— Джей, — перебил его Гаррисон, — короче. Ты о чем?
— О многом, — сказал Джей. — Но самое главное, что меня занимает, — время. Они должны были лететь очень долго. Физики утверждают, что ни одно тело не может двигаться со скоростью, большей скорости света, и, скорее, всего, не может к ней даже приблизиться. А это значит, что наши пришельцы летели к нам много тысяч лет. Пока они добрались до Земли…
— Чтобы решиться на такое путешествие, они должны были попасть в отчаянное положение, — сказала Кэти. — Что-то должно было заставить их броситься в космос на поиски другой планеты, хотя они не знали, где ее искать, а может быть, и вообще не надеялись найти. Но им нужна была целлюлоза, чтобы кормить малышей. Не будет целлюлозы — не будет потомства. Они стояли перед угрозой вымирания.
— Вы выступаете, как защитник на процессе, — пошутил Лэтроп.
— Может быть, она права, — сказал Джей. — Сценарий, который она набросала, может оказаться близким к истине. Быть может, им пришлось исследовать несколько звездных систем, прежде чем они нашли такую, где есть планета, которая их устраивает. И если это так, то наши пришельцы — раса долгожителей. Они живут невероятно долго.
— Ты говорил, что надо развивать тему, — обратился Гаррисон к Лэтропу. — Кэти и Джей подали идею, которая может лечь в основу такой статьи. Может, пусть сами и напишут?
Лэтроп пожал плечами.
— Не вижу смысла. Это же сплошная теория, никаких фактов. Будет отдавать сенсационностью.
— Согласен, — сказал Гаррисон. — Но то же самое можно сказать обо всем, что мы могли бы написать. Все было бы основано исключительно на предположениях. У нас нет ничего, на что можно опереться. Поэтому самое лучшее — писать только о том, что можно увидеть. Если мы начнем теоретизировать, то сразу обнаружим, что наши теории не к чему привязать. Мы не можем претендовать на понимание происходящего, поскольку имеем дело с формой жизни, настолько не похожей на нашу, что у нас нет никакой основы для понимания. Кэти уверена, что пришельцам пришлось искать такое место, где они смогут выкармливать малышей. Вполне логично — но с нашей точки зрения. А какова точка зрения самих пришельцев? Может быть, их концепции не имеют ничего общего с нашими. Их интеллект, их мировоззрение, их стиль жизни — если позволить себе использовать эти термины — могут быть совершенно непостижимы для нас. Скорее всего, так оно и есть.
— Возможно, ты прав, — сказал Лэтроп, — Единственное, чего я хочу, — чтобы все мы были осмотрительны. Мы не можем позволить себе ни капли сенсационности. Кстати, Мэтьюс из вашингтонского бюро сегодня утром сказал мне, что ходят слухи о каком-то эксперименте, который военные якобы проводили с одним из пришельцев. Что-то с оружием. Есть что-нибудь об этом? Хоть что-нибудь?
Гаррисон покачал головой.
— Мэттьюс звонил полчаса назад. Сегодня этот вопрос был задан на брифинге в Белом доме, и Портер ответил, что ничего не знает.
— Ему можно верить?
— Трудно сказать. До сих пор казалось, что он честен. Говорят, что в Белом доме идет отчаянная война: Портер настаивает, чтобы вся информация о пришельцах была открыта, но несколько человек требуют ее придержать. Если эксперимент с оружием был, то проводили его военные. Не исключено, что результаты будут засекречены. Поэтому Портер вынужден молчать.
— А что еще?
— Не много. Ничего, кроме обычных новостей о пришельцах. Несколько дней назад один появился на ферме в Восточной Айове и начал летать взад-вперед над свежевспаханным полем, словно засеивал его. Потом уселся рядом на лугу и теперь никого к полю не подпускает. Отгоняет всех, кто пытается подойти. Похоже, это наш старый приятель.
— Что вы имеете в виду? Какой приятель?
— На нем номер зеленой краской: сто один.
Кэти вздрогнула и выпрямилась в кресле.
— Так это же она, та, что первой прилетела в Лоун-Пайн! Один из наблюдателей написал на ней номер. Это у нее родились малыши.
— Она?
— Ну детишки-то были, верно? Не «он» же их рожал! Так что в моей книжке это «она». Но как я пропустила этот материал?
— Его не было в газете, — сказал Гаррисон. — Завалялся и попал в мусорную корзину, а я нашел и вытащил. Сегодня вечером мы его дадим в набор. Не знаю, как это случилось.
— Ну нельзя же допускать таких вещей! — возмутился Лэтроп. — Это же отличный материал, мы должны были его использовать…
— Все бывает, Эл. Не часто, но бывает. Это как раз такой случай. Но я вот подумал, не слетать ли Кэти в Айову. Ознакомиться с ситуацией. Быть может, пришелец ее запомнил.
— Но это же смешно, — возразил Лэтроп. — Ни один из них ни разу не обратил внимания на людей.
— А откуда это известно? — спросил Гаррисон, — Конечно, ни один не подошел и не поздоровался, но это вовсе не значит, что они не замечают людей. Кэти провела в Лоун-Пайне несколько дней, так что…
— Ну а если «сто первый» ее запомнил, что толку? Едва ли у него можно взять интервью. Нет никакой возможности получить от них информацию. Никакой.
— Я знаю, — сказал завредакцией репортажа, — Но у меня предчувствие. Я думаю, что идея неплохая.
— Ну что ж, давайте. Репортаж — ваша епархия. Если у вас предчувствие…
Дверь распахнулась, и в кабинет ворвался Джим Гоулд.
— Джонни! — закричал он. — Фрэнк Нортон на проводе! Стиффи Грант только что нашел мертвого.
— Какого мертвого?
— Мертвого пришельца.
Глава 32
Вашингтон, федеральный округ Колумбия
Портер взял трубку.
— Дейв, — сказал президент, — ты можешь ко мне зайти? Я хочу, чтобы ты тоже послушал
— Сию минуту, — ответил Портер.
Он положил трубку и поднялся с кресла. Маршия Лэнгли, его помощница, подняла голову от стола и вопросительно взглянула на шефа.
— Не знаю, — сказал Портер, — Скорее всего, какая-нибудь неприятность.
Войдя в приемную, он показал на дверь президентского кабинета.
— Кто там у него?
— Генерал Уайтсайд, — ответила Грейс.
— Только Уайтсайд?
— Только Уайтсайд. Пару минут назад зашел.
Портер постучался и открыл дверь. Президент стоял, опершись на угол стола, Уайтсайд сидел в кресле у стены.
— Заходи, Дейв, — сказал президент. — Тащи сюда кресло. У генерала чрезвычайно интересные новости для нас.
— Благодарю вас, сэр.
— Президент обошел стол и уселся за него.
— Я слышал, тебе сегодня трудно пришлось с прессой, — обратился он к Портеру.
— Они хотели узнать об эксперименте с оружием. Я сказал, что ничего об этом не знаю.
Президент кивнул.
— Правильно. И как у тебя прошла эта ложь во спасение? Совесть не мучает?
— Сэр, — сказал Портер, — говорить можно и нужно почти обо всем. Но я полагал, что эксперимент в любом случае секретен, даже если речь не идет о безопасности страны…
— Хорошо, что вы об этом подумали, — буркнул Уайтсайд.
— Ну а раз так, я решил, что сказать об этом можно будет не скоро.
— Потому я тебя и позвал, — сказал президент. — Я тебя уважаю и не хочу, чтобы тебе приходилось работать в вакууме. Когда ты услышишь, что расскажет Генри, у тебя не останется возражений относительно секретности этой информации.
Он повернулся к Уайтсайду.
— Генри, вы не откажетесь рассказать еще раз?
Генерал устроился в кресле поудобнее и начал:
— Я думаю, вы оба знаете, в чем состоял эксперимент. Мы установили ружье тридцатого калибра и снимали траекторию пули, тысячи кадров в секунду.
— Да, знаем, — кивнул президент.
— Это было невероятно, — сказал Уайтсайд.
— О'кей, Генри. Продолжайте.
— Когда пуля ударилась в пришельца, шкура его вогнулась. Но пуля ее не пробила. Только ямку сделала. Как кулаком стукнуть в подушку. Как пальцем щеку надавить. Почти в тот же момент ямка выровнялась, и в том месте, где она была, возник ослепительный луч. Он попал в ружье и расплавил его. Забавно, что сама пуля назад не полетела, а отскочила, как мячик от стенки, и упала. Мы потом нашли ее на земле.