— Мы ее затронули, потому что один из них остался, — пояснил глухоман, живший неподалеку от Декера, — и живет рядом с одним из органических существ — из тех, что создали металлический народец. Другие улетели, а он остался. Я много думал — почему? Может быть, его просто забыли тут. А может быть, оставили намеренно. Он ведь детеныш, совсем маленький.

Радужное облачко искристой пыли покачивалось в воздухе над резной спинкой стула, стоявшего около стола с мраморной крышкой.

— Вернулся, стало быть, — проговорил Теннисон мысленно.

— Пожалуйста! — сказал Шептун. — Ну пожалуйста.

— Нет, я не собираюсь уступать тебе, — отозвался Теннисон. — Но поговорить пора.

— Давай, — обрадовался Шептун. — Давай поговорим. Я с превеликой радостью расскажу тебе о себе. Больше никто — никто на свете не знает, что я и кто я.

— Ну, валяй рассказывай.

— Глухоманы называют меня пыльником, а Декер зовет Шептуном, а…

— Меня совершенно не интересует, кто тебя как называет. Ты давай выкладывай, что ты такое.

— Я — неустойчивый конгломерат молекул, все молекулы диссоциированы и составляют единое целое — меня. И каждая из молекул, может быть даже каждый атом меня, разумны. Я — уроженец этой планеты, хотя я не помню ее начала и не знаю конца. Не исключено, что я бессмертен, хотя я об этом никогда не задумывался. Хотя, скорее всего, так оно и есть. Меня, например, нельзя убить. Даже когда я весь рассеян, так сильно, что все атомы отстоят друг от друга на целую вечность, каждый из них хранит в себе меня целиком, содержит и чувства мои, и разум.

— Вот это да, — восхитился Теннисон. — Потрясающий ты парень! Бессмертный, разумный, вездесущий, и никто тебя пальцем тронуть не может. Все у тебя есть.

— Нет, не все. К сожалению, не все. У меня есть разум, и, как разумное существо, я стремлюсь к познанию, к знаниям. Но мне недостает инструмента для познания.

— Стало быть, ты ищешь этот инструмент?

— Слишком грубо сказано.

— Надо понимать, ты меня хочешь использовать как инструмент для познания? И что же тебе хочется узнать?

— Мне нужно узнать о Ватикане. О том, что за работу они проводят. Мне нужно попасть в те миры, которые отыскивают Слушатели. Я давно пытаюсь это сделать, но пока узнал мало, очень мало. Проникнуть в мыслительные процессы машин нет никакой возможности. Мне такой тип разума не подходит. Но и самые слабые мои попытки что-либо разузнать уже вызвали подозрения в Ватикане. Они думают, что кто-то шпионит за ними, но не знают, кто и зачем. Они хотят отыскать меня, но найти не могут. Даже не догадываются, наверное, что я существую.

— Так ты думаешь, что я мог бы тебе помочь? Ты уверен, что я захочу?

— Ты можешь мне помочь. В этом нет сомнений. Ты ведь имеешь возможность смотреть записи на кристаллах. Если бы ты позволил мне войти в твое сознание, то я мог бы посмотреть их вместе с тобой и тогда мы оба…

— Но, Шептун, почему именно я? Есть ведь, к примеру, Экайер.

— Я пытался. Но он меня не чувствует. Он не более восприимчив к моему присутствию, чем роботы. Он не понимает, что я рядом, даже не видит моего сияния. Декер видит сияние, и я могу с ним разговаривать. Но он не имеет возможности смотреть кристаллы, и в сознание к нему я войти не могу. Остаешься только ты, ну и кое-кто еще.

— Кто же?

— Та, которую ты зовешь Джилл.

— Ты уже говорил с ней?

— Нет, не говорил. Но, наверное, смог бы. Ее сознание тоже не закрыто для меня.

— Слушай, что я тебе скажу, Шептун, — строго сказал Теннисон, — Оставь Джилл в покое. Не смей ее трогать. Понял?

— Понял. Не буду ее трогать.

— Значит, ты хочешь смотреть кристаллы вместе со мной. Это все?

— Не все. Но это самое главное.

— А теперь скажи зачем. Зачем тебе смотреть кристаллы?

— Чтобы отыскать свою родню.

— Кого-кого? — удивился Теннисон, — Какая такая родня?

— Давным-давно, так давно, что границы времени теряются и расплываются, когда начинаешь об этом думать, я был маленькой частичкой, одной из многих частичек большого облака, состоящего из множества других пыльников, или других Шептунов, — как тебе больше нравится. Облако это состояло из множества мне подобных, и у него была судьба, и была цель. Эта цель — познание Вселенной.

— Ты мне зубы не заговаривай, — посоветовал Теннисон.

— Но это правда, чистая правда! Мне нет резона лгать тебе, ведь ты можешь уличить меня во лжи, и тогда я потеряю всякую надежду на сотрудничество с тобой.

— Да, верно. Врать тебе смысла нет, это точно. Ну и что стряслось с этим твоим облаком?

— Все ушли. Оставили меня одного, — ответил Шептун. — Почему, зачем — я не знаю. Знаю только, что они ушли изучать Вселенную. Долгие горькие часы я провел гадая, почему они покинули меня. Но даже оставшись один-одинешенек, я должен исполнять свое предназначение. Я обязан изучать Вселенную.

— Должен — значит должен. Валяй изучай. Я не возражаю.

— Смеешься? Не веришь мне?

— А с какой стати мне тебе верить? Ты рассказал мне, чего ты хочешь и как тебе нужна моя помощь. Но позволь спросить: мне-то что до этого? Что я с этого буду иметь, кроме твоего прекрасного общества?

— Ты тяжелый человек, Теннисон.

— Но не глупый. И никому не позволю использовать меня. Мне кажется, что тут должно быть что-то вроде сделки.

— Сделка? — обрадовался Шептун, — Да, конечно, сделка.

— Нормально… — покачал головой Теннисон, — Сделка с дьяволом.

— Кто из нас дьявол? Если я правильно понимаю суть этого понятия, то я — вовсе не он. И ты, как мне кажется, тоже.

— О'кей, значит, не с дьяволом.

— Я немного побродил в твоем сознании без разрешения. За что прошу простить меня.

— Ты прощен. Если действительно немного.

— Правда, правда, совсем недолго. Буквально несколько мгновений. В твоем сознании я успел заметить два мира. Осеннюю страну и математический мир. Который из них ты хотел бы посетить? Не просто увидеть, не просто посмотреть, а именно — посетить.

— Хочешь сказать, что можешь перенести меня туда? Что я могу попасть в эти миры?

— Да, со мной ты можешь попасть в эти миры. И лучше понять их, хотя в этом я не до конца уверен. Но ты обязательно сможешь увидеть их более ясно, лучше ощутить.

— Даже рай?

— Но ты не видел такого кристалла!

— Да, не видел, — согласился Теннисон.

— Ну как?

— Ты предлагаешь мне посетить один из миров и вернуться обратно?

— Конечно, и вернуться. Обязательно. Ты же никогда не уходишь туда, откуда нельзя вернуться.

— Значит, ты перенесешь меня…

— Нет. Мы пойдем вместе.

«Это невозможно, — подумал Теннисон, — Кошмар какой — то! Либо я снова сплю, либо этот пройдоха, жулик несчастный…»

— Это возможно, — возразил Шептун, — И я не жулик. Ты ведь думал о математическом мире? Ты его видел во сне. Он не дает тебе покоя.

— Я там ничего как следует не разглядел. Многое было скрыто от меня. Почти все. Но я понимал, что там что-то есть. Понимал, но не видел.

— Ну так пойдем со мной — и увидишь.

— И… пойму?

— Нет, я не уверен, что мы поймем. Но одна голова — хорошо, а две — лучше.

— Ты меня искушаешь, Шептун. Ох, искушаешь… Не рискую ли я с тобой, а?

— Никакого риска, уверяю тебя, друг! Можно я буду звать тебя другом?

— Другом! Пока рановато, Шептун. Зови лучше партнером. У партнеров тоже должно быть доверие друг к другу. Но если ты обманешь меня…

— Если я обману?

— Об этом узнает Декер, и ты лишишься единственного друга.

— С твоей стороны непорядочно угрожать, партнер.

— Возможно.

— Но ты стоишь на своем.

— Да, я стою на своем, — упрямо заявил Теннисон.

— Значит, ты не против того, чтобы отправиться вместе в математический мир?

— Да, но… нужно же посмотреть кристалл.

— Нет нужды. Все запечатлено у тебя в сознании.

— Да, но плохо, несовершенно. Я не видел всего. Многие детали отсутствуют.