— Не для меня, — сказал я, — Не для невежи, желающего получить несколько вразумительных ответов. Он говорит, что никто из попавших сюда не желает никуда уходить! Он говорит также, что его дни заполнены до предела! Так вот. Если нам суждено застрять здесь окончательно, я хотел бы узнать…

— Каждый, — мягко прервал меня Найт, — делает здесь то, к чему имеет склонность. И делает исключительно ради собственного удовлетворения. Других мотивов нет. Лишь радость, доставляемая хорошо сделанной работой. Нет никакого экономического или социального давления. Деньги, признание, слава — все это теряет здесь смысл. Твой судья — ты сам.

— И поэтому, значит, вы пишете?

— Я пишу, — ответил Найт.

— И что же такое вы пишете?

— То, что хочу. Я излагаю свои мысли, стараясь выразить их как можно точнее. Я пишу, и переписываю, и снова пишу. Мне хотелось бы запечатлеть весь опыт моей жизни и понять: что я за существо и почему я именно такой… Мне хотелось бы продолжить…

— Ну, и как успехи? — нетерпеливо спросил я.

Он кивнул на шкатулку:

— Все в ней. Все, что я пока успел. Работа отнимает достаточно много времени, но приносит несравненно больше наслаждения. Конечно, чтобы завершить этот труд — если только я успею его завершить, — понадобится не день и не два. Но ведь в моем распоряжении все существующее время?.. Тут у нас и рисуют, и сочиняют музыку, и исполняют ее, и занимаются такими вещами, о которых я и не подозревал прежде! Один из моих ближайших соседей, весьма необычное существо, разрабатывает невероятно сложную игру со множеством фигур и фишек, помещаемых на четырехмерную доску и…

— Перестаньте! — закричала Сара, — Вы не должны отчитываться перед нами!

Умолкнув, она испепелила меня взглядом.

— Ну почему же… — удивился Лоуренс Арлен Найт. — по — моему, это может представлять для вас определенный интерес… Здесь так много удивительного! И я прекрасно понимаю, сколько вопросов может возникнуть у только что прибывшего к нам…

— Майк, — сказал Хух.

— Тихо! — сердито прошептала Сара.

— Это трудно объять сразу, — продолжал Найт. — Очень трудно… Почти невозможно, например, уяснить себе даже то, что время здесь застыло и что — несмотря на регулярное появление и исчезновение света, благодаря которому мы получаем наши искусственные дни, — время неподвижно. «Вчера» едино с «сегодня» и «завтра». Мы погружены в неподвижный океан вечности, где исключена тирания минут и…

— Майк! — протрубил Хух, уже не сдерживаясь.

Я вскочил. Вслед за мной поднялась Сара. И едва мы это сделали, произошла странная перемена.

Мы стояли в грязной лачуге с дырявой крышей, кривыми стульями и треногим, прислоненным к стене столом, на котором среди раскиданных бумаг стоял деревянный ящик.

— Это за пределами человеческого сознания, — продолжал разглагольствовать Найт, — Это действительно за его пределами… Мне иногда кажется, что кто-то когда-то и каким-то образом увидел это место, проникся его смыслом и назвал небесами…

Он был стар. Он был невероятно стар. Он был омерзительным живым трупом с ввалившимися щеками и гнилыми зубами. Сквозь огромную дыру его негнущегося от грязи халата видны были ребра, выпирающие как у истощенного коня. Руки его стали когтистыми лапами. Борода слиплась от слюны. И только в полузакрытых глазах была странная, неуемная живость…

— Сара!! — закричал я испуганно, увидев ее все так же почтительно, благоговейно внимающей звукам, извергаемым грязной развалиной, скукожившейся на колченогом стуле.

— Сейчас, Майк, — бросив на меня недовольный взгляд, сказала она.

Я понял, что перед ней все тот же, прежний Найт! Что она ничего не заметила и все еще находится во власти дурмана, заманившего нас сюда, в эту ловушку!

Теперь я действовал очень быстро, почти не размышляя. Ударив Сару по челюсти, безжалостно и точно, я подхватил ее, уже падающую, и перекинул через плечо. Взглянув мельком на Найта, я увидел, что он отчаянно пытается слезть со своего стула, в то время как рот его продолжает выплевывать слова.

— В чем дело, друзья мои? Может быть, я невольно обидел вас? Так трудно порою понять нравы некоторых людей… Одно неловкое слово и…

Отвернувшись, я увидел на столе все тот же деревянный ящик и протянул к нему руку.

— Майк! — умоляюще прогудел Хух, — Мы не можем медлить! У нас даже нет времени для приличествующих случаю церемоний! Бежим отсюда с максимальным проворством!

И мы побежали с максимальным проворством.

Мы мчались без оглядки. И только перед тем, как нырнуть в каньон, ведший к воротам, я все же оглянулся…

Сара, уже пришедшая в себя, визжала и молотила меня кулаками по спине. Но я крепко держал ее одной рукой, другою сжимая все же захваченный ящик.

Когда мы выбрались из каньона, Роско и Пэйнт стояли в тех же позах, в которых были оставлены. Прислоненное к скале ружье Сары и мой меч со щитом тоже никуда не делись.

Я сбросил Сару на землю без всякого почтения. Получив столько ударов руками и ногами, я мог себе это позволить.

Бледная от гнева, она так и осталась сидеть. Рот ее открывался и закрывался, но ничего, кроме «ты! ты! ты!», из него не вылетало. Всегда защищенная денежками, она, вероятно, впервые испытала такое унижение.

Я стоял, тяжело дыша от этого бешеного бега и от побоев этой сумасшедшей, стоял и думал о том, что увидел, оглянувшись…

— Ты ударил меня! — сложила наконец слова оскорбленная Сара.

Сложила и выжидающе умолкла. А выжидать было нечего. Я не знал, что ответить, и у меня не было сил на ответ. Наверное, Сара надеялась, что я стану все отрицать, и тогда на меня можно будет накинуться не только как на хулигана, но и как на лжеца.

— Ты ударил меня! — закричала она опять.

— Ты чертовски права. Ударил, — сказал я, — Потому что ты кое-что не видела и стала бы спорить со мной… Оставаться там было нельзя.

— Мы нашли Лоуренса Арлена Найта! — вскочив, возопила Сара. — Мы обнаружили райское место! После долгого пути мы нашли то, что искали! И теперь…

— Вина лежит на мне, благородная леди, — сказал Хух. — Я уловил это краешком моего третьего «я» и показал Майку. Моих сил не хватило на то, чтобы это увидели и вы…

— Ах ты, грязная скотина! — возмутилась она и пнула Хуха ногой.

Удар пришелся в бок — Хух перевернулся и стал беспомощно сучить своими маленькими ножками.

Сара тут же упала перед ним на колени и заплакала:

— Прости меня! Мне стыдно! Мне очень жаль, что так получилось! — А затем поставила пострадавшего на нош.

— Майк! — жалобно воскликнула она, — О Майк?.. Что же такое произошло с нами?

— Надули нас, вот что, — сказал я, — Других объяснений быть не может. Околдовали.

— Добрейшая! — воскликнул Хух, — Я не в обиде на вас! Такой реакции мне следовало ожидать!

— Видать, кидать, не дать, рыдать, — добавил Роско.

— Заткнись! — крикнул ему Пэйнт, — Свихнуться можно от твоей тарабарщины!

— Это была иллюзия, — сказал я Саре. — Там нет никаких мраморных вилл — одни лишь грязные лачуги. И ручей, который виделся нам прозрачным, на самом деле засорен отбросами. От него поднимается непереносимая вонь. А Лоуренс Арлен Найт — если это действительно он — имеет вид покойника, оживленного неизвестно каким способом…

— Нас совсем не оберегают здесь, — сказал Хух.

— Мы нарушители границы! Мы не должны улететь с этой планеты, потому что иначе расскажем о ней другим! Это же гигантская мухоловка! Как только мы оказались поблизости, она заманила нас своим сигналом! А потом нам подкинули другую мухоловку, поменьше, использовав нашу склонность к серьезному восприятию мифов.

— Но ведь Найт, — сказала Сара, — преследовал свой миф еще там, в пределах Галактики!

— Как и мы! Как и те гуманоиды, чьи кости лежат в овраге! Видишь ли, в ловушках для насекомых иногда используются запахи, имеющие почти неограниченный радиус действия. Здесь же вместо запахов — легенды.