Вернувшись на стоянку, мы упаковали вещи, а также спрятали в расщелине ту часть припасов, которую невозможно было унести с собой. Мы старательно укрыли наш тайник ветками, но меня не оставляло ощущение, что такие меры предосторожности ничем не оправданы: тропа давно заброшена, и мы первые, кто идет по ней за последние сто лет…

День уже был на исходе, когда мы тронулись. Никто не хотел оставаться здесь ни минуты. Мы бежали подальше от этого проклятого места, чувствуя к тому же, что время не терпит.

На следующий день Хух наткнулся на кентавров.

Мы еще шли по всхолмленной местности, и казалось, будем идти вечно. Тук и я были нагружены тяжелыми тюками, а тропа то взбегала вверх, то ныряла.

Хух все время держался впереди. Видеть его мы могли лишь в те минуты, когда он задерживался на каком-нибудь возвышении, чтобы убедиться в нашей невредимости.

Незадолго до полудня мы заметили, что Хух разворачивается и спешит по тропе к нам. Обрадованный возможностью передохнуть, я тут же сбросил с себя ношу и остановился, поджидая его. Сара последовала моему примеру. Тук же хотя и остановился, но груз с плеч не снял. Согнувшись, он уставился в землю. После того как мы лишились лошадок, этот человек безвыходно погрузился в себя и почти не реагировал на внешние раздражители.

Скатившись к нам по тропе, Хух остановился.

— Лошадки, — прогудел он. — Их десять раз по десять. Они без качалок и с такими же, как у вас, лицами.

— Кентавры, — убежденно сказала Сара.

— Они играют, — продолжил Хух, — В низине. Играют в игру. Бьют по шару палками.

— Кентавры, играющие в поло! — радостно вскрикнула Сара, — Что может быть восхитительней!

Она подняла руку, чтобы отбросить со лба непокорный локон, и я вспомнил ту красотку, которая встретила меня в холле старинного дома, на далекой Земле — задолго до того, как пыль и усталость приглушили ее красоту…

— Как я понимаю, — сказал Хух, — вы их ищете. Рад был помочь.

— Спасибо тебе! — воскликнула она.

Я снова взвалил на спину тюк и сказал:

— Веди нас туда.

— Вы полагаете, капитан, что черепная коробка Роско по-прежнему находится у них? И они не потеряли ее, не разбили, не использовали каким-то образом? — недоверчиво спросила Сара.

— Вот поговорим с ними — и выясним.

— А как насчет памяти? — продолжала любопытствовать она. — Если мы добудем эту коробку и вставим в его голову, вспомнит ли он все, что было с ним раньше?

— Все, что он когда-либо знал, зафиксировано в мозге, — сказал я. — Роботы в отличие от людей не забывают ничего.

Была, конечно, вероятность, что на планете существует не одно племя кентавров и что обнаруженные Хухом игроки о мозге Роско даже не подозревают. Но об этом я предпочел не говорить… А еще они могли просто не отдать нам этот мозг, несмотря на то что пользы им от него — никакой…

Когда мы приблизились к вершине следующего холма, Хух сипло предупредил, что кентавры уже рядом.

Я не знаю почему, но мы тут же, не сговариваясь, пригнулись и лишь затем осторожно двинулись дальше.

Внизу лежало узкое, очень ровное песчаное пространство, покрытое хилой растительностью, а за ним начиналась красно-желтая пустыня.

Хух ошибся в своих расчетах: кентавров было там гораздо больше, чем десять раз по десять. Большинство их тесно окружало поле, которое было игровым лишь в силу того, что на нем в данный момент играли. Вообще же это был ровный кусочек пустыни с двумя рядами белых камней, служивших воротами.

Дюжина кентавров с длинными клюшками в руках яростно гоняли мяч. Туда-сюда. Это была крайне вульгарная, примитивнейшая версия благородной игры поло…

Вскоре матч завершился. Игроки легкой рысцой убежали с поля. Стали расходиться и болельщики.

За полем стояло несколько тентов — больших квадратов грязной ткани, поддерживаемых воткнутыми в землю палками. Кое-где между этими укрытиями от солнца лежали кучи каких-то пакетов — вероятно, с имуществом племени. Кентавры шатались вокруг, изображая что-то вроде праздничного гулянья.

— Что предпримем? — спросила Сара. — Спустимся к ним?

— Не все, — сказал Тук, внезапно вышедший из транса. — Лишь один из нас.

— И этим одним конечно же будете вы? — спросил я полушутливо.

— Конечно, — подтвердил Тук со всей серьезностью. — Если кого-то должны убить, то я первый кандидат.

— По-моему, они вряд ли станут кого-то убивать, — сказала Сара.

— По-вашему, — заметил я.

— Давайте взглянем на вещи трезво, — изрек Тук своим гнусным тоном, за который его следовало бы хорошенько выпороть. — Из всех нас у меня наименьшие шансы быть убитым. Я выгляжу скромным, безобидным и немного тронутым. На мне коричневая сутана и вовсе не ботинки, а сандалии…

— Эта братия, — перебил я его, — понятия не имеет ни о коричневых сутанах, ни о сандалиях! Еще меньше их будет волновать, умный вы или дурак! И если они склонны убивать, то…

— Но почему вы так думаете? — возмутилась Сара. — Они могут оказаться вполне дружелюбными существами!

— Да? Вам кажется, что они дружелюбны?

— Вообще-то не кажется, но ведь нельзя судить лишь по внешнему виду… А Тук, кстати, может подействовать на них умиротворяюще. Ничего не зная о коричневых сутанах и сандалиях, они, возможно, разглядят в нем чистоту души и добрые намерения…

Это звучало так, будто она говорила не о Туке, которого я знал как облупленного, а о ком-то другом.

— Идти — мне, — твердо сказал я ей, — И давайте оставим эту бесполезную болтовню. Они просто размажут вашего Тука по земле!

— А с вами это, конечно, исключено!

— Чертовски верно замечено! Исключено! Потому что я умею обращаться с…

— Капитан, — тихо перебил меня Тук, — Почему вы никогда не прислушиваетесь к голосу разума? Почему все время лезете на рожон? Вам хочется быть первым, да? Хорошо. Но учтите следующие два момента. Они, возможно, не тронут меня именно потому, что я отличаюсь от вас. У них просто не будет того удовлетворения. Что за радость убить или покалечить жалкого и слабого? А я смогу выглядеть таковым… Во-вторых. Вы нужны больше, чем я. Если что-то стрясется со мной — это не будет иметь такого значения, как если прикончат вас.

Я уставился на него, ошеломленный такой откровенностью.

— Вы действительно имели в виду всю эту ерунду?

— А по-вашему, я бил на эффект? Будучи уверенным, что идти мне все равно не придется?

Я не ответил, потому что он был прав: именно так я и думал.

— Кто бы туда ни отправился, — сказала Сара, — он должен ехать на Пэйнте. Такие, как они, к всаднику отнесутся с гораздо большим уважением. И еще… На Пэйнте можно быстро убраться оттуда, если дела пойдут плохо…

— Майк! — взревел Хух. — В словах святого человека есть смысл!

— Ни черта! — огрызнулся я, — Платят за риск мне! И рисковать — тоже мне!

— Майк, — холодно сказала Сара. — Оставьте ваше ребячество. Кто-то должен спуститься туда, и этим кем-то могла бы быть даже я. Нас здесь трое. Хух — не в счет. Обсудим остальных.

— Вы думаете, это так просто? Спустился, поприветствовал — и все? Нужно еще выудить у них коробку! Тук может все испортить!

Мы пристально смотрели друг на друга.

— Ну хорошо, — буркнул я, — Бросим монетку. Согласны?

— У нее только две стороны.

— Вполне достаточно, Сара. Вы в этом не участвуете. Только Тук и я.

— Никаких монеток, — возразил Тук. — Идти — мне.

Сара снова посмотрела на меня.

— По-моему, мы должны согласиться с ним, капитан. Он хочет это сделать. Жаждет. И он справится.

— А как насчет заключения сделки?

— За эту коробку мы должны отдать все, что они попросят, — решительно сказал Тук.

— Вплоть до ружья, — добавила Сара.

— Ну уж нет! — возмутился я. — Ружье может понадобиться нам самим!

— Но коробка нам тоже нужна! — сказала Сара. — Без нее мы пропадем! Что касается моего ружья, то за все это время я выстрелила из него всего один раз и то безрезультатно!