Он ничего не сказал аббату, потому что аббат, скорее всего, просто не поверил бы. Только что аббат сказал, что он романтик и живет в мире фантазий. Хотя где же и жить в мире фантазий, подумал он, как не на Брошенных Землях?

Наконец они достигли островка и поднялись на отлогий берег. Харкорт надеялся, что, когда они доберутся до островка, все это кончится, но ничего не изменилось: идти было не легче, чем по болоту. При обычных обстоятельствах он, выбравшись на сушу, присел бы отдохнуть, но теперь не стал останавливаться. Не остановился и аббат — Харкорт подумал, что он тоже будет идти вперед, пока они не освободятся от чар.

Если не считать нескольких деревьев у берега, островок был гол и невелик размером. Однако по нему шла тропинка — она привела их к противоположному берегу острова, за которым снова простиралась вода. Вдали из нее поднималось что— то вроде холма, сложенного из нагроможденных белых камней.

Снова ступив в воду, они сразу поняли, что наваждение кончилось. Вода была самая обыкновенная, и воздух был чист. Они увидели, что следующий остров, похожий на нагромождение камней, гораздо дальше, чем им показалось сначала.

Аббат шумно вздохнул.

— Слава Создателю! — произнес он с такой горячностью, какой Харкорт в нем никогда еще не замечал. — Наконец-то оно нас отпустило!

Они прошли еще немного, но ничего не менялось — мир вокруг оставался тем же, что и был. Оглянувшись, они увидели, как с берега в воду с плеском входят Иоланда и Шишковатый.

— Ты знаешь, что это было? — спросил аббат Иоланду. Та покачала головой:

— Какое-то мелкое наваждение, и все. Не знаю, откуда оно взялось.

— Кто-то только чуть дотронулся до нашего плеча, — сказал Шишковатый, — чтобы напомнить, что ждет нас впереди.

— Ну, теперь, кажется, все кончилось, — сказал Харкорт. — Надо побыстрее двигаться вперед. Солнце уже слишком низко; боюсь, что засветло нам до берега не добраться. Лучше всего дойти до того скалистого островка и там заночевать.

— Целых два дня ушло у нас на то, — сказал аббат, — чтобы пройти каких-то две лиги. При таких темпах мы никогда не доберемся.

— Доберемся, — возразил Шишковатый, — Обязаны добраться. И по болоту нам больше идти не придется.

Они направились к каменистому островку, идя уже не гуськом, а рядом. Солнце садилось за голубевшую на западе цепочку холмов, на болоте стало темнеть. Послышались крики ночных птиц, в небе появились стаи уток, подыскивающих себе место для ночлега. Над болотом поднимались клочья тумана, которые ползли над самой поверхностью воды, протягивая во все стороны свои призрачные щупальца. В темнеющем небе на востоке показалась бледная луна.

Снова их окружили призраки. Теперь Харкорту казалось, что время от времени он видит их туманные силуэты, хотя он не знал, действительно ли это призраки или просто клочья тумана. Их бормотанье, как и раньше, было невнятным, но в нем по-прежнему то и дело слышались жалобные мольбы о помощи и едва различимые предостережения. Но имени Элоизы Харкорт больше не слышал, да теперь уже и не был уверен, слышал ли его раньше: может быть, это был всего лишь плод воображения.

— Я еще никогда в жизни не испытывал на себе чар, — сказал аббат. — Должен сказать, жуткое ощущение. А вы когда-нибудь такое испытывали? Ты-то, Чарлз, нет, это я знаю, а остальные?

— Я — нет, — ответила Иоланда. — Но я сразу поняла, что это такое. Наверное, инстинктивно, потому что ничего такого со мной раньше не случалось.

— Два раза в жизни, — сказал Шишковатый, — я подвергался действию чар, и оба раза наваждение было куда сильнее, чем сейчас. Это очень слабое волшебство. Будто какому-то чародею просто вздумалось немного поразмяться.

— Я тоже поняла, что это не слишком серьезно, — подтвердила Иоланда. — Не чувствовалось, чтобы нам хотели причинить вред.

— Бог мой! — воскликнул аббат, — Уж не хотите ли вы сказать, что тут полным-полно чародеев и они только и ждут, пока не появится какой-нибудь путник, на котором можно попрактиковаться в своем искусстве?

— На Брошенных Землях ничему не следует удивляться, — сказала Иоланда.

— Ты так говоришь, словно тебе не страшно, — удивился аббат. — Ты это знала и все же решилась пойти с нами проводником?

— Мне страшно, — ответила Иоланда. — Но я немного верю в свои силы и думаю, что вовремя замечу опасность и что— нибудь сделаю, чтобы ее избежать. Вы же знаете, я здесь уже бывала.

— Да, ты мне говорила, — сказал Харкорт. — Только не могу понять, зачем тебе это понадобилось.

— Не знаю, смогу ли это объяснить, — отвечала Иоланда. — Меня сюда словно что-то тянет. Какое-то таинственное животворное ощущение, которое испытывает здесь моя душа.

Они шли по направлению к каменистому островку, который становился все ближе. Наконец они дошли до него и вскарабкались на камни. Издали островок казался белым, и теперь они увидели, что он на самом деле белый — огромные камни, белые, как мрамор, лежали горой, словно кто-то вывалил их посреди болота с гигантской повозки. Часть камней имела угловатую форму, другие были плоские и гладкие, как будто побывали в руках у гранильщика.

Некоторое время они сидели на камнях, глядя назад, на болото, которое только что пересекли. Сумерки сгущались, но еще можно было разглядеть островок с несколькими деревьями, темным пятном выделявшийся на фоне освещенного луной болота. Наконец Харкорт встрепенулся и поднялся на ноги.

— Пожалуй, надо залезть на вершину, — сказал он. — Оттуда, может быть, виден тот берег. До края болота должно быть не так уж далеко.

— Я пойду с тобой, — сказал Шишковатый.

«Наверное, лезть вверх по этим камням, — подумал Харкорт, — примерно то же самое, что подниматься на великие египетские пирамиды, о которых рассказывал мне дядя Рауль много лет назад. Пожалуй, даже труднее: в пирамидах плиты уложены аккуратно, а эти камни навалены как попало и порой так неустойчивы, что опасно на них ступать».

Осторожно выбирая дорогу, Харкорт и Шишковатый взбирались по грудам камней. Кое-где приходилось двигаться вбок, отыскивая место, где можно сделать еще шаг наверх. Но мало— помалу они продвигались к вершине.

Наконец Харкорт увидел, что осталось только перелезть через последний гладкий белый камень, который навис у него над головой. Встав на цыпочки, он протянул руки как можно выше и охватил пальцами край камня. Потом подтянулся, нащупал ногой точку опоры и рывком передвинулся выше, так что уже мог положить локти на поверхность камня. Поднатужившись изо всех сил, он перекинул через край сначала ногу, а потом и все тело. Он только собрался повернуться и протянуть руку Шишковатому, как вдруг увидел то, что находилось прямо перед ним.

Там был скелет — сначала Харкорт решил, что человеческий, но тут же понял, что ошибся. Скелет висел на приземистом кресте, нижний конец которого был зажат между двумя каменными глыбами. Крест стоял, наклонившись вперед, и Харкорту в первое мгновение показалось, будто скелет бросился на него и застыл в воздухе на полпути.

От неожиданности и ужаса у него перехватило дыхание. В сумеречном свете кости казались еще светлее, чем камни под ногами, а череп злобно ухмылялся сверкающими белыми зубами. Он увидел, что скелет прикручен к кресту цепями так основательно, что большинство костей все еще оставалось на месте. Череп был цел, нижняя челюсть держалась в нем крепко, все ребра тоже были налицо. Только на одной руке отвалились все пальцы, а на другой осталось только два или три. Немного покривившийся хребет опирался на массивный крестец.

— Чарлз, — раздался снизу голос Шишковатого, — дай мне руку, я никак не могу ухватиться.

Харкорт обернулся, выглянул из-за края камня и протянул руку. Шишковатый уцепился за нее и с помощью Харкорта перевалился через край. Он хотел подняться на ноги, но, увидев скелет на кресте, застыл на четвереньках.

— Это еще что? — спросил он.

— Он не человеческий, — ответил Харкорт. — Сначала мне показалось, что это человек.