«Верно, пирамиды нет. Но камни, из которых оно было сложено, валяются на земле. Кто-то их разбросал.»

Подойдя к камням вплотную, Коркоран убедился, что камни действительно разбросаны, а в середине между ними выкопана яма. Зола, оставшаяся от выгоревшего костра, по сравнению с песком казалась молочно-белой.

— Волки или лисицы, — определил Коркоран. — Расшвыряли камни, специально чтобы подобраться под них. Под пирамидой было зарыто что-то для них привлекательное.

— Наверное, мясо, — догадался Дэвид. — Вероятно, Бун отложил кое-что про запас и пирамиду возвел, чтобы хищникам было сложнее до него добраться. Коркоран кивнул: догадка представлялась вполне обоснованной. — Но тут должна была быть записка. Все сходится. Зола от костра. Скелет большого зверя. А вон та куча железок — видимо, все, что осталось от насланного на нас страшилища. Ну-ка поглядим внимательнее… — Они обошли все вокруг, но записки как не бывало. Дэвид подвел черту: — Бесполезно. Записку унес ветер. Теперь ее не сыщешь…

Коркоран осмотрелся заново. Равнине не было ни конца ни края. Вдали, как дрессированная змея, извивался пылевой смерч. На самой границе видимости в восходящих потоках теплого воздуха плясали какие-то темные точки. Бизоны, сказал себе Коркоран, хотя невооруженным глазом определить это с точностью было никак нельзя. Но, по крайней мере, выбеленный скелет принадлежал доисторическому бизону. Череп лежал наклонно, один рог в земле, другой задран к небу. Таких мощных рогов на американском континенте не было больше ни у кого, кроме бизонов.

Кто же убил этого бизона? Бун? Значит, у него было крупнокалиберное ружье, из другого такого зверя не свалишь. А если ему досталась крупнокалиберка, то, может, он уложил и страшилище? Бесполезно гадать, докопаться до истины все равно не получится.

— Ну и что нам теперь делать? — осведомился Дэвид.

— Побродим вокруг, — предложил Коркоран. — Может, встретим Буна, куда бы он ни отправился. А может, найдем его тело. Хотя трудно допустить, что кому-то по силам его прикончить. Он, дуралей, бросался в такие рискованные предприятия, бывал в таких передрягах, что должен был погибнуть давным-давно. Но всегда выживал, словно заговоренный…

— Слажу-ка я на вершину, — решил Дэвид. — Надо полагать, оттуда широкий вид, есть шанс заметить что-нибудь, что наведет на след.

— Хорошо бы прихватить бинокль…

— Сомневаюсь, что у нас есть бинокль. Впрочем, пойду поищу.

Дэвид полез обратно во времялет, а Коркоран приблизился к монстру, превращенному в груду металлолома. Вплотную подходить не рискнул, обогнул обломки по кругу — хотя, если разобраться, какой угрозы можно ждать от искореженных железок? Но осторожность, обычно ему не присущая, шептала: будь начеку, держись подальше!

— Бинокля у нас нет, — сообщил вернувшийся Дэвид. — Хорас в спешке свалил в машину что попало, толком ни о чем не подумав…

— На вершину, пожалуй, лучше подняться мне, — сказал Коркоран.

— Нет, нет. Я умею лазить по горам.

— Ну хорошо, а я тем временем обойду холм у подножия. Ни на что особенное я, впрочем, не рассчитываю. Во всей этой истории есть что-то странное. Я даже задаюсь вопросом не улетел ли Бун вместе с Инид?

— Генри думает, что не улетал.

Коркорану захотелось отпустить в адрес искристого Генри не особо лестное замечание, но он сдержался и просто спросил:

— А, кстати, где он, ваш Генри? Он уже давненько не произносил ни слова, да и искорок я что-то не замечаю.

— Коль на то пошло, я тоже не ощущаю его присутствия. Но это ровно ничего не значит. Никуда он не денется, пожалует снова. Наверняка шляется где-нибудь по окрестностям, вынюхивает, что может.

Вместо бинокля Дэвид принес из времялета дробовик. Он поднял ружье вертикально за ложе и протянул Коркорану.

— Возьмите. В ваших руках от него будет больше проку.

Коркоран отказался:

— Не думаю, что нарвусь на серьезные неприятности. Уж постараюсь не нарваться. Только вы не вздумайте палить по кому попало. Тут могут попасться такие твари, для которых дробовик — не более чем хлопушка.

Дэвид пристроил ружье поудобнее под мышкой. Отказ Коркорана доставил ему очевидную радость.

— За всю свою жизнь я не сделал ни одного выстрела — ни из этого ружья, ни из любого другого. Хотя на прогулках в Гопкинс Акре я привык носить его с собой. Это самое ружье стало как бы частью моего тела. Я просто чувствую себя лучше, самостоятельнее, когда со мной ружье. Правда, я всегда носил его незаряженным.

— Примите мой совет, — сказал Коркоран с известной неприязнью, — и на сей раз зарядите его. Патроны у вас есть?

Дэвид похлопал по карману куртки.

— Патроны здесь. Две полных пригоршни. Даже в Гопкинс Акре у меня с собой всегда было два патрона, вынутых из патронника. Когда я возвращался домой, то вставлял их обратно. Тимоти настаивал на том, чтобы на стойке все оружие хранилось заряженным.

— Ну не бессмыслица ли таскать ружье, если не собираешься им пользоваться! — воскликнул Коркоран. — Зачем было грузить во времялет незаряженное ружье? Мой папаша когда-то учил меня, когда подарил мне первое мое ружье: даже не наводи его ни на что, если не хочешь стрелять. Я принял совет к сведению и никогда не целился ни по какой добыче, если не был готов убить ее.

— А я целился, — ответил Дэвид. — Целился, но не убивал. Сотни раз целился по птицам, когда их поднимали собаки, а спусковой крючок не нажал ни разу.

— И что вы стремились этим доказать — что стали наконец-то цивилизованным человеком?

— Сам теряюсь в догадках, — признался Дэвид.

Обходя холм вокруг, Коркоран обнаружил родничок, из которого сочилась вода, и ямку под родничком, куда она стекала. Неожиданно столкнулся с барсуком, яростно зашипевшим на человека и тут же удравшим вперевалку. Потом приметил волка, бегущего следом, но волк держал дистанцию, не приближался, хоть и не отдалялся, и Коркоран решил не обращать на него внимания.

Больше ничего не произошло, ничего интересного не попалось. Спустя час-полтора Коркоран, обогнув холм, вернулся к месту посадки времялета. Незадолго до этого волк отказался от преследования и скрылся.

Солнце склонялось к западу и висело уже довольно низко над горизонтом. Подле старого кострища оставались заготовленные дрова, разжечь огонь было минутным делом. Сходив к родничку, Коркоран принес ведерко воды. Когда Дэвид покончил со своим восхождением, на огне стояли две сковородки — на одной шкворчал бекон, на второй жарились оладьи.

Дэвид шлепнулся наземь, водрузил ружье на колени и объявил:

— Нигде ничего. Вдали на равнине пасутся какие-то стада, а больше ничего. Самое унылое местечко, какое я когда-либо видел.

— Налейте себе кофе, — предложил Коркоран. — Оладьи готовы, можно начинать. И не забудьте про бекон. Тарелки и чашки — вон там на одеяле.

Немного насытившись, Дэвид поинтересовался:

— Что, Генри так и не объявился?

— Ни слуху ни духу.

— Странно. Он обычно не исчезал без предупреждения. Да и пропадать так надолго тоже не в его правилах…

— А может, его осенила внезапная идея, и он ее проверяет?

— Будем надеяться, что так. Должен сказать, — признался Дэвид, — временами я перестаю его понимать. Да, конечно, он мне брат, но как ни силюсь, не могу воспринимать его, как воспринимал бы кровного родственника во плоти. Брат-то брат, но в высшей степени необычный. Наслушался елейных посулов, позволил бесконечникам заманить себя, а процесс не пошел. Или он сам оказался такой причудливой, извращенной личностью, что процесс на него и не был рассчитан…

Коркоран попытался найти утешительные слова.

— Не волнуйтесь за него. Что с ним может статься? До него, что называется, никакой боксерской перчатке не дотянуться.

Дэвид помолчал и спросил:

— Ну и что, по-вашему, нам теперь делать? Какой смысл торчать здесь?

— Отчаиваться рано. Мы провели тут всего несколько часов, — резонно заметил Коркоран. — Подождем хотя бы до утра. Может, новый день подскажет новые мысли…