— Милорд, — окликнул Конрад Данкена.

— Да?

— Надо бы посоветоваться.

— Ну? Что такое? Давай выкладывай.

— Злыдни не хотят, чтобы мы добрались до Оксенфорда, так? Сдается мне, они не хотят, чтобы мы вообще куда-либо добрались. Они раз за разом старались остановить нас. Что ж, им это удалось. Больше они нас могут не опасаться.

— К чему ты клонишь?

— Леди Диана.

— Что «леди Диана»?

— Может, она заодно с ними? Может, она нарочно нас сюда заманила?

На щеках Данкена заалел румянец. Юноша открыл было рот, но сдержался и промолчал.

— Я думаю, Конрад ошибается, — поторопился вставить Эндрю. — Она дважды выручала нас из беды. Навряд ли она поступила бы так, если бы была заодно со Злыднями.

— Наверно, — хмуро согласился Конрад. — Однако лучше подозревать друга, чем прозевать врага.

Вновь установилось молчание. Данкен вернулся к мысли о доставке манускрипта в Оксенфорд кружным путем. Он понимал, что эта затея заранее обречена на провал. Разумеется, Диана может долететь до Стэндиш-Хауса и рассказать лорду Дугласу и его милости, что произошло; однако дорога морем заказана. Ведь недаром Стэндиш-старший и архиепископ выбрали именно этот путь, через Пустошь. Вполне возможно, отец снова попытает счастья на суше: соберет дружину и отправит ее в поход. Но тут надеяться не на что. В шайке Потрошителя было без малого тридцать человек — и где они? Все мертвы. Им самим, продолжал размышлять Данкен, пока везет, к тому же их оберегает талисман. Но подожди-ка! Что мешает Диане, если она согласится, полететь не на север, а в Оксенфорд? Она передаст манускрипт епископу Уайзу, дождется ответа и прилетит обратно. Все очень просто.

Увы, вздохнул про себя Данкен, все это, к сожалению, беспочвенные фантазии, тщетные попытки отыскать хоть какую-нибудь лазейку. Он не рискнет расстаться с манускриптом, не отдаст его ни Диане, ни кому другому. Почему? Да потому, что не доверяет ни одному человеку, за исключением Конрада. В конце концов, кто заманил их сюда, в колдовскую ловушку? Диана. Теперь она извиняется, даже плачет, однако извиниться куда легче, нежели исправить содеянное, а слезы быстро высыхают. Вдобавок манускрипт доверили только ему; выходит, он просто не имеет права отдавать документ в чужие руки. Он — единственный, кто облечен, можно сказать, доверием Господа! Данкену стало стыдно, что он забыл, в чем клялся, когда брал у архиепископа драгоценный пергамент.

— Вот еще что, — прибавил Конрад. — Надо поговорить с демоном: а вдруг он сумеет нам помочь? Может, у него есть в запасе пара фокусов. Если мы пообещаем, что отпустим его на волю, если убедим…

— Лично я, — заявил Эндрю, — не собираюсь сговариваться с демоном. Он — исчадие ада.

— А мне показалось, с ним можно иметь дело, — заметил Данкен.

— Ему нельзя доверять, — возразил Эндрю, — Он рано или поздно обязательно подведет.

— Ты утверждал, что нам не следует доверять Шнырки, — буркнул Конрад. — Между тем послушай мы гоблина, нас бы тут не было. Он предупреждал, чтобы мы не подходили к Замку.

— Поступайте как вам вздумается, — фыркнул Эндрю, — Я умываю руки. А вы хоть целуйтесь со своим демоном.

— А если он нам поможет?

— Ну да, станет он помогать просто так! Помяните мои слова, он своего не упустит!

— Я готов на все, лишь бы спастись, — ответил Конрад.

— Нет, — хмыкнул Эндрю, — такая цена не по мне.

Бесполезно, подумал Данкен. Пускай Царап — на удивление приличный демон, помочь он не сможет. И потом, еще неизвестно, а не притворяется ли он всего-навсего таким добродетельным. Как ни крути, выручить их некому. Диана, если бы могла, давно бы открыла проход на свободу. А уж если ей не под силу, значит, надежд вообще не осталось. Подобное волшебство наверняка рассчитано на то, чтобы не поддаваться на ухищрения всяких глупцов и самозваных чародеев. Итак, пора признавать поражение. Они не могут покинуть Замок, то есть манускрипт не попадет в Оксенфорд; средоточию людских упований, как выразился его милость, уготовано бесславное прозябание в заколдованной глуши.

Данкен тяжело поднялся и двинулся вверх по лестнице.

— Вы куда, милорд? — справился Конрад.

Данкен не ответил, ибо не знал, что отвечать. Он не имел ни малейшего представления о том, куда направляется. Ему почудилось вдруг, будто его голова превратилась в полый шар, внутри которого не сохранилось ни единой мысли. Он сознавал только, что должен уйти; правда, не догадывался — от чего. Внезапно его как осенило: он понял, что уйти не получится, однако упрямо поставил ногу на следующую ступеньку. И тут услышал вопль — душераздирающий, исполненный невыразимого ужаса, нечто вроде полувизга-полувоя, какой, если верить молве, издают души грешников. Данкен застыл как вкопанный, не в силах шевельнуть ни рукой ни ногой. Вопль доносился из Замка. Первая мысль Данкена была о Диане. Однако он быстро сообразил, что Диана так кричать не может: слишком уж низким для женского был этот крик. Кто тогда? Катберт! Неужели Катберт?

Сжав волю в кулак, юноша разорвал путы страха, принудил тело к повиновению, в два прыжка взлетел по лестнице и оказался в зале, где немедленно убедился в правильности своей догадки. Катберт бегал по балкону в своей ночной рубашке с кружевными оборками на воротнике и рукавах и в ярко-красном колпаке. Он размахивал руками, словно отбивался от кого-то невидимого; на лице запечатлелось поистине дьявольское выражение, губы были все в пене. На середине очередного вопля чародей перескочил через балюстраду, перекувырнулся в воздухе, пронзительно взвизгнул и врезался в пол. Весь в белом, за исключением колпака, он лежал на полу этакой бесформенной кучей. Данкен рванулся к нему и неожиданно краем глаза заметил Диану, которая, все в том же платье, сбегала по лесенке, что спускалась с балкона в залу. Он хотел было поднять Катберта на руки, но увидел, что по мозаичному полу растекается лужа крови. Тогда он перевернул чародея, взглянул ему в лицо, вернее в то, что недавно было лицом, и уложил старика в прежнее положение, а затем двинулся навстречу Диане, схватил ее и не отпускал, хотя она отчаянно пыталась вырваться.

— Не смотрите туда, — проговорил юноша. — Прошу вас, не смотрите.

— Но Катберт…

— Он мертв.

Над ними что-то затрещало. Данкен вскинул голову и увидел, что балюстрада разваливается на глазах. Часть ее рухнула вниз; камни разлетелись в разные стороны, а откуда-то из подвалов Замка раздался протяжный стон. Неожиданно одна из тех колонн вдоль стены, что поддерживали балкон, покачнулась и медленно опустилась на пол, выгнувшись сверкающей дугой, как будто устала и прилегла отдохнуть. Однако, несмотря на всю плавность своего падения, от соприкосновения с полом она раскололась на мелкие кусочки.

— Бежим отсюда! — крикнул Конрад. — Замок рушится!

Исходивший словно из подвалов стон повторился. То стонала от невыносимого напряжения каменная кладка. По стенам залы зазмеились трещины, послышался глухой скрежет. Стены задрожали: это ворочались составлявшие их камни.

— Милорд! — надрывался Конрад. — Бегите, милорд! Бегите, ради всего святого!

Данкену мнилось, что все происходит во сне. Он направился к выходу, таща за собой упиравшуюся Диану. Позади с грохотом осыпались стены. Мэг и Эндрю стояли на лестнице. Конрад кинулся к Данкену, намереваясь, очевидно, помочь хозяину.

— Помогите! — возопил кто-то дурным голосом, — Не оставляйте меня!

Данкен резко обернулся. Демон Царап спрыгнул со своего постамента, очутился на полу и теперь пытался вырвать из колонны цепь, которой был прикован. Данкен подтолкнул Диану, руку которой до сих пор сжимал в ладони:

— Беги! Беги и не оглядывайся!

Не дожидаясь, пока она подчинится, юноша бросился к демону. Однако Конрад опередил его, отпихнул Царапа в сторону, ухватился за цепь и дернул изо всех сил. Цепь тоненько зазвенела, но скоба не поддалась.

— Разом! — выдохнул Данкен, тоже хватаясь за цепь, — Ну— ка, взяли!