я понял — как бы мы с Райлой ни возражали, мы все равно потерпели крах. Под давлением того, что сейчас нам грозило, нас заставят впустить эти орды в нашу Мастодонию!
И больше всего меня убивало то, что Бен и Кортни окажутся на стороне тех, кто станет на нас давить!
Я дошел до автостоянки и огляделся. Там, поодаль, окаймленная яркими пятнами света, высилась ограда. Я ее ни разу не видел снаружи, если не считать дня моего возвращения из Европы. Но тогда было так много отвлекающего вокруг — толпы народа, забитая до отказа стоянка, лотки с сосисками, продавец шаров, — что я почти и не увидел самой ограды.
