Солнце поднималось все выше, в воздухе словно разливалась дремота. Данкен сообразил вдруг, что клюет носом и, того гляди, заснет. Он выпрямился, постарался сосредоточиться, а мгновение спустя вновь уронил голову на грудь. У него болели все до единой косточки, ссадины от веревки на запястьях по-прежнему кровоточили, в желудке урчало от голода; что самое главное, юношу неудержимо клонило ко сну. Если он заснет, то сон, возможно, притупит боль и муки голода. Но нет, спать нельзя. Сейчас не время спать.

Конрад приподнялся с камня, на котором сидел, сделал полшага вперед, не сводя взгляда с леса, и сказал:

— Вон она.

Данкен заставил себя встать. Эндрю не пошевелился: он крепко спал, согнувшись чуть ли не пополам и крепко вцепившись руками в посох. Данкен посмотрел в ту сторону, куда глядел Конрад, и различил среди деревьев сгорбленную фигурку Мэг. Ведьма неожиданно пошатнулась, упала, однако кое-как поднялась и едва ли не на четвереньках двинулась вверх по склону. Конрад бросился ей навстречу, подхватил на руки, взбежал на вершину и положил старуху к ногам Данкена. Мэг попыталась сесть, но не смогла, и тогда Конрад сам усадил ее, прислонив спиной к камню. Старуха оглядела мужчин и шумно втянула в себя воздух.

— Мертвы, — выдавила она.

— Мертвы? — переспросил Данкен. — Люди Потрошителя?

— Все до последнего, — подтвердила Мэг, — Лежат на песке.

— Все?

— Ну да. Живых я не нашла.

Задувавший над болотом ветер трепал лохмотья на мертвых телах, устилавших полоску сухой земли на краю трясины. Среди трупов — там были не только люди, но и несколько безволосых тварей — важно расхаживали большие черные птицы; кроме них над полем брани кружили другие — крохотные лесные птахи, которые то клевали еще не остывших мертвецов, то принимались пить кровь, растекшуюся по земле многочисленными лужицами. Люди лежали друг подле друга, как будто они погибли, собравшись вместе, чтобы отразить нападение с трех сторон; бежать им было некуда, ибо позади находилось болото. Повсюду валялись переметные сумы, мешки, кухонная утварь, одеяла, кружки, оружие и одежда. От костра поднимался к небу тонкий дымок. Поодаль стояли, понурив головы, пять или шесть лошадей; остальные, должно быть, разбежались. Рядом с грудой хвороста виднелись сложенные в кучу седла и попоны.

Обогнув заросли ивняка, Данкен замер, словно налетел на невидимую стену. Спутники последовали его примеру. Он смотрел на залитую кровью землю и чувствовал во рту привкус желчи; к горлу комом подкатила тошнота. Данкен судорожно сглотнул, надеясь, что это поможет справиться с тошнотой. Разумеется, дома, в Стэндиш-Хаусе, ему доводилось читать красочные и весьма подробные описания сражений, однако он впервые увидел собственными глазами последствия кровавой резни.

Как ни странно, гибель бандитов сильно взволновала юношу. Он не испытывал подобных ощущений ни при стычке с безволосыми, ни во время схватки с оборотнями. Да что там говорить: не так давно он раскроил череп беспечному Робину и ни на миг не усомнился в том, что поступает правильно. Почему же у него так горько на душе? Какое ему дело до головорезов Потрошителя? Пли причина в том, что здесь погиб не один человек, а много, целая шайка? Ну и что? Ведь полегли те, кто угрожал ему и его товарищам жестокими пытками. Данкен попробовал убедить себя, что рад такому исходу, поскольку отныне может не опасаться мясника Гарольда, но быстро ощутил тщетность своих потуг.

Ему уже приходилось видеть мертвых людей. Данкену было лет десять или около того, когда старый Уэллс привел его в палату, в которой умирал его дед. Там собрались все члены семьи, но мальчик различал только ястребиный профиль старика, лежавшего на широкой кровати, по углам которой горели четыре высокие восковые свечи; их дрожащий, неверный свет не мог разогнать мрак приближающейся смерти. Рядом с кроватью стоял его милость архиепископ, облаченный в наряд, который приличествовал столь печальному случаю. Он бормотал латинские молитвы, призванные утешить умирающего и облегчить его страдания. Маленький Данкен не замечал никого вокруг, он видел одного лишь деда, лицо которого и на смертном одре хранило привычное непреклонное выражение. Впрочем, невольно чудилось, что это — всего-навсего маска, оболочка, шелуха, под которой пустота.

— Милорд, — проговорил Конрад, трогая Данкена за локоть.

— А? — Юноша недоуменно огляделся по сторонам. — Извини, Конрад, я вспомнил детство.

Они медленно двинулись вперед. При их приближении огромные черные стервятники негодующе загомонили, распростерли громадные крылья и нехотя поднялись в воздух. Чуть погодя, убедившись, что люди не намерены останавливаться, вспорхнули со своих мест птицы поменьше. Мертвецы равнодушно взирали на переполох пустыми глазницами: прожорливые пернатые первым делом выклевали глаза.

— Надо отыскать то, что они у нас забрали, — сказал Конрад. — Ваш меч, милорд, амулет, на который вы так полагаетесь, седло Дэниела, наши одеяла и провизию. Теперь Потрошитель нам не страшен.

Данкен остался стоять, где стоял, а Конрад направился в обход мертвецов. Мэг шарила по земле, удивительно напоминая порой одного из улетевших стервятников. Эндрю застыл как вкопанный в стороне, опираясь на свой посох. Крошка сопровождал Конрада, изредка порыкивая на трупы.

— Милорд, — позвал Конрад. — Идите сюда, милорд.

Данкен поспешно подошел к товарищу. Тот указал на тело у своих ног. Глаза лежавшего человека неожиданно открылись.

— Потрошитель, — проговорил Конрад, — Жив еще, сукин сын. Прикончить его?

— Не стоит, — отозвался Данкен, — Он сам долго не протянет.

Губы Потрошителя скривились в подобии усмешки.

— Стэндиш, — пробормотал он. — Вот и свиделись.

— Да, — подтвердил Данкен, — правда, при несколько иных обстоятельствах. Так как насчет моей шкуры?

— Они предали меня, Стэндиш. — Глаза Потрошителя закрылись. Помолчав, он продолжил: — Да, предали. Они велели мне убить тебя, а я не убил…

— И потому рассчитываешь на мое снисхождение?

— Меня использовали, Стэндиш, использовали, чтобы покончить с тобой. У них самих не хватило духу.

— Кто такие «они»?

— Поклянись, что не соврешь! — потребовал Потрошитель, открыв глаза. — Поклянись крестом!

— Ты умираешь, а потому я не стану тебе отказывать. Клянусь крестом, что скажу правду.

— Вы ищете клад?

— Нет, — ответил Данкен, — не ищем и не собираемся искать.

Потрошитель вновь зажмурился:

— Хорошо. Я верю тебе. А теперь пускай тот верзила…

Конрад взмахнул дубинкой.

— Остановись, Конрад, — произнес Данкен, качая головой. — Чего ради?

— Чтобы отвести душу.

— Не стоит, — ответил Данкен.

— Нужно прочесть отходную, — проговорил подошедший Эндрю, — напутствовать умирающего, иначе он не обретет покоя. К сожалению, я не знаю слов…

Веки Потрошителя на мгновение разомкнулись, но тут же сошлись снова.

— Уберите этого недоноска, — прошептал он еле слышно.

— Понял? — справился у Эндрю Конрад.

— Окажите мне милость, — выдавил бандит.

— Какую?

— Размозжите голову.

— Лично я отказываюсь, — заявил Конрад.

— Мои люди погибли. Помогите мне умереть.

— Ты умрешь и без нашей помощи, — сказал Конрад.

Эндрю швырнул на землю свой посох, выхватил у Конрада дубинку и с размаху опустил ее на голову Потрошителя. Конрад ошарашенно уставился на пустую ладонь.

— Хорошенькое напутствие, — хмыкнул Данкен.

— Я исполнил его просьбу, — отозвался Эндрю, возвращая дубинку хозяину.

Отряд остановился на ночлег на довольно значительном расстоянии от того места, где пали в схватке с безволосыми тварями люди Гарольда Потрошителя во главе со своим атаманом. С болота, над которым сгущались сумерки, доносился неумолчный жалобный стон. Путники развели костер, пламя которого, раздуваемое порывистым ветром, освещало то подножие холмов, то черную болотную воду. Сидя у огня, Данкен размышлял о том, что в болоте, в самой его унылой безбрежности, таится некая угроза. Куда ни глянь, повсюду заводи, травянистые кочки, поросшие ивняком и прочими водолюбивыми деревьями и кустарниками островки. Заплутаться среди них означает, по всей видимости, верную смерть, поскольку все доступные ориентиры до отвращения схожи между собой.